Я не выхожу из кабинета проректора, до тех самых пор, пока мне не дают собственноручно пропустить злополучную свою претензию через офисный шредер.
– На память возьмете? – насмешливо спрашивает Васнецов, кивая на горсть бумажных полосок, оставшихся от моей претензии.
– Будто бы я эту историю без напоминалок смогу забыть, – сметая мусор в урну, откликаюсь я невесело. Обреченно встаю, понимая, что кровь из носу – а на вторую пару к Ройху мне идти все-таки придется.
– Катя! – проректор окликает меня через несколько шагов.
Я оборачиваюсь. Ему еще галочку в графе “и душу свою согласна продать на веки вечные” поставить нужно?
– Егор Васильевич?..
– Будьте осторожны с красными юбками, Катя, – туманно и очень загадочно советует Васнецов, – кто знает, где они мелькнут. Кто их увидит… Мы сгладили текущий конфликт, но… Это не дает вам повод вести себя… опрометчиво.
Красная юбка… Опрометчивое поведение…
Вор всегда знает, когда на нем горит шапка. Вот и я мгновенно понимаю, что речь о том незабываемом дне в кабинете декана, когда я сидела под столом у Ройха. И… не только сидела.
– Я… Буду осторожна… Да… – краснею как рак, бормочу какую-то ересь и из проректорского кабинета вылетаю пробкой. Останавливаюсь только пролетев поворот коридора. Боже… А проректор-то все знал, получается… Капец! И как я ему теперь в глаза смотреть буду?
Как хорошо все-таки, что он это откровение мне после покаяния сказал. А то бы я и двух слов не связала.
Вытаскиваю из сумки телефон, чтобы оценить, сколько времени осталось до конца пары и стоит ли на неё идти, если осталось мало, и к своему удивлению вижу на экране СМС от Ройха.
У нас с ним… Похабная переписочка, если быть откровенной.
И только последнее сообщение более-менее похоже на сообщение преподавателя студентке.
“Найди Капустину и спроси, что она хочет за запись. На паре её нет. Была, да сплыла”.
Хорошее ЦУ.
На самом деле – сама хотела это сделать.
30. Причины и следствия
Миссия – найти и не прикончить…
Честно говоря, пока я планировала свои «розыскные мероприятия» – придумала сразу несколько последовательных маневров, что буду делать, если простейшее – взять и позвонить, по хорошо известному мне номеру – не сработает.
В конце концов, я знаю, в каком доме Анькин парень снимает квартиру. И знаю, что консьержа там нет, а вот бабушка-соседка, глухая и открывающая всем без разбору – очень даже есть.
А если Аньки нет на квартире Илюхи, то можно же и до её маменьки дозвониться. Маменька у Аньки беспокойная. И очень печется, чтобы беспутная дочечка все-таки получила образование. За новость о прогуле – может словить мегеру и отнять у Аньки её модненькую машинку. Для Капустиной это почти то же самое, что ампутировать ноги. Как же она, и на новой вписке без тачки появится?
Размышляю об этом, и ощущаю, как же сильно я на неё по-прежнему злюсь. Она бесит меня всем. Особенно тем, что я не разглядела в ней двойного дна. Гнили вот этой стервозной.
Ладно!
Зачем бесцельно булькать ядом внутри себя, если им можно прицельно плюнуть в своего обидчика? Пора приступать к реализации своей мести, и первый шаг на этом пути – позвонить бывшей подружке. А уж потом…
К моему удивлению, Анька берет трубку после третьего гудка. И обламывает мне такой продуманный план возмездия.
– Я уж думала, не позвонишь, – её голос звучит язвительно, – боже, неужто ты мне деньги вернуть решила?
– Только после того, как ты вернешь мне все курсачи, что я для тебя делала, – холодно отрезаю я. Совесть даже не шевелится. Она у меня такая – любит спать в тени моей злопамятности.
– Ух-ты, ух-ты, какие мы грозные, зу-у-убы отрастили, – Анька хихикает, и именно в эту секунду я понимаю, что её голос звучит не очень-то и трезво, – и чего ты хочешь от меня, свет моих очей, лучшая подружка, сестрица моя не по крови, а по духу?
Слушать вот это все – почти то же самое, что ощущать, как тебя распарывает острый нож.
Ага. Именно так мы и считали, сдружившись насмерть с первого курса. Ночевки, девичники, совместные тусовки… Мы даже ради хохмы придумали свое приветствие, как подростки, просто потому что это прикольно же!
Как можно думать об этом и не испытывать боль – не понимаю.
– Я знаю, что ты не послала ректору ту запись, – произношу сквозь зубы, – что ты за неё хочешь?
– А кто спрашивает? – Анька опять-таки пьяненько хихикает. – Катя Иванова или Юлий Владимирович?
– А ты что, решила у него выбить поблажки на экзаменах до защиты диплома? – язвительно уточняю я. – Что, на свои мозги уже нет надежды?
Это казалось обычной грызней двух рассорившихся девиц, но… Закончилось это странно. Ни привет, ни до свиданья, просто глухой удар чего-то твердого в динамик и обрывок пронзительного, протяжного воя на фоне. И лай. Высокий такой, визгливый, знакомый…
Это лает шпиц ПростоФиля, противная псина той самой глухой бабуленции.
