– Да. Завтра она туда, а я в клуб. Надо заняться делами.
– Знаю я твой клуб, – усмехнулся Гадес. – Неудивительно, что в Лондон зачастили боги.
Сет пожал плечами:
– Неф нравится следить за современным искусством, а мне приятен электронный и неоновый хаос в клубе. Очень милое место.
– Алкоголь и наркотики специально для богов.
– Нужно же нам развлекаться.
Подобные человеческие препараты действовали на богов слабо, хотя позволяли наслаждаться вкусом. Но существовали и аналоги, как настойка на водах Стикса или вино Шезму. Гадес понадеялся, что в аромапалочках Нефтиды, которые она так любила жечь, не примешано ничего такого.
Со стопкой бумаг Сет поднялся с места и заявил, что Гадес может делать, что хочет, а он пошел спать.
– Уже? – вскинул брови тот. Они, конечно, давно не виделись, но он не помнил, чтобы Сет хоть когда-то ложился рано. Его временем, как и Гадеса, всегда оставалась ночь.
– Устал, – коротко ответил Сет. – Ощущать, как убивают других богов несколько… выматывает.
Уже в дверях он спросил:
– Ты же завтра возьмешь Софи на репетицию «Стикса»?
– Я обещал ей. Но Хель тоже захотела пойти.
– Ты ей, конечно, отказал?
– Она хотела поговорить о мертвецах.
Сет смерил его взглядом и вздохнул:
– Иногда ты такой идиот.
В этот день репетиции «Стикс течет вспять» не задались с самого начала. Стив опоздал и был даже более молчалив, чем обычно. Эллиот забыл и очки, и линзы, а Майки жаловался на похмелье. Только Роуз, чьи волосы не успели изменить цвет с прошлого раза, отпаивала всех принесенным в термосе чаем.
Маленькое помещение, опутанное проводами, не располагало к разговорам, поэтому Софи пристроилась на единственном кресле в углу комнаты. Гадес боялся, что ей будет скучно и она просидит все время, чувствуя себя не в своей тарелке, но ничуть.
И она с интересом наблюдала за тем, как все играют и за препирательствами Эллиота и Майки, о чем-то пошепталась с Роуз и поглядывала на Стива.
В общении с самим Гадесом Софи с утра явно чувствовала себя смущенно, поэтому он поспешил сказать, что не торопит ее, но и ни о чем не жалеет, и вручить кофе, до этого сваренный Амоном. Софи только кивнула, ее рука чуть дольше задержалась на пальцах Гадеса.
Хотя пока они ехали в машине, Гадес пару раз ловил на себе взгляды Софи, но не мог понять их. И боялся обманываться.
К его облегчению Хель прислала сообщение, что утром у нее дела и она приедет позже. А вот сердечко в конце ничуть не обнадеживало.
– Стив, ты даже в ноты не попадаешь! – возмутился Майки. – Не попадать на басу – это, блин, талант!
Стив пробормотал что-то, пожав плечами, а на Майки тут же налетела Роуз:
– Да что ты пристал к бедному мальчику! У него проблемы с Молли.
«Бедный мальчик», бывший на несколько тысячелетий старше Роуз, только смущенно глянул на Гадеса. И тот подумал, стоит узнать, что за проблемы. Хотя в глубине души не мог не признать, что мелочно этому радуется: предательство Гипноса могло уберечь Молли от гнева богов, но не от обычных человеческих сложностей.
– У всех проблемы, – проворчал Майки, но куда спокойнее. – Это не значит, что надо лажать.
Эллиот прищурился:
– Или пить. Тебе мало того, что произошло в последний раз?
– Ой, да ты со мной был! За собой следи.
Гадес насторожился. За суетой последних дней он упустил из виду, что стоило узнать, помнят ли эти двое о произошедшем у клуба. И если да, то что конкретно.
– А что случилось? – осторожно спросил он.
Майки закатил глаза, Эллиот вздохнул:
– Мы увлеклись празднованием удачного концерта. Я даже не помню, как мы оказались на улице и чуть там не вырубились. Хорошо, какая-то девица помогла.
Нефтида. Это была Нефтида. И они не знают деталей, с облегчением подумал Гадес.
– Я вот помню, что девица была симпатичной, – усмехнулся Майки. – Если бы не был так пьян, то попросил бы у нее телефончик.
– Может, к лучшему, что не стал, – добавил Гадес.
Он перехватил насмешливый взгляд Софи и ее улыбку: они одновременно представили и Нефтиду, которая пишет свой телефон, звеня браслетами, и хмурого Сета.
– Может, уже порепетируем? – вздохнула Роуз. – В этом месяце концертов много. Я очень рада, что вы так отчаянно веселитесь после, но давайте все-таки поработаем до.
Они честно пытались. Даже пару раз выдали неплохой результат, но в целом репетиция не задалась. Каждый из присутствующих поглядывал на Гадеса: их негласный лидер, он мог со вздохом сказать, что на сегодня все. Но не хотел.
Не сдаваться, не признавать, что ничего не вышло. Гадес не умел этого и не желал учиться.
Тьма и смерть всегда способны найти лазейку – или пытаться до тех пор, пока не получится.
И он тоже.
Поэтому они продолжали терзать струны и клавиши, срывать голос до хрипоты и пить кофе, который приносила Софи. Так что в итоге под вечер добились неплохого звучания, и даже Гадес был вынужден признать, что они готовы к концерту.
