Вроде бы на первый взгляд выглядел он вполне нормально. Крепкий подтянутый мужчина, всегда в костюме, всегда хорошо подстрижен и чисто выбрит. Голос не то чтобы приятный, но ровный такой баритон, и никто не слышал, чтобы он голос свой повышал.
Но вот глаза… глаза у Баранкина были такие, что смотреть в них было невозможно. Если случайно с ним глазами встретиться, ну, в офисном коридоре, допустим, или у кофейного автомата, то потом сердце будет еще минут сорок биться, как будто километровый забег человек едва осилил или по лестнице поднялся на двадцатый этаж.
Так что девчонки меня предупредили, чтобы заранее глаза опускала, если Баранкин мимо идет. По работе мы с ним не сталкивались: кто я и кто он…
Общался он только с начальством, но все сотрудники фирмы знали, что этими своими глазами Борис Баранкин видит все, даже то, что обычным глазом увидеть никак нельзя. И что внутри у человека, тоже видит.
А еще у него на побегушках был Венечка… ну, от того вообще мороз шел по коже! Маленькая головка, сидящая прямо на плечах, без шеи, лоб такой низкий, что если бы не залысины, то его вообще не было бы видно, руки как у гориллы (да простит мне горилла это сравнение), щеки налезают на нос, а глаз вообще не видно из-под нависших надбровных дуг…
Самое странное, что Венечка у нас в фирме вообще официально не числился, в зарплатной ведомости не было его фамилии, ее вообще никто не знал. И появлялся он в офисе очень редко, только с Баранкиным. Мимо пройдет, здрасьте не скажет, да никому и в голову не приходило с ним разговаривать.
Я посмотрела в другую сторону…
И конечно, Венечка был тут как тут.
Его ни с кем не спутаешь – эта крошечная головка, походка вперевалку и исходящее от него чувство опасности…
Короче, если в самый первый момент у меня мелькнула мысль попытаться сбежать, я ее тут же отбросила за полной нереальностью и неисполнимостью.
– Набегалась, однозначно, – постановил Баранкин. – Поехали, поговорим…
Он подошел к большой черной машине, которая медленно ехала вдоль тротуара, распахнул заднюю дверцу и обманчиво мягким голосом проговорил:
– Садись.
Ноги у меня стали от страха ватными, и я послушно села в черную машину.
Баранкин сел слева от меня, Венечка – справа, и мы поехали. За рулем был один из тех двоих, которые избавили меня от злодея, тот, который в вязаной шапочке.
Ну вот, думала я обреченно, вот все и случилось. Они меня нашли. Пять с половиной месяцев я тряслась, пряталась как могла и боялась собственной тени.
И вот все напрасно. Они меня нашли и теперь будут пытать. А потом убьют.
Но до этого Венечка покуражится надо мной вволю, так что потом, когда они убедятся, что я ничего не знаю, оставлять меня в живых будет просто глупо. Остается только надеяться, что я долго не выдержу. Но это вряд ли, организм у меня довольно крепкий, с детства ничем серьезным не болела…
Ага, вот почему мне сегодня приснился отец. Говорят же, что близкие покойники снятся человеку перед смертью. Ну что ж, надеюсь, смерть придет быстро…
В глазах у меня было темно, поэтому на первых порах я не замечала, куда мы едем. Да это и не имело никакого смысла – дорога явно была в один конец.
Через какое-то время я все же пришла в себя и выглянула в окно машины. Мы ехали по Петроградской стороне.
Я тоскливо смотрела на людей за окном.
Они куда-то спешили, жили своей обычной жизнью, а моя жизнь подошла к концу…
Мы миновали Каменноостровский проспект, выехали на Каменный остров.
Теперь мы ехали по узким аллеям, мимо красивых старых, дореволюционных еще дач.
Машина проехала вдоль высокой стены, сбавила скорость, подъехала к воротам и остановилась.
Ворота открылись, мы въехали внутрь и оказались перед красивым двухэтажным зданием в стиле модерн.
И тут я поняла, куда меня привезли.
В нашей фирме… в той фирме, где я работала до того, как начались все мои неприятности, часто упоминали некую дачу.
Так и говорили – эти документы отправили на дачу… этого человека перевели на дачу…
На даче делались какие-то особенно важные дела, в которые не посвящали рядовых сотрудников.
Мне один раз поручили отвезти на дачу пакет с какими-то важными документами.
Тогда я подъехала к этому самому зданию…
Точнее, не к самому зданию, а к воротам.
Дальше ворот меня не пустили.
Возле ворот меня встретил Баранкин, забрал пакет и отправил обратно… При этом посмотрел так, что сердце ушло в пятки, и сами ноги стали вдруг тяжелыми, как будто чугунные. Тогда у меня едва хватило сил переступать этими самыми ногами, чтобы дотащиться до угла. Там я прислонилась к стене и долго стояла, хватая ртом воздух, пока не пришла в себя.
Да, вот странно, теперь я сижу рядом с ними обоими, и сердце никуда не падает, и дыхание относительно ровное. Привыкла уже… человек привыкает ко всему…
Машина остановилась, меня вывели наружу, но повели не к главному входу, а вокруг дома.
