Да я вообще о квартире не думала, если честно!
Я подняла скомканное одеяло и увидела под ним телефон. Ну да, обычный стационарный телефон.
Аппарат был недорогой, остался от прежних хозяев квартиры. Мне надо было отказаться от телефона, хватит и мобильника, но это такая морока, так что я пока решила оставить его.
И вот сейчас я заметила, что аппарат подключен к сети и что там мигает зеленый огонек автоответчика.
Странно, что телефон не отключили за это время, ах да, как раз накануне я оплатила его за полгода…
Наверно, реклама какая-нибудь, подумала я, обычно все на мобильник звонят.
«У вас есть восемь сообщений!» – сказал женский голос. Я нажала последнее:
– Лена, – послышался незнакомый старческий голос, – я звоню тебе в последний раз, больше не смогу с тобой говорить. Это Вероника Аркадьевна…
Вероника Аркадьевна? Неужели это она?
Ни за что не узнала бы ее по голосу! И что, интересно, ей от меня надо? Уж сколько лет не виделись, чего ей еще… А может, это не она вовсе? Голос совсем не похож.
– Лена, мне очень нужно с тобой встретиться, – слушала я слабый, дрожащий голос, старуха все время останавливалась, потому что у нее перехватывало дыхание. – Я должна передать тебе кое-что… от твоего отца…
Вот новость! Больше трех лет прошло с его смерти, а она только сейчас спохватилась!
– Лена, это очень важно, пожалуйста, ответь мне!
Тут я услышала, что она закашлялась и бросила трубку.
Я взглянула на автоответчик, последнее сообщение было вчера. И все предыдущие тоже от нее, все то же – просьба о встрече, которая очень важная.
Прослушав все сообщения, я убедилась только в одном: что они действительно от Вероники Аркадьевны, с трудом, но я ее узнала. Ну что у нее за срочность такая?
С другой стороны, я все же неплохо ее знала и теперь уверена, что просто так воду баламутить она не станет. Не тот она человек, чтобы по своему минутному капризу что-то делать. Раньше, во всяком случае, именно такой была.
Значит, и правда что-то у нее очень важное.
Но почему так срочно? Ужасно не хочется ей звонить, но как в старом анекдоте: а придется.
Я долго слушала длинные унылые гудки и хотела уже повесить трубку, но наконец мне ответили. Несомненно, это был голос Вероники Аркадьевны, но еще слабее, чем на автоответчике.
– Это Лена, вы… вы мне звонили…
– Лена… как хорошо, что ты услышала мои сообщения. Лена, ты должна приехать! Пожалуйста, это очень срочно!
Она повысила голос и мучительно закашлялась, и у меня в глотке застряли слова, что я ничего ей не должна и что хорошо бы она оставила меня в покое, у нее, в конце концов, своя дочка есть, вот пускай с ней и возится.
Все ясно: мачеха состарилась, и теперь ей нужна помощь. Но я-то тут при чем? Но тут я вспомнила, как я после смерти отца орала на нее, выплевывала гневные, горькие слова и как она смотрела на меня, закрываясь рукой…
Да, та сцена меня, конечно, не красит…
– Хорошо, – медленно сказала я, собравшись с духом, – я постараюсь приехать к вам… в ближайшее время.
– Лена, ты не поняла, – теперь она говорила тверже, – ты должна приехать сегодня. Потому что завтра будет уже поздно…
Да что у нее, пожар, что ли?
– Хорошо, – вздохнула я, – буду у вас через час.
Тут я поняла, что понятия не имею, где она живет, никогда у нее в новой квартире не была. Как разменяли квартиру отца, так с тех пор и не общались.
Она продиктовала адрес, и получается, что мне еще и тащиться через весь город.
Одежда в шкафу выглядела какой-то старой, поношенной, пальто почему-то мятое, к тому же какое-то подозрительное бурое пятно на рукаве. Белье было противно надевать, потому что его перекладывали чужие руки.
Так что я решила ехать как есть, в той самой куртке, что дал мне Октавиан. Если там Элька присутствует и мы с ней снова раздеремся, то хоть не жалко.
Дом был самый обычный, не старый, но и не новый, хотя фасад покрашен недавно, и лавочка возле подъезда не сломана. Дверь нужного подъезда была открыта, и камушек подложен, так что я прошла без труда. Лифт был прочно занят, кто-то наверху кричал, что-то падало, видно мебель носили.
Я поднялась на пятый этаж и позвонила в нужную квартиру. Никто не отозвался. Ну вот, сама меня звала срочно, а сама небось и забыла. Или она не слышит?
Я позвонила еще, а потом просто нажала на кнопку звонка и не отпускала ее, борясь с сильнейшим желанием бухнуть в дверь ногой, а потом уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. У меня дел по горло, а она…
Тут за дверью послышались медленные, спотыкающиеся шаги, потом слабый голос спросил:
– Это Лена?
– Ну да, да, открывайте!
Целую вечность она гремела замками, потом наконец дверь открылась, и все слова застряли у меня в горле.
Это была не она. Не жена, а потом вдова моего отца, не моя мачеха Вероника Аркадьевна.
Передо мной стояла древняя старуха. Седые волосы свисали вокруг лица неопрятными патлами, само лицо… оно было покрыто сеткой морщин, да еще щеки свисали на подбородок.
