Морган. Тони Морган, его друг. Что же он делает?
Питер пошатнулся и замер, теряя сознание. Чьи-то руки опустили его на пол.
— Никакого обвинения они не предъявят, — сказал Морган, входя в спальню с бокалами в руках. — Они проявили полное понимание.
— Это значит, что я — шизик, — заметил Ченселор, лежавший в постели с холодным компрессом на голове.
— Нет, черт возьми! Ты просто очень устал. Работал слишком напряженно. Врачи же тебя предупреждали…
— Нет, Тони, такого со мной случиться не могло, — сказал Питер, приподнявшись в постели. — Все, что я говорил, правда.
— Ладно. Вот, выпей.
Ченселор взял бокал, но пить не стал и поставил бокал на тумбочку около кровати.
— Так не пойдет, дружище, садись-ка! — Он указал Тони на кресло. — Я хочу кое-что выяснить…
— Хорошо. — Морган шагнул к креслу и тяжело опустился в него, вытянув длинные ноги. Его беспечный вид не мог обмануть Питера. Взгляд издателя выдавал его смятение.
— Спокойно, не спеша, — продолжал Ченселор. — Мне кажется, я понял, что произошло. И такого больше не случится, о чем и оповещает записка Лонгворта. Он хочет, чтобы я поверил в это, а иначе, считает он, я завою так, что душа похолодеет.
— Когда же ты все это обдумал?
— За те четыре часа, которые я провел на улице. Я этого не сознавал, но все звенья складывались в одну цепочку. А когда ты и полицейские беседовали там, внизу, мне стала ясна вся картина.
— Не говори, как писатель, — сказал Морган, отрываясь от бокала. — «Картина», «звенья цепочки» — все это ерунда!
— Нет, не ерунда. Ведь и Лонгворт вынужден думать, как писатель. То есть он должен думать, как я, разве это не ясно?
— Нет, не ясно, но продолжай.
— Лонгворта нужно остановить. Он знает, что мне это известно. Он положил начало моей работе, выдавая небольшие дозы информации и один яркий пример, иллюстрирующий, что могло бы случиться, если бы досье Гувера еще существовали. Ты ведь помнишь, что он знаком с этими досье и владеет довольно обширной обличающей информацией. Тогда, чтобы быть уверенным, что я действительно попался на крючок, он выдал еще один пример — о конгрессмене с юга, замешанном в изнасиловании негритянки и убийстве, которого не совершал, и теперь попавшем в трудное положение. Лонгворт привел свою машину в действие, и я оказался в центре событий. Но по ходу дела он понял, что зашел слишком далеко. Ловушка означала убийство, а на это он не рассчитывал. Осознав все, он спас мне жизнь.
— А тем самым и книгу?
— Да.
— Этого не может быть. — Морган вскочил: — Ты рассказываешь сказки, как дети у костра. Разве я не прав? Это твоя работа, а все писатели — как дети. Но, ради Бога, не путай сказки с действительностью.
Ченселор задержал взгляд на лице Моргана. Вывод был очевиден.
— Ты не веришь мне, не так ли?
— Сказать правду?
— А с каких пор наши правила изменились?
— Хорошо. — Тони допил свой бокал. — Я полагаю, ты действительно был в Форт-Трайоне. Не знаю, правда, как ты туда попал. Может быть, даже через стену перелез. Знаю, что ты любишь раннее утро, но очутиться в Клойстерзе на заре — это потрясающе… думаю, что ты уже знал о смерти Роулинза.
— Как я мог? В канцелярии же сказали, что об этом сообщено только что.
— Прости, я ведь не слышал, что тебе сказали.
— О Боже!
— Я не хочу причинять тебе боль, Питер. Год назад никто вообще не был уверен, что ты выживешь. Ты находился на грани жизни и смерти. Перенес тяжелейшую утрату. Кэти была для тебя всем, и мы знали это. Шесть месяцев назад мы полагали, а я, честно говоря, был убежден, что как писатель ты кончился. Ты потерял все, желание писать умерло в тебе. Мальчик, рассказывавший сказки у костра, погиб в автомобильной катастрофе. Даже после того как ты вышел из больницы, бывали дни, когда ты не произносил ни слова. Ни слова! А потом пошли выпивки. И вот менее трех недель назад вулкан начал извергаться. Ты прилетел с побережья более возбужденный, чем когда-либо, полный энергии и желания писать, писать, писать… Пока хватит сил… Понимаешь?
— Что?
— Наш разум устроен довольно странно. Он не может мгновенно разогнаться от нуля до скорости звука. Что-то в таком случае в нем обязательно откажет. Ты сам сказал, что не знаешь, где провел почти четыре часа.
Ченселор не шелохнулся. Он наблюдал за Морганом, а в его мозгу метались противоречивые мысли. Он злился на издателя за то, что тот не верит ему, и все же чувствовал какое-то странное облегчение. Может быть, так оно и лучше? Морган по натуре был человеком, готовым броситься на помощь любому. События минувшего года усилили эту черту его характера. И теперь Питер не сомневался в том, что если бы Морган поверил ему, то не стал бы издавать его книгу.
— Ладно, Тони, давай забудем об этом. Я не совсем хорошо себя чувствую. Притворяться не стоит. Я не знаю, что делать.
— А я знаю, — мягко сказал Морган. — Давай выпьем.
