– Что за подарок? – Хель попробовала мясо и одобрительно кивнула. Собрала на тарелке листья салата.
– Скелет. Скелет прошлого воплощения Персефоны.
Гадес видел, как взлетели брови Софи, и она торопливо взяла коктейль, чтобы отпить, как будто пряталась за ним. Опустила голову и с преувеличенным вниманием занялась содержимым собственной тарелки.
– Неприятно, – признала Хель. – Значит, этот кто-то хорошо тебя знает. Мне просто оставили послание.
Она сделала паузу, в этот момент удивительно похожая на Софи, слишком долго и тщательно отрезая мясо. Но потом все-таки вздохнула и посмотрела на Гадеса:
– «Держи своих псов на цепи».
Хель вернула взгляд к тарелке, а Гадес задумчиво отпил из стакана. Есть ему больше не хотелось.
– У тебя ведь тоже псы? – спросила Софи.
– Да. Мое царство охраняет Гарм, он похож на Цербера, пусть они и не ладят.
Гадес невольно улыбнулся: две собаки действительно не очень-то друг друга любили, при встрече выясняя, кто же из них мощнее – это было почти бессмысленно, учитывая, что в мире людей оба не обладали полной силой.
– Он один?
– Думаю, в записке речь шла больше о моем брате.
Софи нахмурилась, явно не понимая, кто брат Хель и почему речь зашла о нем. Но Гадес отлично пояснил:
– Фенрир. Он один из немногих, кто в мире людей может пребывать как в человеческом облике, так и в… ином. Огромного волка.
– Где он сейчас?
– Если бы я знала, – Хель привычно улыбнулась, но Гадес видел, что ее задумчивый взгляд остается грустным. – Он исчез несколько лет назад. Ничего необычного, иногда он так делал. Но на этот раз… задерживается. И не дает о себе знать. Даже мне.
Гадес хорошо помнил Фенрира – он был одним из тех, кто не пытался казаться кем-то другим, а еще очень походил на сестру. И пожалуй, они одни из немногих братьев и сестер, известных Гадесу, кто действительно был близок.
– Это угроза или намек, что кому-то известно, где Фенрир?
Хель пожала плечами:
– Не знаю. И не могу понять, зачем кому-то понадобились царства мертвых, да еще вздумалось задевать лично их владык. Не знаешь, что у других?
– Осирис никогда не расскажет.
– Долбаный упрямец, – скривилась Хель. – На месте Сета я бы тоже захотела его убить. С Осирисом невозможно договориться! Другие?
– Я спрашивал, но пока никто не ответил. А ты вместо ответа решила приехать сама.
– Только не говори, что не рад мне! – рассмеялась Хель. – Мне было скучно, а еще Зевс сюда собрался. Я решила, что пропускать веселье глупо. Помнишь, как…
И дальше Хель долго и в красках предавалась воспоминаниям. Гадес слушал ее вполуха, больше размышляя о мирах мертвых и о том, зачем они кому-то нужны.
В этом не было смысла – но так же не было его и в убийстве богов.
И Гадес не мог не вспомнить, что изначально нападение у клуба тоже казалось не очень-то разумным. Пока ловушка с богами-лекарями не захлопнулась. Вот и сейчас Гадес мучительно остро чувствовал, что они снова что-то упускают. Что-то важное, четкое, и сами себя тоже загоняют в ловушку – возможно, теперь большего размера.
Он очнулся на моменте, когда Хель в красках расписывала, как в Лондоне, но лет сто назад, она потащила Гадеса в местный бордель, чтобы показать «женщин эпохи». Она негромко смеялась, а ее пальцы легли на руку Гадеса.
Он мягко высвободился, сцепив ладони на почти пустом стакане.
– Это было давно, – коротко заметил Гадес. – Что ты сейчас? Что Зевс?
Прервавшись, Хель даже не попыталась скрыть недовольного выражения лица. Пожала плечами:
– Раз это касается всех, я расскажу ему о послании. И он уже обещал помочь с поисками Фенрира. Это важно.
Гадес не стал говорить, что Зевс может пообещать что угодно, особенно если разговор шел в постели. Но не сомневался, что Хель и так в курсе.
Стул Софи оглушительно проехал по плитам пола. Она поднялась, сжимая в руках телефон.
– Мне пора.
– Куда? – не понял Гадес.
– Забрать кое-какие вещи из дома. Амон обещал помочь.
Ее голос источал лед и холод самых темных уголков Подземного мира. Она ничего больше не сказала и молча ушла под взглядом удивленного Гадеса.
Хель рассмеялась – как будто косточки перестукивались друг о друга – и сказала негромко:
– Я ей точно не понравилась.
Что-то было не так. Очень не так. Это ощущение проникало в Гадеса сквозь поры кожи, просачивалось с каждым вдохом.
И если до этого он думал о Персефоне, то теперь мог думать только об этом: что-то не так.
Ощущение настигло позже вечером, когда, в квартире Сета, в комнате, которая теперь считалась его, Гадес пытался понять, как закончить песню. Она никак не давалась, зато отлично отвлекала. И тогда, в сумерках, когда пора было включать свет, Гадес ощутил на кончиках пальцев: что-то не так.
Он не мог усидеть на месте и ходил туда-сюда по комнате, пока ждал ответа от Харона. И надеялся, что тот не будет опять игнорировать телефон.
Когда его собственный наконец-то завибрировал входящим сообщением, Гадеса скрутила боль. Не резкая, а топкая, липкая, не накатывавшая волнами, а заполняющая целиком.
