Слова Зевса звучали ровно, но Гадесу казалось, они падают тяжелыми свинцовыми шариками. Ударяются о стеклянную поверхность стола между листами бумаги, оставляя невидимые трещины.
Зевс явно думал об этом если не всю ночь, то утро уж точно. Хотя Гадес хорошо знал брата и был почти уверен, что тот вообще не спал.
– Он ранил тебя, – сказал Гадес.
– Я оказался не в то время не в том месте. Уверен, Посейдон просто хотел выкрасть Оружие. А там были я и Тот. Я попытался задержать его. Не вышло.
– Зелье…
– Сет был так любезен, что с утра прислал мне коробку.
– Правда?
Зевс улыбнулся так же лучезарно, как и всегда:
– Все равно мало. Если не принимать регулярно, это ослабит нас обоих. Но я пытаюсь связаться с некоторыми оставшимися лекарями. Тут точно пригодятся их знания. А Оружие мы уничтожим. И я хочу, чтобы ты поговорил с Фенриром. Если надо – пытай.
С удивлением Гадес посмотрел на Зевса, но тот явно не шутил.
– Я знаю, Гадес, ты справишься.
– Ты не можешь гарантировать безопасность Хель, если Договор будет расторгнут. Если Фенрир выложит все, что знает.
– Не могу. Но если мы не будем знать точно, кто наш противник, то ничьей безопасности нельзя гарантировать. Персефоны, например. Ее уберут, если она встанет на пути. И Сет. В нем сейчас слишком много силы Осириса, но яд ослабит и его.
– Если не прекратишь манипулировать, я тебя ударю.
Зевс рассмеялся и взял стакан с виски:
– Зато не предашь.
Он протянул стакан Гадесу, и тот рассеянно его взял. Озвучил то, что пришло в голову еще дома:
– А ты не думал, что с Посейдоном может быть связана Гера? Она уже помогала ему.
– Думал, – кивнул Зевс. – Гера может мстить мне, устраивать гадости… но никогда не станет делать что-то такое, что навредит всему пантеону.
Возражать Гадес не стал. В конце концов, Гера действительно не имела отношения к теням, хотя и была очень сильной. Не просто жена Зевса, но по-своему тоже глава пантеона.
Выудив из-под стола открытую бутылку виски, Зевс поднял ее, будто в тосте:
– Что ж, давай выпьем за нашего покойного брата, которому слишком хотелось власти! И больше не будем о нем вспоминать.
Пригубив виски, Гадес вспомнил, что это древнее и серьезное проклятие: изгнать имя из записей и памяти, как будто человека никогда не было. Для бога, который действительно переставал существовать, особенно символично.
После встречи с Зевсом Гадесу пришлось почти сразу отправиться в Подземный мир. У Харона возникли проблемы, не связанные ни с границами, ни с убийством богов, и Гадес даже был рад. К тому же души бились в него, стоило немного побыть Вратами. А в мире людей он все еще ощущал слабость после отравления, впустить умерших, находясь в Подземном, куда проще.
В итоге Гадес вернулся в квартиру Сета только поздно вечером – зато все уже были в сборе.
Анубис босиком, в футболке и джинсах, сидел на диване, скрестив ноги, и рассматривал карты в руках, изредка хитро поглядывая на Сета – он сидел через стол, совершенно невозмутимый.
– Не играй с ним в покер! – посоветовал Гадес Анубису. – Не заметишь, как проиграешь пару человеческих душ и царство мертвых в придачу.
– Иди на фиг, Аид, – спокойно сказал Сет, даже не поворачиваясь в его сторону.
Рядом с Анубисом развалился Амон, бесцеремонно заглядывая в его карты. Радостно заявил:
– О, я уже проиграл! Так что должен каждому пару булочек. Мороженое на сегодня сойдет?
Нефтида и Софи сидели в стороне, явно не принимая участия в игре. Когда Амон рванул на кухню за мороженым, Нефтида только закатила глаза и, пробормотав что-то вроде «Не найдет же», последовала за ним.
Софи осталась одна, и Гадес был этому рад. Он не любил ни карточных, ни азартных игр, тем более хотел поговорить с Софи. Поэтому присел рядом с ней.
Она опустила голову, распущенные рыжие волосы упали на лицо, закрывая его. Софи рассматривала стиснутые на коленях руки, как будто это сейчас было самым важным.
– Сеф, – негромко сказал Гадес. – Если Геката права и ты сама хотела ничего не помнить…
– Ты злишься?
– Да, – не стал скрывать Гадес. – Но могу понять, зачем ты это сделала.
– Я ничего не рассказала.
– Ты не могла.
С удивлением Софи вскинула голову и, нахмурившись, посмотрела на него. Настал черед Гадеса отводить глаза.
– В прошлой жизни ты правда отказалась от Подземного мира и меня. Я разозлился. Сильно. И… мы почти не виделись. Я услышал твой зов, только когда ты умирала.
Ему не было просто это вспоминать. Гадес понимал, что вел себя глупо и не делал ничего легче ни для себя, ни для Персефоны.
– Так что, если ты захотела лишить себя памяти, в этом есть и моя вина.
Ладони Софи легли на его руки. Ее пальцы оказались горячими и легкими, провели по его коже, еще хранящей на себе пыль Подземного мира, тихонько сжали.
