— Нет.
— А водителям такси?
— С половины десятого я ездил в такси всего один раз. Водитель довез меня до Бетесды и подождал, пока я освобожусь. Он не знал, что я собираюсь на вокзал «Юнион стейшн».
— Черт побери, но… Да, я слушаю. Не можете? — О’Брайен искоса взглянул на Питера. — Никто не отвечает? Немедленно пошлите дополнительный наряд к отелю «Олимпик». Согласуйте вопрос с полицией, пусть она окажет содействие. Наш человек, возможно, попал в беду. Я позвоню попозже. — Агент повесил трубку, на его лице отразилось явное удивление.
— Что же, по-вашему, случилось? — спросил Ченселор.
— Не знаю. Обо всем было известно только двоим — мне и Элисон Макэндрю. — Агент уставился на писателя.
— Минутку, минутку, если вы хотите сказать…
— Нет, не хочу, — прервал его О’Брайен. — Она была все время со мной, по телефону никому не звонила. Ее звонок не остался бы незамеченным, так как здесь свой коммутатор.
— А люди у отеля? Те, что знают всякие прогрессии?
— Нет. Я дождался отхода последнего поезда, прежде чем сообщить им, что вы можете приехать сюда. О том, каким транспортом вы воспользуетесь, я не говорил. В этих людях не сомневайтесь, я доверил бы им даже собственную жизнь. Их я прихватил с собой только для того, чтобы сократить круг участников операции. — Агент медленно вернулся к столу и вдруг ударил себя ладонью по лбу: — О Матерь Божья, ведь это же мог сделать я! У отеля «Хей-Адамс», когда мы садились в машину. Элисон была огорчена, и я сказал ей, куда мы едем. Бромли, вероятно, поджидал вас около отеля, притаившись где-нибудь в тени.
— О чем вы?
Расстроенный О’Брайен присел к столу:
— Бромли знал, где вы с Элисон остановились, и, скорее всего, поджидал вас у выхода. Если это так, то он мог услышать, о чем я говорил Элисон. Мне, пожалуй, придется извиниться, что вас едва не убили.
— Ваши извинения по этому поводу звучат не очень убедительно.
— Что же, вы правы. Ну а Рамирес? Зачем вы к нему ездили?
Переход от Бромли к Рамиресу показался Питеру слишком резким. Ему требовалось какое-то время, чтобы отогнать образ старика. Но он уже твердо решил, что теперь расскажет агенту ФБР все. Он сунул руку в карман и достал окровавленный листок, на котором были написаны имена и фамилии.
— Варак был прав, когда сказал, что ключ к разгадке — Часон.
— Это-то вы и скрыли от меня, когда мы говорили по телефону, не так ли? — спросил О’Брайен. — Из-за Макэндрю и его дочери. Ну а Рамирес, он был в Часоне?
Питер кивнул:
— Я уверен в этом. Они все что-то скрывают. Мне кажется, тут какая-то тайна, о которой знают многие. И даже двадцать два года спустя они не могут отделаться от страха. Но это только начало. Что бы ни скрывалось за событиями в Часоне, мы выйдем на одного из этих четверых. — Он передал листок О’Брайену: — Досье Гувера у одного из них.
Агент прочитал список и побледнел:
— Бог мой! Вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, кто эти люди?
— Конечно. Есть, правда, и пятый, но Варак не пожелал его назвать. Он очень уважал его и не хотел причинять ему вреда. Варак был уверен, что кто-то из четверых использовал досье, но пятый этого сделать не мог.
— Интересно, кто он.
— Теперь я знаю это.
— Вы преподносите сюрприз за сюрпризом.
— Я узнал об этом от Бромли, хотя тот и не догадывался, что сообщил мне нечто важное. Дело в том, что я когда-то встречался с этим человеком. Он помог мне выйти из затруднительного положения. Я ему многим обязан. Если вы будете настаивать, я назову его, но предпочел бы сначала поговорить с ним сам.
— Ценю вашу откровенность, однако и вы должны пойти мне навстречу, — сказал О’Брайен после короткого раздумья.
— Выражайтесь яснее.
— Напишите, как зовут этого человека, и вручите записку адвокату, чтобы он передал ее мне по истечении некоторого времени.
— Зачем?
— А вдруг этот пятый убьет вас?..
Ченселор посмотрел на О’Брайена — тот спокойно выдержал его взгляд. Значит, говорил правду.
— Теперь о Рамиресе, — продолжал агент. — Припомните все, о чем он вам рассказывал. Как держался при этом? Какое отношение имел к Макэндрю, к Часону? Как вы узнали об этом? Зачем ездили к Рамиресу?
