Питер смотрел на город, но помимо его воли перед глазами всплывало жуткое лицо владелицы серебристого «континенталя». Он понимал, что это только видение, однако прогнать его был не в силах. Прямо за стеклом он видел ее — закрытые огромными темными очками глаза, ярко накрашенные губы на большом, мертвенно-бледном от пудры лице.
Питер закрыл глаза и, потирая руками виски, пытался вспомнить, что же он собирался делать, перед тем как позвонил Джош. Что-то, что было каким-то образом связано с этим ужасным видением за стеклом. И с телефоном. Ну да, конечно, он хотел кому-то звонить.
Раздался звонок. Но ведь только что звонили. Не может быть, чтобы это был опять телефон.
И все-таки это был телефон. О Господи! Необходимо лечь и не вставать. Как болит голова! И он совсем не уверен, что… Надо взять трубку.
Питер с трудом прошел по комнате.
— Ченселор?
— Да.
— Говорит Роулинз. Как насчет того, чтобы встретиться завтра утром?
— Это что, шутка?
— Хм!
— Я работаю по утрам.
— Это меня не волнует. Вы знаете такое место — Клойстерз?
— Знаю.
Питер невольно замер. Это тоже шутка? Клойстерз был любимым парком Кэти. Как часто в воскресные дни они бродили по его лужайкам. Но Роулинз не мог ничего знать об этом. Или знал?
— Приезжайте к пяти тридцати утра. Пройдите через западные ворота. Они будут открыты. Примерно в четырехстах футах к северу начинается тропинка, ведущая к средневековому дворику. Там я буду вас ждать. — С этими словами конгрессмен повесил трубку.
Южанин выбрал странное место и время встречи. Такой выбор мог сделать человек, который чем-то здорово напуган. Опять Алан Лонгворт нагоняет на людей страх. Надо положить конец деятельности этого отставного агента по особым поручениям, мучающегося угрызениями совести.
Но сейчас Питеру некогда думать о Лонгворте. Ему надо как следует отдохнуть. Он знал, что утро наступит очень скоро.
Он прошел в спальню, скинул ботинки, расстегнул рубашку, сел на край кровати и тут же повалился на спину. Голова утонула в подушке, и начались сновидения. В эту ночь ему снились кошмары.
Трава была еще мокра от росы, но на востоке уже пробивались первые лучи солнца. Вокруг громоздились остатки каких-то строений, повсюду стояли скульптуры, и даже сучковатые, искривленные деревья казались ровесниками средневековья. Не хватало одного — играющих на лютне музыкантов и певцов, нежными голосами исполняющих мадригалы.
Ченселор нашел окаймленную цветами тропинку, которая вела к небольшому холму с какими-то каменными стенами. Это и был привезенный по частям и восстановленный внутренний дворик французского монастыря тринадцатого века. Питер подошел поближе и остановился перед древней аркой. Внутри стояли мраморные скамьи, в художественном беспорядке росли миниатюрные деревья. Было как-то жутковато. Он принялся ждать.
Бежали минуты. Свет раннего утра становился все ярче, и вот уже под его лучами заискрился белый мрамор. Питер посмотрел на часы. Без пяти шесть. Роулинз опаздывал на двадцать пять минут. А может быть, конгрессмен решил вообще не являться? Неужели он так напуган?
— Ченселор!
Питер вздрогнул. Шепот доносился из густых кустов, окружавших широкий пьедестал, находившийся в тридцати футах от Ченселора. На нем возвышалась скульптурная голова какого-то средневекового святого.
— Роулинз? И давно вы там сидите?
— Почти три четверти часа.
Конгрессмен осторожно приблизился к Питеру и остановился в нескольких шагах. Руки он не подал.
— Почему вы так долго не выходили из вашего убежища? Я жду вас с половины шестого.
— Уж если быть точным, то вы явились в пять тридцать три. Я хотел убедиться, что вы пришли один.
— Как видите, я один. Слушаю вас.
— Только не здесь. Давайте пройдемся, — предложил Роулинз, и они пошли по тропинке, уходящей вниз от пьедестала. — Что с вашей ногой? — полюбопытствовал конгрессмен.
— Старая футбольная травма, а может быть, ранение. Выбирайте то объяснение, какое вам больше нравится. Что касается меня, то я не намерен гулять с вами. Я хочу наконец услышать, что вы собираетесь мне сказать. Я же не напрашивался на эту встречу. У меня и без того много дел.
Лицо Роулинза сделалось красным.
— Недалеко отсюда есть скамейка.
— Скамейки есть гораздо ближе, вот тут, во дворе.
— Ну да, а под ними микрофоны.
— Вы сумасшедший, как и Лонгворт!
Конгрессмен не прореагировал на восклицание Питера. Он вообще не открывал рта до тех пор, пока они не дошли до стоявшей в стороне от тропинки скамьи, отделанной металлом.
— Лонгворт — ваш партнер? Вы что, вместе занимаетесь вымогательством? — спросил наконец Роулинз, опускаясь на скамью. От его обычной самоуверенности не осталось и следа.
— У меня нет партнера, и я не вымогатель.
— Но вы пишете книгу.
— Да, я пишу романы и этим зарабатываю себе на хлеб.
— Я слышал об одной вашей книге под названием «Контрудар!». Из-за нее кое-кто в ЦРУ наложил полные штаны.
— Ну, это вы преувеличиваете. Так что вы хотели мне сказать?