– Что за…
Было в интонации Анубиса что-то такое, что Гадес сразу понял, он не об игре. И взгляд резко побледневшего Анубиса, казалось, был направлен куда-то сквозь карты. А потом они с шелестом опустились на пол, выпадая из его рук.
Сет тоже резко положил карты. Согнувшись, как будто от боли, он вцепился пальцами в столешницу, но Гадес не мог видеть его лица.
Зато сразу понял: они оба почувствовали, что происходило что-то с одним из их пантеона.
– Это… – Амон стоял в дверях, прислонившись к косяку, и, кажется, был готов вот-вот потерять сознание. Мороженое валялось на полу, ошарашенная Нефтида стояла рядом. – Это Осирис. Он мертв.
Гадес хотел сказать, что этого не может быть. Это же Осирис! Даже если он отдал половину силы… но потом вспомнил, как легко оказалось подловить его самого. Немного чая с отравой, и он сам был бы мертв.
Они боги, но они не всесильны. Любого можно ослабить.
Амон тихо сполз на пол, Нефтида пыталась ему помочь. Глава пантеона наверняка остро чувствовал подобные вещи – и точно мог сказать, что происходит.
Сет вскинул голову и посмотрел на бледного Анубиса:
– Держи!
Сначала Гадес не понял, о чем он. Только пальцы Софи крепче вцепились в его ладонь. Но в следующий миг осознал: если Осирис мертв, границы его царства рушатся.
– Держи их! Никто не должен войти или выйти.
– Не могу, – прошептал Анубис.
Даже его губы побледнели. Он сжал кулаки и тяжело дышал, Гадес мог чувствовать, как тугая сила смерти жгутами сворачивается вокруг него, протягивается куда-то в пространство. Слишком дикая и непонятная для самого Гадеса, тут он ничем не мог помочь.
Осирис не зря напоминал, что Анубис – принц мертвых.
Его трясло, он упал на колени на ковер, хватаясь за длинный ворс руками.
– Не могу, не могу, не могу…
– Выпускай свою долбаную силу!
Голос Сета хлестанул и как будто спустил курок. Сила Анубиса взвилась, направилась куда-то вовне, и хотя Гадес не мог за ней проследить, он не сомневался, что к границам царства мертвецов. Сила дикая, необузданная, шелестящая ошметками костей и густо пахнущая чем-то бальзамическим.
Софи прижалась к Гадесу, она тоже наверняка ощущала это, и Гадес обнял ее. Он не знал, хватит ли силы Анубиса, сможет ли тот ее направить.
Кожа Анубиса в некоторых местах расползалась, как будто под невидимым скальпелем, обнажая мышцы, сочась кровью. На руках, на щеке.
Анубис почти упал на пол, и Гадес не был уверен, точно ли услышал шепот:
– Не могу…
Сет опустился перед ним на колени единым плавным движением, положил руки на плечи. Гадес ощутил, как его мощь переплетается с силой Анубиса. Вряд ли раньше такое было возможно, но сейчас Сет и сам был слишком крепко сцеплен с мертвецами Осириса.
Ты отдал мне слишком много.
Бесконечное полотно песка накрыло стихийные переплетения Анубиса. Пустыня, которая может дарить забвение и убивать, иссушать тело до костей, а потом и их перемалывать в пыль и пускать по ветру. Бальзамический запах иссыхал, становясь теплее и смертоноснее. Затхлые склепы и перебинтованные мертвецы обращались в пыль – и эта объединенная сила отправилась к границам царства мертвецов, надежно запечатывая, не позволяя никому выбраться наружу – или попасть внутрь. Как бы ни хотели убийцы, на этот раз они просчитались.
Я отдал тебе достаточно.
Ощущение чужой силы исчезло, просочилось сквозь ткань пространства. Лампы снова стали сиять ярче, в тенях под диваном показались псы. Рядом с Гадесом возник Цербер, ткнувшись в бок: он тоже ощутил, как здесь что-то происходит.
Испуганная Нефтида помогала подняться Амону. Тяжело дыша, Анубис привалился к Сету.
Отстраненно Гадес подумал, что Сета сейчас вряд ли волнует испорченный кровью ковер.
21
Когда Аид злится, Подземный мир трепещет.
Вот и теперь Харон старается не показываться на глаза владыке, пока тот бушует. Только Персефона входит в комнату к мужу, идет сквозь его упругую, гибкую силу, щекочущую тьмой.
– Мне пришлось их наказать! – Голос Аида мог бы стирать в порошок горы. – Я их чуть не убил!
Персефона касается его плеча, и Аид как будто успокаивается, смотрит на жену, и в его взгляде тоска и фиолетовые искры:
– Ты ненавидишь меня?
Она улыбается. Легко, непринужденно. Она пахнет цветами, когда обнимает Аида.
– Я люблю тебя таким, какой ты есть.
Гадес никогда не бывал в Дуате, царстве мертвых Осириса. И не стал бы жалеть, если бы этого так и не случилось.
Хотя не мог сказать, что и теперь хоть что-то увидел: формально они находились уже в Дуате, но на самом деле стояли перед первыми вратами, и у Гадеса не было особого желания продвигаться дальше. Это не его мир.
Помещение представляло собой что-то вроде небольшого зала, заполненного свечами и курильницами. В полумраке можно было увидеть, что стены от пола до потолка испещрены ровными строками египетских иероглифов и рисунками, изображающими то ли богов, то ли людей.