— Вы сломали мне руку, — заявила она. — И ногу.
— И голову, — насмешливо подхватил он. — Перестаньте нести чушь. Заказывайте свою рыбу и приступайте к повествованию.
Официантка приняла заказ, обстреляв взглядами Геннадия Борисовича и ни разу не посмотрев на Лайму. Она обожала рассматривать успешных, хорошо одетых мужчин, питающихся в ресторанах. Они были для нее все равно что герои телесериалов, так непохожие на вечно нетрезвого скандалиста-мужа, который вот уже десять лет обитал в ее квартире.
— А какое вы имеете отношение к Нике Елецковой?
— Я ее муж, — выпалил он.
— Врете, — парировала Лайма. — Она сама сказала мне, что у нее нет мужа.
— Сказала вам?! Когда вы ее видели? Где?
— Сначала ответьте на мой вопрос, и я вам все расскажу. Какое вы имеете отношение к Нике?
— Я сын лучшей подруги ее матери. Геннадий Шаталов. Именно у нас должна была остановиться Ника после возвращения из Египта.
— Вот оно что… А я — Ольга Удальцова, переводчица того индуса, которого подозревают в похищении.
— Вы же сказали, что вас зовут Лайма? — удивился он.
— Я соврала. Я ведь не знала, можно ли вам доверять.
Выходило так, что теперь она ему доверяет, и Шаталов негромко хмыкнул по этому поводу.
— Так как вы познакомились с Никой? — поспешно спросил он, стараясь не обращать внимания на ее потрясающую внешность.
Растрепанная копна волос, черное вечернее платье с глубоким декольте, разлетающиеся брови и глаза, как эпицентр стихийного бедствия, от которых хочется немедленно бежать. И смотрит она на него как-то странно. Как будто они когда-то были любовниками, разлученными по прихоти злой судьбы, и вот теперь увиделись снова.
— Я встретила индуса в аэропорту в три часа дня. Повела его в кафе, потому что машина еще не подошла и нужно было потянуть время. Ваша Ника сидела за соседним столиком и строила моему индусу глазки.
— Она всегда была не в меру кокетливой, — пробормотал Шаталов.
— Ну, не знаю. Ничего общего с кокетством это не имело, — отрезала Лайма. — Она нагло завлекала мужчину.
— А вы, конечно, так никогда не делаете, — ухмыльнулся собеседник. — Вам лично это кажется противоестественным.
«Интересно, за кого он меня принимает?» — вяло подумала Лайма. Впрочем, ей все равно. Связываться с мужчиной, от которого теряешь голову, нельзя ни в коем случае. Почувствовав свою власть, он обязательно начнет тебя унижать или, в лучшем случае, распоряжаться тобой. Управлять. Особенно опасен именно тот мужчина, которому тебе хочется подчиниться. Лайма чувствовала, что готова подчиниться Геннадию Борисовичу без всяких условий. И ее это пугало. Пугало и захватывало.
— Строить глазки и набиваться на близкое знакомство — не одно и то же, — возразила она.
Шаталов надулся, словно в лице Ники Елецковой она оскорбила его самого.
— Значит, она набивалась на знакомство, — подытожил он злым голосом.
— Потом я ненадолго вышла, — кивнула Лайма. — А когда вернулась, Ника уже сидела рядом с господином Мегхани и держала его за руку.
— Вы сказали, его зовут Банзай, или как там? — Шаталов честно пытался во всем разобраться.
— Лучше называйте его Чаран Мегхани. Просто у индусов много имен. Так вот, чтобы вы не путались, остановимся на укороченном варианте.
— Ладно, — согласился он. — Остановимся. А ваш индус что, разговаривает по-русски?
— Вы прямо как маленький, — вздохнула Лайма. — Чтобы заарканить мужчину, необязательно с ним разговаривать.
— То есть они сидели и пялились друг на друга?
— Вот именно. А когда я вернулась и села напротив, Ника начала ко мне подлизываться. Рассказала, где живет, что у нее есть маленький ребенок и нет мужа. Потом я снова вышла… Пока меня не было, Мегхани сообщил Нике название гостиницы, в которой для него зарезервировали номер. Но я ничегошеньки об этом не знала. И когда вечером она приехала и забралась к нему в постель, я была несколько.., шокирована.
— Знаете, мне что-то не нравится ваш индус, — признался Шаталов.
Ему принесли говядину с запеченной картошкой, политую брусничным соусом. Он воткнул в нее вилку с выражением ярости на лице.
— Господин Мегхани поступил как джентльмен — он снял для Ники отдельный номер, — парировала Лайма. — Не поставил ее в неловкое положение перед администрацией.
— Ладно-ладно, — остановил ее Шаталов. — Индус — чистое золото. Рассказывайте дальше.
— Дальше мне нечего рассказывать. Наутро вашей Нике предложили поехать позавтракать, но она отказалась. Собиралась идти делать покупки. Больше мы ее не видели. Я повезла господина Мегхани в ресторан, потом мы ездили в театр и в аптеку. Посмотрели Центральный телеграф… В общем, весело проводили время. Он постоянно был у меня на глазах.
— Тогда какого черта он скрылся? — воскликнул Шаталов.
Тембр его голоса действовал на Лайму сокрушительно. Он томил ее. Лайма все время сглатывала, как будто у нее болело горло и она проверяла, далеко ли продвинулось воспаление.