Сзади оказалась еще одна дверь, но она вела в подвал.
Я огляделась по сторонам.
Может быть, мне не суждено больше увидеть небо, и деревья, и облака… И даже дождь, который только накрапывал, а теперь усилился, вызвал грусть. Может быть, в последний раз…
– Шевели ластами! – прикрикнул на меня Баранкин и подтолкнул к подвальной двери.
Ноги меня плохо слушались, и я чуть не свалилась с лестницы, спасибо, Баранкин придержал меня за локоть. При этом он пристально взглянул на меня и процедил:
– Ноги от страха не держат? Это правильно!
А я вдруг подумала, что раньше я впадала в панику от одного только его взгляда, причем не я одна. А теперь вот столько времени рядом с ним в машине сидела, он меня за локоть держит, а мне не то чтобы пофиг, но сердце в пятки не уходит, и в обморок падать я не собираюсь. Отбоялась уже свое!
Баранкин втолкнул меня в подвал – мрачное помещение с низким сводчатым потолком и нишами вдоль стен.
Должно быть, когда-то, сто с лишним лет назад, у хозяев этой дачи здесь был винный погреб. С тех пор даже сохранился легкий, едва уловимый винный запах.
Баранкин подвел меня к одной из ниш. Там на полу лежал тонкий тюфяк. Баранкин подтолкнул меня к этому тюфяку:
– Посиди тут, подумай… скоро мы вернемся. Нам предстоит долгий разговор, и только от тебя будет зависеть, выйдешь ли ты отсюда. И если выйдешь, то в каком виде…
С этими словами он развернулся и вышел – вместе с Венечкой, разумеется.
«Напугал ежа голой ж…» – со злостью подумала я и села на тюфяк, не успев удивиться, с чего это я так расхрабрилась.
Тюфяк был очень тонкий, просто символический, и сквозь него в мое тело проник ледяной холод подземелья.
Я уставилась в стену перед собой, ничего не видя.
Вот все и кончилось…
Буквально кончилось. Я не обольщала себя надеждой выйти из этого подвала…
Как сказал Баранкин? Только от меня будет зависеть, выйду ли я отсюда. А поскольку у меня нет того, что им нужно, значит, я отсюда не выйду.
Значит, для меня все действительно кончилось… Может, оно и к лучшему? Как говорится в одном старом анекдоте, на фига мне вообще такая жизнь?
А как все начиналось?
Эту работу я нашла случайно, искала что-нибудь поближе к дому, поближе к своей недавно купленной квартире – и вот нашла…
Радовалась еще, идиотка этакая, что повезло. Ну да, как будто я забыла, что везения и удачи мне при рождении вообще не отсыпали нисколечко…
Это была небольшая коммерческая фирма, занимавшаяся установкой антивирусных программ и прочего софта. Так, по крайней мере, было написано в объявлении.
Так же мне сказали и на собеседовании.
Меня взяли охотно, им как раз нужен был человек моей специальности, и зарплату назначили довольно приличную, так что первое время я была довольна.
Работа была привычная, я с ней вполне справлялась. Люди тоже были не противные. Молодых, правда, маловато, девчонок всего трое, кроме меня еще секретарша Лиза и Настя, младший бухгалтер. Но она вечно торопилась домой, потому что у нее маленький ребенок, а с Лизаветой мы иногда ходили после работы по магазинам или в кафе.
Я – человек неконфликтный, жизнь научила меня помалкивать и не высказывать свое мнение, когда меня не спрашивают, в коллективе это оценили. И Октавиан взял надо мной шефство.
На самом деле его звали Август – в честь дедушки, который был из поволжских немцев. А в Древнем Риме был знаменитый император Октавиан Август. Ну, вот к нашему коллеге и прилепилась кличка Октавиан, и он против нее не возражал.
Октавиан был не старый – немного за сорок, но какой-то старообразный. Он был аккуратист, перфекционист – всегда был аккуратно, хотя и старомодно одет, брюки тщательно отглажены, тщательно причесан, волосок к волоску, на рабочем столе у него царил идеальный порядок – ручки и карандаши лежали строго параллельно, документы – один к одному…
Видимо, в этой черте его характера проявлялась кровь немецкого дедушки.
Так вот, как я уже сказала, Октавиан взял надо мной шефство. Следил, чтобы ко мне никто не цеплялся, чтобы на меня не взваливали чужую или неблагодарную работу, чтобы не задерживали на работе сверх положенного…
Сначала я подумала было, что он за мной таким своеобразным способом ухаживает, и прикидывала, как бы ему объяснить, что не нужно этого делать, – но нет, никаких попыток сближения с его стороны не было, так что я порадовалась, что не стала ничего предпринимать и не поделилась в свое время с той же Лизаветой. Ну уж держать все в себе я научилась еще в детстве.
В общем, работа меня устраивала.
Единственное, что меня смущало, – это то, что я толком не понимала, чем занимается наша фирма.
Какие-то заказы по установке программного обеспечения у нас, конечно, были, но их было так мало, что вряд ли они могли приносить серьезные деньги. А в фирме было довольно много сотрудников, которым нужно платить каждый месяц – и платили им (и мне в том числе) довольно прилично.