Ох, блин…
Кажется, кто-то вчера переел жирного мяса. Мне так не казалось, но организм не обманешь. Для него это была явная перегрузка. И блин. Хороша я со стороны-то – голышом, на коленях у “белого друга”.
– Все? – тихий, терпкий и все такой же встревоженный голос Ройха касается моих ушей, и его пальцы тоже. Собирают в хвост мои мокрые, лезующие куда не надо волосы, придерживают их почти у затылка.
– Я… – хотела сказать, что да – все, но второй акт моего тошнотного спектакля решил все-таки состояться.
Только когда в желудке не остается вообще ничего со вчерашнего ужина – мне и удается справиться с дурнотой. Но еще секунд пятнадцать я выжидаю, дышу ртом, подавляя остаточные позывы.
Эх.
– Извини, – шепчу измученно, заползая обратно под душ, который, разумеется, все это время коварно тратил воду, – не знаю, что это. Несварение какое-то. Только Снежке не говори. Она расстроится – она вчера столько готовила. И как я буду с ней говорить, когда вы на свою охоту уйдете?
– Не волнуйся, котенок, – Ройх вздыхает так искренне, так тепло, что его беспокойство обволакивает меня почти как теплое одеялко, – ничего я Снежке не скажу. И охоту мы сдвинем на следующий раз, я думаю. Оставить тебя в таком состоянии я сейчас не смогу.
Конечно, я была против. Чтобы из-за меня рушились мужские планы? Да меня же муж Снежки наверняка сожрет! Ну, а если не сожрет – то весь вечер не будет со мной разговаривать. И смотреть волком.
И…
– Ну и крестоцветное с той охотой, – глубокомысленно изрекает Максим, когда Юл довольно непреклонно извещает его об изменениях в планах, – постреляем за домом по бутылкам. Можем прикинуть, из какого окна будет удобней стрелять по женихам Агнессы Максимовны.
– А не рано ты об этом задумываешься? – хмыкает Юл насмешливо, с явным облегчением. Кажется, он ожидал от приятеля большей настойчивости.
– Знаешь что? – Максим наводит на Юла сложенные пистолетиком пальцы. – Будет у тебя по дому бегать твоя мелкая принцесса, ты, я думаю, и до восьми лет ждать не будешь. Все зоны поражения разведаешь еще в три годика. Они ведь и из песочницы мужа привести могут. Чтоб ты знал!
– Можно подумать, ты об этом много знаешь, – насмешливо роняет Снежка.
Выражение лица Максима несколько усложняется, но глаза все еще остаются такими же веселыми и бодрыми.
– Много. Ты мне постоянно об этом рассказывала. Я все запомнил.
– А, ну-да, ну-да, – Снежка, как раз сейчас рисующая кремом розочки на кексах, насмешливо кивает, – прости, дорогой, это как-то ускользнуло из моей памяти.
– Ускользнуло? – Максим разворачивается к Снежке и берет её в прицел своего прищура. – А может, это было твое чистосердечное признание, женщина? Ты что-то утаила от меня о моей дочери?
– Эй, – Снежка сгребает в горсть сахарную пудру из ближайшей миски, и нахально швыряет её сладким облачком прямо в нос мужу, – я тебе говорила. Кто забывает выключить зануду-юриста на этой кухне, остается без завтрака.
Смотреть на них и не смеяться просто нереально.
Правда мне довольно быстро снова мутнеет, и я под предлогом мытья рук ускользаю в ванную, смотрю на воду, размышляю о вечном.
Быть или не быть? Будет тошнить или не будет тошнить?
Юл, конечно же, не отстает от меня, останавливается в дверях, смотрит как надзиратель за заключенной.
– А что Снежка имела в виду, когда говорила, что Максим не знает про женихов из песочницы?
Юл отвечает не сразу. Видимо, раздумывает, не слишком ли личная эта информация, чтобы делиться ею со мной. Ну и правда, кто я? Его студентка, его любовница…
– Макс встретил Снежку, когда Аське было шесть.
– Но он же говорил… У Аси его отчество. Он удочерил, что ли?
– Нет, – Юл пожимает плечами, – Аська – дочь Макса. Он экспертизу делал. Просто ты учти. Он долго вел кобелиный образ жизни. В постель тащил все что движется. Жениться – не собирался даже.
– Так почему же… Изменил планы со Снежком?
– Это долгая и очень интересная история. Которую я расскажу тебе когда-нибудь потом, холера.
Ну что за дела? Кто так вообще рассказ заканчивает?
– А может, сейчас?
Юл бросает косой взгляд на стену, соседствующую с кухней и покачивает головой.
– Нет, котенок. Не сейчас. А то Вознесенский услышит и обвинит меня в распускании сплетен.
– И обвиню, – утверждающе подвывает вездесущий хозяин дома – будто все это время у стены со стаканом подслушивал.
– И что? Обвинит и что еще? Засудит за клевету его доброго имени неужто? – смеюсь, но сомневаюсь вслух.
– Засужу-засужу, – снова гудит из-за стены, – всех засужу. А потом брошу работу и уеду на Мальдивы.
– Прости, Катерина, – разводит руками Юлий, – я не могу себе позволить оставить Москву без такого крутого специалиста по семейному праву.
Хм. Интересно… А как же познакомились декан строительного факультета и специалист по семейному праву?
Впрочем, у меня есть другая, более актуальная просьба. И тщательно вытерев руки, я подхожу к Юлу и берусь за пуговицу на вороте его светлого поло.
