— Именно в этот раз он сообщил вам, что подает в отставку?
— Что уже подал в отставку. Наверное, это и рассердило меня. Мы всегда обсуждали самые серьезные вещи. И вдруг такое важное решение он принял без меня! Я наговорила ему ужасных слов.
— Он ведь принял чрезвычайное решение, ничего не объяснив вам. Ваша реакция была естественной.
Разговор оборвался. Весь последующий путь они проделали молча.
Стало совсем темно. На небе появилась луна.
— Вот он, белый почтовый ящик, — проговорила наконец Элисон.
Ченселор притормозил, свернул в проезд, скрытый густым кустарником, росшим по обе его стороны, и низко свисавшими ветками деревьев. Если бы не почтовый ящик, подъезд к дому трудно было бы заметить.
Дом стоял в мрачной изоляции, одинокий и тихий. Лунный свет пробивался сквозь ветви деревьев, раскидывавших повсюду беспорядочные тени. Окна были меньше, чем показалось Питеру в первый раз, крыша ниже. Элисон вышла из машины и медленно прошла по узкой дорожке к дому.
Ченселор с покупками, сделанными в Рэндолф-Хиллз, последовал за ней. Она отперла дверь.
Они сразу почувствовали какой-то запах. Несильный и даже нерезкий, он наполнял весь дом. Элисон прищурилась от лунного света и склонила голову. Питер внимательно смотрел на нее. В какой-то момент ему показалось, что она дрожит.
— Это запах любимых духов мамы.
— Запах духов?
— Да. Но вот уже месяц, как ее нет…
Ченселор вспомнил слова, сказанные Элисон в машине:
— Вы говорили, что были здесь прошлым летом. Разве вы не приезжали…
— На похороны?
— Да.
— Нет, не приезжала. Я не знала, что она умерла. Отец позвонил мне, когда все уже было кончено. Он не давал объявления о ее смерти, не устраивал пышной панихиды. На похоронах присутствовали только отец и женщина, которую он любил и помнил совершенно иной. — Элисон вошла в темную прихожую и включила свет. — Несите все покупки на кухню.
Через небольшую столовую они прошли к двустворчатой двери, которая вела в кухню. Элисон включила свет, и взору Питера открылись старомодные полки и буфеты тридцатых годов, с которыми резко контрастировал холодильник современной марки. Питер был ошеломлен. Если не считать кабинета генерала, все в доме казалось старомодным, и создавалось впечатление, будто хозяин задался целью вернуть сюда другую эпоху.
Элисон, видимо, уловила ход его мыслей:
— Отец попытался воссоздать все в духе того времени, с которым связано ее детство.
— Необыкновенная любовь! — только и смог сказать Питер.
— Необыкновенная жертвенность, — поправила Элисон.
— Вы недолюбливали мать?
Она не стала уклоняться от ответа:
— Недолюбливала. Он был исключительный человек. Он мой отец, но это не меняет дела. Он был человеком идеи. Я когда-то читала, что убеждения имеют большую движущую силу, чем вера, и согласна с этим. Но его вера так ни во что и не воплотилась. Его идеи никогда не были реализованы. У него не хватало времени, чтобы добиваться их осуществления. Все было подчинено служению ей — моей матери.
Ченселор не позволил Элисон отвести злой взгляд.
— Вы говорили, что окружающие сочувствовали ему, помогали, чем могли.
— Конечно, помогали. Он был не единственный, чья жена свихнулась. В Вест-Пойнте, говорят, это довольно распространенное явление. И все же он отличался от других. Его суждения всегда были оригинальны. И если люди не хотели его слушать, они отталкивали его своим сочувствием: «Бедняга! Посмотрите, с кем ему приходится жить!»
— Но ведь вы были его дочерью.
— Я была для него всем. Конечно, я не имею в виду постель. Я иногда задумывалась, не в этом ли… В общем, это не имеет значения. Простите, я не настолько хорошо вас знаю. Впрочем, я никого не знаю настолько хорошо… — Она облокотилась о край буфета.
Питер подавил в себе естественное желание поддержать ее.
— Вы думаете, что являетесь единственной женщиной в мире, испытавшей подобные чувства? По-моему, это не так, Элисон.
— Мне холодно. — Она попыталась выпрямиться. — Печь, видимо, не работает. — Она наконец выпрямилась и вытерла слезы. — Вы что-нибудь понимаете в печах?
— В газовых или масляных?
— Не знаю.
— Сейчас выясню. Эта дверь ведет в подвал? — Он указал на дверь справа.
— Да.
Ченселор отыскал выключатель и стал спускаться по узкой лестнице. На последней ступеньке он остановился и осмотрелся. Печь находилась в центре подвала. Слева стоял топливный бак. Печь действительно совсем остыла. Воздух в подвале был таким прохладным и сырым, будто открыли наружную дверь.
Но дверь оказалась запертой на засов. Питер посмотрел на указатель уровня топлива: бак был заполнен наполовину, но эти показания могли быть неверными. Почему же все-таки не работает печь? Макэндрю был не таким человеком, чтобы оставить загородный дом зимой без отопления. Питер постучал по баку — верхняя часть его действительно была пустой, а нижняя полной.