– Как тебе? – подмигнула Роуз Софи, пока убирала синтезатор. – Не разрушилась магия музыки, когда увидела все изнутри?
– Конечно, нет! Наоборот, это… любопытно.
Роуз повернулась к Гадесу:
– Подвезешь до бара Сэма?
– Он сегодня работает?
– Нет, но его сорвали по каким-то делам. Хочу заехать.
– Конечно.
Гадес предпочел бы поехать с Софи наедине и услышать, что она действительно думает. Но отказывать Роуз он не хотел, поэтому, попрощавшись с Майки, Эллиотом и кивнувшим Стивом, Гадес помог Роуз закинуть синтезатор в машину, и втроем они направились к бару, где работал муж Роуз.
Уже по пути пришло сообщение от Хель. Она хотела встретиться, и Гадес кинул ей адрес.
Он не любил это место. Слишком тесное, пропахшее алкоголем, с маленькими столиками и дурацкими флагами разных государств вдоль стен. Роуз тут же упорхнула к мужу, а Софи уселась на предложенный стул. Единственное, за что Гадес всегда любил бары, так это за еду: выбор небольшой, но вся она сытная.
– Часто здесь бываешь? – с любопытством огляделась Софи.
– Нет. Мне тут не нравится. Но иногда подвожу Роуз.
– Необычная пара, клавишница с цветными волосами и бармен.
– Что же необычного? Мы выбираем тех, кто близок нам по духу.
Гадес думал, она не обратит внимания на слова или смутится. Опустит глаза на потертую столешницу, и только мутный свет не даст разглядеть, как Софи покраснела. Но вместо этого она посмотрела прямо на него и спросила:
– Так и ты выбрал меня?
Он улыбнулся. И даже в этом баре, полном людей, ощутил тьму на кончиках пальцев – своих и ее. Наклонился:
– А ты?
Расстояние между их лицами было таким маленьким, что они могли ощутить дыхание друг друга. Гадес видел глаза Софи, и пусть она ничего не помнила, но их глубины – это Подземный мир. А в ее зрачках отражался сам Гадес.
Она медленно отстранилась, вернулась на место, хотя не разорвала зрительного контакта. Она дразнила и провоцировала, и в этом было куда больше от королевы Подземного мира, чем от богини весны. Это заставляло желать ее. Коснуться, поцеловать, раздеть. Не останавливаться.
Гадес был богом смерти – тем, кто однажды не побоялся пойти против Деметры, Зевса, да хоть всего мира. Но и Персефона никогда не была кроткой.
– Нравится, когда тебя целуют? – спросил Гадес, его голос звучал хрипло после целого дня, проведенного за пением.
– Мне нравится, когда ты меня целуешь. Это было… не так, как с другими.
– Они же не боги.
– И не такие скромные.
Гадес улыбнулся, а бойкая официантка уже подавала им еду – но не успели они начать, как Гадес ощутил присутствие другого бога. А через секунду его обвили тонкие холодные руки, которые несли смерть и аромат погребальных костров.
– Хель.
Она легко поцеловала его в щеку и уселась на свободный стул. Поздоровалась с удивленной Софи.
Очаровательно улыбнулась:
– У них же есть мясо? – и подозвала официантку.
Колокольчики, вплетенные в ее волосы, звенели, косточки постукивали друг о друга, а накрашенный угольно-черным лаком пальчик летал по меню.
Гадес был знаком с Хель многие сотни лет и знал, что она ко всем относится достаточно панибратски, как будто они старые друзья и близкие знакомые. И это тоже своеобразная маска – боги редко доверяют друг другу настолько, чтобы показывать себя настоящих. И еще реже настолько храбры, что решаются не носить масок.
Как-то раз Хель призналась Гадесу, что любит касаться богов и людей, потому что они неизменно вздрагивают, теряются: слишком ледяные у нее руки, навевающие мысли о боли и смерти, о холоде и стонущих душах.
– Даже Зевс вздрагивает, – Хель усмехалась, когда рассказывала об этом Гадесу, – хотя никогда не признается. Даже боги боятся смерти – причем сильнее, чем люди. Боги теряют больше. Только ты всегда спокоен.
– Потому что сам несу смерть.
Хель не коснулась Софи, хотя вряд ли Зевс рассказал ей, что она и есть Персефона. Гадес тоже не считал нужным делиться информацией, но Хель все-таки уважала чужой выбор – в том числе спутников.
Она положила голову на сцепленные в замок руки:
– Я не помешала? – Бросила короткий взгляд на Гадеса. – Могу вернуться позже. Я хотела поговорить… о некоторых профессиональных делах.
– Софи в курсе всего. Говори.
Хель пожала плечами: если Гадес считал, что при Софи можно, она не была против. Но прежде чем принесли заказанное жаркое, Хель успела рассказать, что ей очень нравится Лондон: холодно, сыро, и город, кажется, не пытается выглядеть уютным.
Когда нож отрезал первый кусочек мяса, Хель серьезно произнесла:
– Не хотела говорить Зевсу, пока не обсужу с тобой. Что с твоим царством мертвых?
– В смысле? – осторожно спросил Гадес.
Хель вздохнула:
– Давай не ходить вокруг да около, а? Кто-то проверял на прочность границы моего мира мертвых. Что у тебя?
– То же самое. Не так давно. Не уверен, что кто-то хотел именно проникнуть внутрь, но небольшой подарок мне оставили.