«Ты нужен здесь».
Кинув телефон на кровать, Гадес подошел к стене, где тут же замерцала вызванная дверь: она появлялась там, где он жил.
Что-то не так в Подземном мире, и он нужен там – теперь он ощущал это и без всяких сообщений. Это всегда отзывалось болью, и ему просто нужно попасть туда.
Но внезапно Гадес понял, что не может сосредоточиться. Боль мешала, тихонько разрывала тело, и силуэт входа плыл перед глазами, не желая превращаться в полноценную дверь. Что-то было настолько «не так», что он не мог пройти.
Наполняемый болью и слабостью, Гадес рухнул на колени. Его мутило, и он отстраненно подумал, что скажет Сет, если наблевать на один из его ковров.
Сет!
Гадес вроде бы слышал шум час или полтора назад, значит, кто-то есть дома.
Сет действительно обнаружился в их с Нефтидой спальне, в постели. Татуировки на его спине будто шевелились, чернила ползали под кожей, скрывавшей мускулы. Нефтида под ним вскрикнула, заметив Гадеса, бессильно прислонившегося к дверному косяку.
– Какого хрена? – Сет обернулся. – Аид, стучаться не учили?
Но выражение его лица быстро изменилось.
– Аид?
– Мне надо в Подземный мир, – выдохнул Гадес, – но Врата… я не могу открыть Врата…
Он обессиленно сполз вниз и, наверное, упал бы, не подхвати его руки Сета.
– Где Персефона? – отрывисто спросил Сет. – Она откроет.
– Они с Амоном поехали к Деметре, за вещами, – голос Нефтиды звучал испуганно.
– Звони.
Гадесу показалось, он все-таки отключился на какое-то время – потому что почти сразу услышал встревоженный голос Нефтиды, что никто не отвечает. Это было плохо. Но Гадес не мог ничего сказать, его мелко трясло и все-таки стошнило.
– Оставайся с ним, Неф. Я привезу Персефону.
13
Персефона вздрагивает от сухих рыданий. Слезы давно высохли, и сейчас ей хочется плакать и просить прощения, но глаза остаются предательски сухими.
– Сеф…
Аид сидит у ее постели, гордый, непокорный, сейчас он кажется сломленным, а на его лице отражается та же боль, что гнездится внутри Персефоны. Клокочет в ее легких, болезнью отнимает последнее дыхание.
– Сеф…
– Перенеси меня домой.
Она не хочет умирать здесь, среди белых стен и равнодушной стерильности. Она не хочет, чтобы Аид видел этот момент – но он знает его, чует так же безошибочно, как Цербер – невидимый след.
Персефона хочет умереть дома, под тихий шелест вод Стикса, в запахе асфоделей, под сумрачным небом с фиолетовыми искрами.
Боль прорезала ее тело, не пульсировала, но будто бы накатила. Ощущением слабости, напряжением где-то в области затылка. Софи открыла глаза, шевельнулась: боль не исчезла, но и не становилась сильнее. Как будто воздух сжимал ее.
Но стоило открыть глаза, Софи попыталась понять, что вообще происходит и где она.
Хотя машину матери узнала сразу. Сиденье пахло травами и до сих пор не выветрившимся маслом розмарина – его пролила сама Софи не так давно.
Окончательно просыпаясь, Софи дернулась и поняла, что даже пристегнута ремнем безопасности. Мотор работал, но салон был пуст. Обернувшись, на заднем сиденье Софи увидела небрежно сваленные вещи. Машина стояла около дома, и там еще горел свет.
Первой мыслью было как можно быстрее выскочить из машины матери, потому что ничего хорошего ждать не приходилось. Но ее самой пока видно не было… и где Амон? Они же вместе приехали.
Глубоко вздохнув, Софи попыталась вспомнить сегодняшний день.
Репетиция группы не была скучной, но еще раз смотреть на это Софи не очень хотела, хотя парни из группы ей понравились, да и Роуз была чертовски мила. Потом тот бар… и белобрысая девица, которую Софи никак не могла воспринимать как скандинавскую богиню смерти.
И как же выбесил Гадес! Сначала рассказывает, что она ему жена и чуть ли не единственная, целует… а потом спокойно кивает, пока Хель заливает, как им было весело! Что ж, пусть тогда с Хель и обнимается. В конце концов, Софи понятия не имеет, чем (и с кем) занимается Гадес, пока ждет – как утверждает! – свою Персефону.
Помнится, Софи хотела заехать домой за вещами – она ничего не имела против одежды Неф, но это совсем не ее стиль. А практичного подхода Сета «купи новую» Софи не понимала – да и денег у нее не было. Софи взяла ноутбук, когда сбегала, но остались какие-то памятные вещицы, пара украшений… да и одежда. За одно платье Софи несколько дней билась на «Ибэй», а на серебряный кулон, как у Арвен во «Властелине колец», три месяца откладывала карманные деньги. Это все еще было той жизнью, которую она помнила.
И набор белья, подаренный одноклассницами в прошлом году… интересно, Гадесу нравится черное кружево?
Мысли о нем снова всколыхнули раздражение, и Софи вспомнила, что к матери не хотела ехать одна. Компанию ей согласилась составить Нефтида, но позже вечером – а Софи не терпелось уйти из бара – свободен был Амон, и именно ему в такси она возмущенно высказывала все по поводу Гадеса и «белобрысой дуры».