— Послушайте, Ченселор, — решительным тоном начал конгрессмен. — Вся эта история, которую вам удалось раскопать, не стоит выеденного яйца. Пусть даже вы сломаете мне карьеру, но засадить меня в тюрягу вам не удастся. Кишка тонка! А уж я с вами рассчитаюсь.
— Какая история? Все, что сказал вам Лонгворт, — ложь. Я ничего о вас не знаю.
— Не лгите! Я и сам понимаю, что не безгрешен. Многие считают меня расистом, потому что в кругу друзей я нередко позволяю себе презрительно отзываться о неграх. А когда я в подпитии, то становлюсь падким на симпатичных черных девочек, но это говорит скорее в мою пользу, черт побери. Я женат на стерве, которая в любой момент может заложить меня и заграбастать все мое состояние, однако я терплю все и добросовестно делаю свое дело в Конгрессе. И уж конечно я не убийца. Понятно?
— Понятно. Вы типичный плантатор. Правда, очень эксцентричный, но симпатяга. Вы достаточно высказались, и я ухожу.
— Нет, вы так не уйдете! — вскочил Роулинз, загораживая Питеру дорогу. — Прошу вас, выслушайте меня. Я не ангел, но не надо выставлять меня неотесанной дубиной, деревенщиной. Я не такой дурак и не полезу на рожон просто так, из одного лишь упрямства. Мир сейчас меняется, и закрывать на это глаза — значит провоцировать кровавую бойню. От этого никто не выиграет и все только проиграют.
— О чем вы говорите? — Ченселор внимательно посмотрел на южанина, но никаких следов притворства на его лице не заметил. — Что вы хотите этим сказать?
— Я никогда не выступал против изменений, инициаторами которых были ответственные люди. Однако если предлагались непродуманные новшества, я дрался, как попавший в ловушку зверь. Как можно позволить тратить миллионы долларов безмозглым деятелям, готовым поставить все вверх дном? К чему мы придем в таком случае, я вас спрашиваю?
— Какое все это имеет отношение ко мне?
— Все, что случилось со мной в Ньюпорт-Ньюсе, было специально подстроено. Меня здорово накачали виски и в таком состоянии завезли в какую-то темную аллею, которую я раньше никогда и не видел. Не помню, может быть, я действительно побаловался с той девочкой, но уж убить ее я никак не мог. Я понятия не имею, как делается то, что они с ней сотворили! Эти черномазые скоты знают, что мне известно, кто все это подстроил. Это же отпетые мерзавцы, фашиствующие черные ублюдки. Они готовы убивать своих, чтобы спрятаться за…
Внезапно откуда-то сзади донеслись странные, чавкающие звуки. И вслед за этим произошло что-то невероятное. Застывший от ужаса Ченселор вдруг увидел, как у Роулинза отвалилась челюсть и над правой бровью образовалось красное пятно. Кровь вначале брызнула фонтаном, а потом полилась тихим ручейком по остекленевшему глазу вниз по мертвенно-бледному лицу. Какое-то мгновение обмякшее тело еще держалось на ногах, но вот, словно в каком-то странном балете, ноги конгрессмена подкосились, и он рухнул на мокрую траву.
С трудом вдохнув воздух, Питер открыл рот, чтобы закричать, однако не смог выдавить из себя ни звука: ужас сжал его горло. Снова раздался такой же чавкающий звук, и он почувствовал, как над его головой будто ветерок пронесся. Еще один выстрел, и пуля рикошетом от скамьи вошла в землю прямо у его ног. Пробудившийся наконец инстинкт самосохранения заставил Питера совершить немыслимый прыжок влево. Он бросился на землю и с невероятной быстротой покатился по траве прочь от того места, где кто-то невидимый избрал его в качестве мишени.
Пули летели вслед, вздымая вокруг него фонтанчики земли. Над самым ухом просвистел обломок камня. Еще дюйм, и Питер лишился бы глаза либо был бы убит. Внезапно он ударился головой о что-то твердое и тут же почувствовал острую боль в руке. Оказалось, он наткнулся на окруженный кустами монумент. Ченселор перевернулся на спину и замер. Теперь нападавшие не могли его видеть, но все равно вокруг раздавались глухие звуки от удара пуль.
Внезапно Питер услышал полусумасшедшие, истерические крики. Казалось, они раздавались со всех сторон — там, там и там! Потом голоса стали удаляться, пока наконец совсем не стихли. И тогда раздался один-единственный голос, суровый и гортанный. Он безапелляционно потребовал:
— Убирайтесь отсюда!
Чья-то сильная рука ухватила Питера за куртку, крепко зажав ее в кулаке вместе с рубашкой и кожей, и выдернула из-за каменного укрытия. В другой руке неизвестный держал большой пистолет-пулемет с толстым цилиндром на стволе. Он был направлен в ту сторону, откуда раздавались выстрелы. Из его ствола извергались дым и пламя.
Ченселор не мог ни произнести хотя бы слово, ни сделать что-либо. Над ним возвышалась фигура светловолосого мужчины, в котором он узнал Алана Лонгворта. Презренный Лонгворт старался спасти ему жизнь!
Придя наконец в себя, Ченселор согнулся в три погибели и нырнул в кусты. Цепляясь руками и ногами за землю, он понесся, не разбирая дороги. От быстрого бега у него перехватило дыхание, но какое это имело значение сейчас? Главное — уйти, спастись! С этой мыслью он сломя голову мчался через парк.