– Можно я тебя попрошу? Важное!
Коротко кивает, а глаза смеются. Кажется, «важное», по его мнению, у меня просто еще не выросло.
– Ты не мог бы… – заминаюсь, – когда мы одни…
– Там завтрак стынет, – мягко поторапливает меня Юл, – и вот-вот на глазах у ребенка случится непристойное действо. Может, все-таки…
– Не называй меня Катериной, – выпаливаю отчаянно.
Блин, ругаться с ним было гораздо проще, чем что-то личное просить.
– М? – его такие откровенные, такие насмешливые брови салютуют моим глупостям с собранного в удивленных складках лба. – Как же тебя называть прикажешь?
– Катя, Катенька, Катюша, Катена, Катюха, – подсказываю, не сдаваясь, – ну или холерой называй. Я не против. Тем более, что ты просишь называть тебя Юлом. И не на вы. Тебе ведь тоже… Не должно быть сложно…
Говорю и бодаю лбом его плечо. Не могу видеть это его лицо, на котором с каждой секундой все ярче зацветает скепсис
Фраза «боже, я связался с малолетней идиоткой» выведена на лоб и беззвучно помигивает…
– Просто Катериной меня отец звал, – мрачно бурчу я, делая вид, что переплетение нитей футболочной ткани – это ужасно интересное зрелище, – когда что-то случалось. Ему жаловались на меня на собрании. Или братец мой херню какую на меня вешал. Да и сама я частенько пакостила, что уж там. Чтоб уж если драли, то не просто так. Но до сих пор в голове как эхо от «Катерины». Я как будто слышу, как он ремень расстегивает.
Чего я совсем не ожидаю, так это того, что руки Юла так сильно стиснутся вокруг меня, что затрещат ребра. Я ожидаю какой-то реакции, слов, объяснений, но вместо этого получаю только клятву.
– Тебя больше никто и пальцем не тронет, слышишь?
– Слышу, слышу, – тоном зайца из известного мультика откликаюсь я, – все слышу. И что ты просьбу мою не пообещал выполнить, тоже слышу.
– Эй, а расписку тебе под подпись дать не надо? – Юл ловит кончик моего хвоста на спине и чуть дергает за него, дурачась.
– Давай, – феерично наглею, – и когда ты будешь забываться, я буду тебе расписочку под нос пихать.
27. Откровенное и неприятное
Как бы я ни хотела… Как бы я ни цеплялась и старалась фокусироваться на происходящем…
Воскресенье заканчивается.
Проходит бесследно, оставляя в памяти только стопку мелких ярких моментов, как фотографии мгновенной проявки, яркие, красочные и такие же бесценные.
На одной из этих несуществующих фоток – огромное блюдо сладких пирожков. Я их лепила и пекла под руководством Снежки – ей ужасно хотелось доказать Юлу, что из неё учитель не хуже.
На другой фотке – разлетающиеся вдребезги бутылки на заднем дворе Вознесенских. Мужчинам очень уж хотелось спустить пар, и они вытащили ружья и ящик пустых еще ни о чем не подозревающих сосудов для вина. И мне тоже дали подержать. И пострелять. Правда…
Конечно, это для Ройха был такой удачный момент, чтобы постоять рядом, и под предлогом мастер-класса по стрельбе – меня потискать. И… молодец он, что не упустил возможность. Сама не знаю, как я, вся ватная от его близости, от горячего дыхания у самого уха умудрилась нормально на спусковой крючок нажать.
Но…
Это было…
И кончилось.
И вот пожалуйста, я уже обнимаюсь со Снежкой, а она щедро целует меня в обе щеки.
– Записала мой телефон? Молодец. Звони мне обязательно. Даже если ты прозреешь и бросишь этого озабоченного типа – все равно звони.
Вижу, как за плечом жены насмешливо покачивает головой Максим. В отличие от Снежки – он знает, где я работаю, это я успела понять по паре очень скользящих оговорок.
Скажет? Или нет?
Хочу ли я знать, какое мнение будет обо мне у Снежки, когда она узнает, что на её кухне начиняла кружочки из теста грушей с камамбером стритизерша из дешевой забегаловки?
Совсем не та, кто годится в подруги жене крутого адвоката.
Вот так и получается, что я её ввела в заблуждение. Снежка – романтичная фея, к которой не липнет грязь, считает меня стоящим человеком. Но я ума не приложу, как могла бы ей признаться. Не было для этого ни подходящей ситуации, ни безопасной формы.
Интересно, а как героиня Джулии Робертс в Красотке потом общалась с женами друзей своего мужа? И сколько вообще протянул их брак, если она все время себя чувствовала не дотягивающей?
– Катя, – слышу оклик Юла и выбрасываю из головы весь лишний хлам. У меня впереди – обратный путь в Москву. И все это время, пока я не вылезу из его машины у общаги, Юлий Владимирович Ройх будет для меня Юлом. На этом действительно стоит сосредоточиться!
В машине я первым делом лезу к его магнитоле. Вытягиваю его флешку, втыкаю свою, все-таки откопанную в недрах сумки.
– Это что еще за борзота? – Юл ловит меня за руку и щиплет за запястье. – Тебе кто разрешал музыку ставить?
– А что, нельзя? – наивно хлопаю ресницами, изображая из себя неискушенную девочку. – Совсем-совсем нельзя? А если я скажу, ну пожалуйста, Ю-у-ул.