Мунро Сент-Клер внимательно смотрел на Варака, входившего в его библиотеку в Джорджтауне. Правая рука агента была на перевязи, с левой стороны на шее выглядывала полоска бинта. Варак закрыл за собой дверь и подошел к столу, за которым с хмурым видом сидел дипломат.
— Что случилось?
— Все в порядке. Его самолет находился в Вестчестерском аэропорту. Я переправил его в Арлингтон и связался с доктором, услугами которого мы пользуемся в Совете национальной безопасности. У его жены не было выбора, да и потом, ей все равно. Роулинз не был застрахован от убийства по политическим мотивам. А кроме того, она грязная баба. Я просто напомнил ей несколько эпизодов из ее жизни.
— А как с другими?
— Их было трое. Один убит. Как только Ченселор исчез, я перестал стрелять и спрятался в дальнем углу парка. Роулинз был мертв. Что им оставалось делать? Они сбежали, прихватив с собой труп своего дружка. Я побродил вокруг, собрал гильзы, поправил примятую траву, чтобы не было никаких следов.
С выражением злобы на лице Браво поднялся из кресла:
— То, что вы сделали, выходит за рамки данных вам полномочий. Вы приняли решения, которые, как вам было известно, я бы не одобрил. Ваши действия стоили жизни двум людям, а Ченселор едва не погиб.
— Один из этих людей был убийца, — спокойно ответил Варак, — а судьба Роулинза была предрешена. Это было вопросом времени. Что касается Ченселора, то это я едва не погиб, спасая его. Мне кажется, я сполна заплатил за свое ошибочное решение.
— Ошибочное решение? А кто дал вам право его принимать?
— Вы, все вы.
— Существуют же определенные запреты, и вы понимаете это.
— Насколько я осведомлен, пропало больше тысячи досье, воспользовавшись которыми можно превратить страну в полицейское государство. Прошу вас помнить об этом.
— А я прошу вас помнить, что здесь не Чехословакия, не Лидице и не 1942 год. Да и вы — не тринадцатилетний мальчишка, который прятался среди трупов и убивал каждого, кто мог оказаться его врагом. Вас привезли сюда тридцать лет назад совсем не за этим.
— Меня вывезли сюда потому, что мой отец работал на союзников. И мою семью убили именно потому, что отец работал на вас…
Взгляд Варака помутился, и он не сумел сдержать слез — видимо, не ожидал, что разговор пойдет таким образом. Он вспомнил о солнечном утре 10 июня 1942 года — утре всеобщей смерти, о последующих ночах, когда он прятался в шахте, и о последующих днях, когда он, тринадцатилетний мальчишка, ставил крестики в стволе шахты, которые означали число убитых немцев. Ребенок превратился в убийцу. Так было до тех пор, пока англичане не вывезли его.
— Вам дали все, — сказал Браво, понизив голос. — Мы выполнили все обязательства, ничего ради вас не пожалели. Лучшие школы, все блага и привилегии…
— И все воспоминания, Браво. Не забывайте об этом.
— И все воспоминания, — согласился Мунро Сент-Клер.
— Вы неправильно меня поняли, — быстро проговорил Варак. — Я не ищу сочувствия. Я хочу только сказать, что все помню. — Он сделал шаг к столу. — Вот уже восемнадцать лет, как я плачу за привилегию хранить эти воспоминания. Плачу по доброй воле. Я — лучший агент Совета национальной безопасности, я найду наци в любом обличье, в какие бы одежды он ни рядился, и буду преследовать его. И если вы думаете, что существует разница между порядками Третьего рейха и тем, что пытаются насадить с помощью этих досье, то здорово ошибаетесь.
Варак умолк. Кровь бросилась ему в лицо. Хотелось кричать, но это было невозможно.
Мунро Сент-Клер молча наблюдал за агентом. Его злость постепенно угасала.
— Вы говорили очень убедительно. Я созову совещание «Инвер Брасс». Нужно всем сообщить об этом.
— Не созывайте совещания. Пока не надо.
— Совещание на этот месяц уже запланировано. Нам нужно избрать нового Генезиса. Я стар. Так же немолоды Венис и Кристофер. Таким образом, остаются Баннер и Парис.
— Прошу вас, — Варак сжал пальцами край стола, — не созывайте совещания.
— Почему же? — прищурившись, спросил Сент-Клер.
— Ченселор начал писать книгу. Первая часть рукописи позавчера уже сдана на перепечатку. Мне удалось пробраться в машинописное бюро и прочитать написанное.
— Ну и что же?
— Ваша теория может оказаться более верной, чем вы предполагали. Ченселор пишет о таких вещах, которые мне и в голову не приходили. И «Инвер Брасс» не обойдена вниманием.
Глава 15
Непродолжительные заморозки напомнили, что морозы не за горами, что осень кончается и вот-вот придет зима. Избирательная кампания завершилась, и ее результаты оказалось так же нетрудно предсказать, как и наступление морозов, сковавших землю Пенсильвании. Воротилы с Мэдисон-авеню, уверенно пользующиеся ложью, одержали победу над неуверенными дилетантами. Ничего ценного никто не выиграл, а меньше всех — республика.
Ченселор не уделял большого внимания политике. А после того как игроков вывели на поле, Питера вообще интересовал только его роман. Он окончательно определил замысел, ожили персонажи книги. И теперь каждое утро он вместе с ними переживал новые приключения.