Что ж…
Значит, бухает Капустина уже дома.
Как хорошо, что снимают они недалеко от универа. Дойду до неё прям щас. На пару к Ройху опоздаю – что ж, он ведь сам меня послал о судьбе записи справиться.
Только бы не убить её… Только бы не убить…
А еще – желательно не покалечить. С неё ведь станется – и в полицию пойти, и побои снять, и в меня пальчиком тыкнуть. И идти мне с моим «любимым» братцем по этапу, в соседней шеренге – которая только для девочек…
Какая удивительная вещь – мой боевой настрой. Я искренне уверена, увижу Капустину – буду едва сдерживаться от того, чтобы не отпинать её ногами. Потому что… Столько вранья! И ради чего?
Ради того, чтобы отомстить преподу, который не позволил залезть к нему в штаны?
Блин, когда я складываю два и два – меня снова начинает подташнивать от ярости.
Господи, как же долго она прикидывалась другой. Не этой, долбанутой стервой, что не принимает отказов, а… другой. Отзывчивой, верной подругой. Из тех, что сныкает случайно выпавшую на экзамене шпору или прикроет перед навязчивым придурком на вечеринке, послав его подальше.
Мне даже было несложно ей помогать, несложно объяснять простейшее – а по началу она не знала даже азов геометрии, мягко говоря, вводя меня в ступор – это ведь профильный предмет, по нему очень жесткий вступительный…
Неважно.
Все это неважно.
Я не должна думать о том, какой Капустина для меня притворялась.
Лишь о том, как мне не допустить нанесения урона моей нынешней жизни. И… Ройха все-таки хорошо бы выручить. Он мудила, конечно, и относится ко мне как к какой-то безмозглой дурочке. Но все же…
Преподаватель он крутой.
Специалист – тоже. Я все воскресенье в любую свободную от встреч с белым другом минуту любовалась на потрясающе легкую, изящную в своей элегантности и современную фазенду Вознесенских.
Я бы хотела продолжать учиться у такого крутого архитектора.
Хотя бы учиться…
Я налетаю на эту мысль как на риф посреди тихой заводи. Останавливаюсь, чтобы перевести дух и сосредоточиться на цели снова… И… Понимаю, что не одна стою посреди двора Анькиного дома.
У её подъезда неожиданно для середины рабочего дня толпится человек пятнадцать. И все какие-то… Охреневшие. И то и дело задирают головы вверх.
– Что там такое, – тереблю я дворника за рукав, одновременно пытаясь выглядеть – как при минимуме толкучки добраться до подъезда?
– Девка какая-то. Прыгать собралась.
Чего-о-о-о?!
Я пячусь назад, задираю голову и сама.
Вижу её…
Стоит на внешнем краю балкона, смотрит вниз, со своего восьмого этажа. Ветер полощет в своих струях светлые её волосы.
Впрочем, видеть цвет волос мне не было нужды – я узнала Капустину по одним только штанам кораллового цвета. Вместе покупали.
Нет слов, один вопрос только.
– Аня, ты ебанулась?
И надо скорей его задать лично. А то… Могу и опоздать!
Я вхожу в толпу словно раскаленный нож в масло. Знаю, что так всех распихивать локтями невежливо, но… Мне надо! Мне очень надо! Прям щас!
– Вызвали уже полицию, – слышу за спиной голос дворника, – а так хата заперта, без них не вскрыть!
– Откройте, – я лихорадочно сгребаю за рукав первого попавшегося мне на глаза знакомого. Точно видела в лифте, точно из этого подъезда. Парень и так-то выглядел очешуевшим, а моя вставшая дыбом сучность явно впечатляет его еще сильнее. Двери подъезда открываются передо мной с противным писком. Будто бы даже слегка издевательским.
– Ты не успеешь! – слышу я, кажется, даже в шевелении воздуха.
Лифт – сволочь, еле тащится. Но на восьмой, по лестнице, бегом… Я точно не заберусь быстрее. Господи, только бы не застрять…
Весь свой хлам из сумки я вытрясаю, как только вылетаю на лестничной площадке. И все летит во все стороны, второй раз за сегодняшний день. Только сейчас ловить разлетевшиеся листы мне некогда.
Мне надо… Да где же!
Тысячу лет назад, кажется, в прошлой жизни, я возвращалась с Анькой из клуба с шумной, развеселой тусовки. Подружка была навеселе и не могла удержать ключ ровно, чтобы в скважину вошел. Я – смогла. И по инерции сунула связку её ключей в свою сумку. Потом вернула, но ключ от входной двери зацепился за скобу скоросшивателя и слетел с брелочного кольца.
Позже, я не один раз натыкалась пальцами на дурацкий ключ, думала, что надо бы его вернуть, и почти сразу теряла эту необходимость из головы. Анька – давно сделала новый дубликат, и сама постоянно забывала напомнить.
И…
Господи, как хорошо, что я сегодня сумку взяла. Могла же взять рюкзак!
Как водится, скотский кусочек металла не находится сразу,находится спустя долгих несколько минут розысков, да не где-нибудь – а за покладкой, так что приходится искать, в какую это дырку он умудрился провалиться.
Ура!
Руки с ключом трясутся почти так же, как у Аньки после той вечеринки. Но я каким-то чудом попадаю. Проворачиваю. Дергаю тяжелую дверь!