— Это я его спрятала. Потому что… Потому что он имеет отношение к одной религиозной организации, и у него есть враги. Если он сейчас объявится в милиции, у него возникнут серьезные неприятности.
— Но он должен помочь найти Нику! Он что, не понимает, что его идиотские неприятности не идут ни в какое сравнение с похищением женщины?!
— Успокойтесь, Геннадий Борисович. Господин Мегхани ничего не знает о Нике. Он виделся с ней последний раз тогда же, когда и я. Я лично отвечаю за его невиновность.
— Тогда я ничего не понимаю! — Шаталов наклонил голову и потер лоб. Потом поводил ей из стороны в сторону, пытаясь разогнать усталость.
Лайма немедленно представила, как она подходит к нему сзади, кладет руки на шею и начинает массировать затекшие мышцы. По телу ее прошла крупная дрожь вожделения. Просто ужас. Ее никогда не распирало подойти и потрогать Болотова. Вероятно, тот не выделял тех опасных летучих веществ, которые сводят ее с ума. Зато Геннадий Борисович испарял эти вещества в избытке, словно большая лужа.
— Чего вы не понимаете? — спросила она, жадно оглядывая его с ног до головы.
— Когда Ника звонила моей матери, то успела сказать, что познакомилась с напавшим на нее типом в аэропорту. Она все время говорила — «он». Не называла его по имени. Почему? Я полагаю, просто потому, что имя сложное, индусское, и она его не запомнила.
— Ерунда. Просто она была в шоке. Не могла сообразить, что следует сказать в первую очередь. Она хотела, чтобы ее спасли, и вовсе не думала о том, как облегчить поиски преступника.
— Но именно с вашим Мегхани она познакомилась в аэропорту!
Лайма вздохнула.
— Вы с Никой, вероятно, давно не встречались.
Он вскинул голову, и несколько каштановых прядей упало ему на лоб.
— Действительно давно.
— Вы плохо представляете себе ее сегодняшнюю.
— На что это вы намекаете?
— Я ни на что не намекаю, я говорю прямо. Ника могла познакомиться в аэропорту с кем-нибудь еще. После того, как мы с господином Мегхани уехали. Или до того. На мой взгляд, она не торопилась убраться оттуда. Что довольно странно, потому что после долгого перелета всегда хочется вырваться в город. И отдохнуть тоже хочется.
— Ну, хорошо. Допустим, она познакомилась с кем-то еще. Милиция должна была выяснить это. Ее же видели с вами и с вашим индусом. Значит, и с тем, вторым, должны были видеть.
— Необязательно, — возразила Лайма. — Господин Мегхани не замышлял ничего плохого, поэтому не прятался. А настоящий преступник знал, что ему нельзя светиться. Он мог заговорить с Никой так, что никто не обратил на него внимания. В очереди за багажом, возле расписания, на стоянке такси.
— Ну, хорошо. Допустим, индус ни при чем. А теперь признайтесь: что вас так поразило в рассказе метрдотеля? Вы вышли из ресторана сама не своя. Я болтался поблизости, но вы на меня даже не взглянули.
— Поразило? Да все поразило, — соврала Лайма.
На самом деле ее поразило совпадение деталей в истории исчезновения Ники Елецковой и Сони Кисличенко. Но она не была готова к тому, чтобы выложить Геннадию правду. Если рассказать ему про Соню, он захочет влезть и в то дело тоже, и тогда неминуемо столкнется с Болотовым или с группой "У". Она не могла этого допустить.
— Меня поразило, что Ника вышла из гостиницы без шарфа, а вернулась в шарфе. То есть она повязала его в машине.
— Я знаю про шарф, — кивнул Шаталов. — Вероятно, он принадлежал ей. Перед выходом из гостиницы она сунула его в карман, потому что опаздывала. А когда вышла из машины, надела.
— А я думаю, что у нее никогда не было желто-черного шарфа в гардеробе, — возразила Лайма. — И вы, кстати, легко можете это выяснить. Позвоните ее родным и спросите.
— А если она купила его в Египте?
— Можете быть уверены — не купила. Шарф подарил ей тот тип, что сидел в машине.
— С чего вы взяли?
— Я предполагаю. Если женщина собирается надеть к костюму шарф, она делает это сразу, перед зеркалом, заметьте. А что вам известно про автомобиль?
— Почти ничего. Он большой, белый, с затемненными стеклами. Свидетельницы не смогли определить марку даже приблизительно.
— Да разве его марка может что-нибудь нам дать? — удивилась Лайма. — Наверняка она ходовая, не будет же милиция проверять все белые машины в городе.
— Почему бы нет? Я сам стал бы проверять. Но информации слишком мало.
Лайма доела рыбу, вкуса которой не почувствовала, и запила ее чашкой кофе. Что еще она может спросить у Шаталова? Так сразу и не сообразишь.
— Вы оставите мне номер своего телефона? — поинтересовалась она. — На всякий случай. Вдруг что случится? Обменяемся информацией.
И сердце у нее застыло в ожиданий, как будто они встретились на дискотеке и теперь могут расстаться навсегда.
— Конечно, оставлю. А вы оставите мне свой.
— С одним условием. — Лайма посмотрела на него проникновенно. — Вы не сдадите меня милиции.
— Но они потратят на вашего индуса столько сил!