Она жутко похудела, оттого кожа и свисала.
Вы не поверите, но я узнала ее по халату.
Тот самый халат когда-то темно-синего, а теперь сизого цвета, тот самый халат, в котором Вероника Аркадьевна появлялась утром и вечером ровно на три минуты, чтобы дойти до ванной и обратно. Она утверждала, что халат нужен только для этого, что мужчине в доме вовсе не обязательно смотреть на разных распустех.
Элька назло расхаживала по дому в ночной рубашке, пока мать не купила ей пижаму, я, как ни странно, вняла ее уговорам, да у меня и халата не было.
Я не успела совладать со своим лицом, потом устыдилась и сказала нарочито бодрым голосом:
– Здравствуйте! Как поживаете?
– Не старайся, – она закрыла дверь и пошла вперед, буквально держась за стенку и шаркая тапочками, – не трать время на пустые разговоры.
Я задержалась, снимая куртку, а с ботинками решила не заморачиваться, увидев, какая грязь в прихожей. Ну ясно, что самой Веронике Аркадьевне с уборкой не справиться, но где же эта зараза Элька? Разумеется, она всегда была патологически ленива, но… ладно, это не мое дело.
Вероника Аркадьевна провела меня на кухню, кухня была запущена, но все же без грязной посуды. Мачеха села на стул и долго так сидела, собираясь с силами, потом подняла голову и взглянула на меня. На миг во взгляде ее появилась та самая суровая непреклонность, к какой я привыкла, на один только миг проглянула прежняя Вероника Аркадьевна и тут же пропала.
– Лена, – сказала она, – я умираю.
– Но… – растерялась я.
– Не надо слов! – Она подняла руку, пытаясь отмахнуться. – Не будем тратить время, у меня его мало. Но я должна сделать одну вещь, потому что… потому что нужно было сделать это раньше, но я… В общем, там, в стенном шкафу… – она показала рукой, – иди, там чемодан…
Там и правда был старый чемодан, но прежде всего нужно было вытащить кучу каких-то коробок, пакетов и свертков. Наконец я выволокла на кухню большой чемодан, когда-то он был дорогой, хорошей кожи, теперь он состарился, но ручка была на месте, и ключик висел на ней. Чемодан был отцовский, мы когда-то давно ездили с ним в отпуск… Помню, как отец укладывал вещи, а потом приходила мама и выбрасывала половину, говоря, что и этого много… Как давно это было!
– Когда Алексей… – начала Вероника Аркадьевна едва слышным голосом, – когда твой отец уходил в больницу… он сказал, что если что-то случится, то я должна отдать тебе некоторые вещи… ваши фамильные, он хотел, чтобы они были у тебя… Но я тогда про это забыла, а потом…
– Да, – в свою очередь вздохнула я, – вы уж простите меня за те слова, что вам тогда наговорила. Я была не в себе…
Вероника Аркадьевна молча прикрыла глаза, а я подумала, что совершенно не жалею, что мы разодрались тогда с Элькой, давно пора было это сделать.
– В общем, я собрала вещи, потом как-то все… но ты не думай, тут все в целости… – Она закашлялась.
– Спасибо… Но чем я могу вам помочь? – Слова сами у меня невольно вырвались.
– Ничем, – сипло ответила она, – завтра я уезжаю в хоспис.
– В хоспис? Но Элеонора…
– Она тут не живет, – прошелестела Вероника Аркадьевна, и я поняла, что больше она ничего не скажет.
Она проводила меня до двери и сказала, что я еще больше стала похожа на отца. Вы не поверите, но когда я подумала, что больше никогда ее не увижу, то слезы выступили на глазах. Вот уж никак не ожидала от себя такого.
Чемодан был жутко тяжелый, так что я вызвала такси из ее квартиры и потом приплатила таксисту, чтобы он донес чемодан до лифта. А потом уселась в прихожей на пол и открыла его.
Все было там, все мелкие вещи из кабинета деда, и среди них то самое бронзовое пресс-папье, которое в свое время пыталась упереть Элькина подружка. Еще там был старинный альбом с фотографиями – дед с бабушкой, его родители, куча каких-то людей, женщины в длинных платьях, мужчины все поголовно в шляпах.
Еще была парочка небольших картин в старых рамах и несколько книг. Большая монография деда, еще что-то и… книга. Старинная, в твердой, немного потертой обложке.
Пауль Генрих Цугенцвангер. «Витражи баварских готических соборов».
Я взяла в руки эту книгу, зная уже, что сейчас будет. И точно, от книги исходило живое тепло, и еще что-то, что трудно передать обычными словами.
Дрожащими руками я раскрыла книгу, там было много иллюстраций, витражи и правда изумительные, но я искала не это.
Вот, точно, среди листов затесалась пачка страниц с рисунками замечательных цветов и неизвестных животных, были там еще люди с головами птиц, и цветы с человеческими лицами, и женщины с телами змей. Вот она, седьмая недостающая часть заветного манускрипта.
Я знала, я знала, что эта история так просто не прервется, все должно прийти к концу.
Я бросилась к телефону.
– Максим! Я нашла ее, нашла недостающую часть!
– Вот это здорово! Слушай, я как раз к заказчику направляюсь. Приезжай, я тебе сброшу геолокацию!