Он поднял щиток пускового механизма — и все понял. Погасла горелка. В нормальных условиях потребовался бы сильный порыв ветра, чтобы загасить ее. А может, нарушилась подача топлива? Но печь совсем недавно проверяли: на небольшом кусочке клейкой ленты была указана дата осмотра. Прошло всего шесть недель.
Питер стал читать инструкцию о пользовании печью. Она была примерно такой же, как и для печи в доме его родителей. «Нажать красную кнопку и держать ее в течение минуты. Поднести зажженную спичку…»
Внезапно он услышал резкий стук. От этого звука у него перехватило дыхание, а мышцы живота напряглись. Он весь как-то сразу сжался и словно окаменел — стук раздавался где-то за его спиной. Стук прекратился, потом снова возобновился. Питер резко повернулся и двинулся к лестнице. Посмотрел вверх. Там, на уровне земли, в стене подвала имелось окно. Оно было открыто, и ветер стучал по нему снаружи.
Теперь все стало понятно. Горелку погасил ветер. Ченселор двинулся было к стене, но его снова охватил страх. Стекло в окне было разбито, под ногами хрустели многочисленные осколки. Значит, кто-то тайком побывал в доме Макэндрю!
Все произошло настолько быстро, что на какой-то момент он утратил способность контролировать свои действия.
Сверху донесся крик. Потом еще и еще. Элисон!
По узкой лестнице он бросился наверх, в кухню. Элисон там не оказалось, но крики ее, напоминающие крики раненого животного, полные ужаса, не прекращались.
— Элисон! Элисон!
Он вбежал в столовую.
— Элисон!
Крики резко оборвались, сменились глухими стонами и рыданиями. Они доносились то ли из прихожей, то ли из гостиной. Нет, из кабинета Макэндрю!
Питер пробежал через комнаты, по пути оттолкнув один стул, потом другой, и ворвался в кабинет.
Элисон стояла на коленях и держала в руках вылинявший, с пятнами крови, пеньюар. Вокруг валялись разбитые флаконы духов, наполнявшие комнату тошнотворным запахом. На стене алела надпись:
«Макнайф,[7] убийца из Часона».
Глава 18
Надпись на стене уже подсохла, но следы крови на разорванном в клочья пеньюаре оказались свежими. Кабинет генерала, похоже, обыскивали профессионалы. Крышка письменного стола была сдвинута, кожаная обивка аккуратно подрезана, коробчатые наружные подоконники и шнуры подъемной рамы разделены и оголены, все книги из книжного шкафа вынуты, а переплеты их срезаны.
Питер отвел Элисон на кухню и налил два бокала виски. Потом он вернулся в подвал, зажег печь и заткнул разбитое окно тряпьем. Возвратившись в гостиную, он обнаружил, что камин исправен. Рядом с ним, в плетеной корзинке, лежало более дюжины поленьев. Питер развел огонь, позвал Элисон и сел рядом с ней на диван перед камином. Кошмар постепенно рассеивался, но многое оставалось неясным.
— Что такое Часон? — спросил он.
— Не знаю. Кажется, название какого-то местечка в Корее.
— Когда мы это узнаем точно, то поймем, что же произошло, что они здесь искали.
— Произойти могло что угодно. Была война и… — Она умолкла, глядя на огонь в камине.
— А он был солдатом, посылавшим в бой других солдат. Могло случиться вот что: кто-то потерял сына или брата и решил мстить. Я слышал о таких вещах.
— Почему же ему? Таких, как он, были сотни. И потом, насколько мне известно, он всегда шел во главе солдат, не отсиживался в тылу. До сих пор никто не ставил под сомнение справедливость его приказов. Нет, этот вариант не подходит.
— И все-таки кто-то мстит, — возразил Питер. — Может, кто-то совсем свихнувшийся?
Несколько мгновений она смотрела на него молча, затем спросила:
— Что же такое он мог сделать?
— Это, видимо, связано с вашей матерью.
— Не может быть.
— Разве? Я видел этот пеньюар в тот вечер, когда был здесь. Пеньюар был на вашей матери. Она упала, а пол вокруг нее был усыпан осколками стекла.
— Она всегда что-то разбивала. Часто намеренно портила вещи. Пеньюар — это последняя жестокая шутка. Мне кажется, таким способом они хотели напомнить, что отец импотент. Это ни для кого не было тайной.
— А где находилась ваша мать во время войны в Корее?
— В Токио. Я тоже жила там.
— Это было в пятидесятом или в пятьдесят первом?
— Примерно в это время. Я была тогда совсем ребенком.
— Вам было около шести?
— Да.
Питер отхлебнул виски.
— Ваш отец рассказывал про какой-то несчастный случай. Не помните, что произошло?
— Помню. Мать утонула, утонула самым настоящим образом. Ее вернули к жизни с помощью электрошока, но легкие не работали слишком долго, и мозг не выдержал.
— Как же это случилось?
— У пляжа Фунабаси она попала в подводное течение, и ее вынесло далеко в море. Спасатели подоспели с опозданием.
Они немного помолчали. Ченселор допил виски, поднялся с дивана и поправил кочергой поленья в камине.
— Может, приготовить что-нибудь поесть? Потом мы…