— Причиной послужило то, что я увидел на Арлингтонском кладбище, и то, о чем рассказал мне Варак. Я сопоставил эти впечатления, и меня осенила догадка. Кроме того, эта догадка соответствовала тому, о чем я, возможно, уже писал. В общем, мне казалось, что я прав. Так оно и получилось…
Ченселору потребовалось меньше десяти минут, чтобы обо всем рассказать агенту. При этом он заметил, что Куин О’Брайен что-то отмечал для себя, точно так же, как ночью, в Вашингтоне, когда Питер приходил к нему.
— Оставим Рамиреса и вернемся на минутку к Вараку. Он построил свои рассуждения, вероятно, таким образом: один из четверых, бесспорно, связан с событиями под Часоном, потому что источником информации, ставшей достоянием гласности, мог быть только один из них. Правильно?
— Правильно. Варак работал на них и сам передал им эту информацию.
— И сообщил, что разговор велся на неизвестном ему языке.
— Он, очевидно, знал несколько языков.
— Шесть или семь, — подтвердил О’Брайен.
— Варак хотел сказать, что те, кто схватили его около дома на 35-й улице, были уверены, что он не поймет, о чем они говорят. Следовательно, они знали его. По крайней мере, один из этих четверых…
— Еще одно звено… Кроме того, он мог установить, к какой группе принадлежал язык.
— Он не сказал. Сказал лишь, что название «Часон» повторялось не раз, причем с каким-то фанатизмом.
— Возможно, он имел в виду, что Часон стал своего рода культом?
— Культом?
— Вернемся к Рамиресу. Он признал, что резня под Часоном произошла по вине командования?
— Да.
— Но он ведь сказал, что события под Часоном расследовал генеральный инспектор, что причиной тяжелых потерь была признана внезапность действий противника, его численное превосходство и превосходство в огневой мощи.
— Он лгал.
— О том, что было расследование? Сомневаюсь… — О’Брайен встал и налил себе еще кофе.
— Значит, о выводах, — предположил Питер.
— И в этом я сомневаюсь. Вы легко могли бы все проверить.
— Так что же вас настораживает?
— Его непоследовательность. Я ведь юрист. — Агент поставил кофейник на плиту и возвратился к столу. — Рамирес рассказал вам о расследовании не колеблясь, потому что был уверен: если вы станете проверять сказанное им, то согласитесь с его выводами. И вдруг он поменял линию поведения. Он засомневался в том, что вы согласитесь с этими выводами. Это вызвало у него беспокойство, и он посоветовал вам оставить это дело. Видимо, вы чем-то напугали его.
— Я обвинил его во лжи, сказал, что события под Часоном — дело темное…
— Почему события под Часоном — дело темное, вы, конечно, не уточнили, поскольку вам это неизвестно. В свое время из-за подобных обвинений и вынужден был вмешаться генеральный инспектор. Но Рамирес не побоялся об этом сообщить. Значит, дело в чем-то другом. Думайте, Ченселор, думайте…
Питер постарался сосредоточиться:
— Я сказал ему, что он ненавидел Макэндрю, что от меня не ускользнуло, как он напрягся при упоминании о Часоне, что те ужасные события связаны с отставкой Макэндрю, с пробелом в его послужном списке, с пропавшими досье Гувера, что он лжет и увиливает от ответа и что он вступил в сговор с другими, потому что все они смертельно боялись…
— Как бы тайна Часона не раскрылась, — добавил Куин О’Брайен. — Теперь вернемся назад. Что конкретно вы сказали о Часоне?
— Что события под Часоном тесно связаны с Макэндрю… В отставку он подал потому, что собирался раскрыть его тайну… Соответствующая информация содержится в пропавших досье… И по этой же причине, видимо, был убит.
— Это все? Больше вы ничего не говорили?
— Ей-богу, я пытаюсь припомнить…
— Успокойтесь, — взял Питера за руку агент, — иногда самое важное доказательство лежит на поверхности, а мы его не видим. Мы так старательно роемся в мелочах, что не замечаем главного.
Слова… Как часто они решают все! Они пробуждают мысль, вызывают в памяти тот или иной образ… И вот уже Питер вспоминает глаза бригадного генерала, загнанного в угол, пусть на мгновение, но потерявшего самообладание, и шепот умирающего Варака: «Не о нем, а о ней. Он только приманка…» Питер взглянул на тонкую раздвижную перегородку, на дверь, за которой спала Элисон, и повернулся к О’Брайену:
— Да, конечно. Так оно и есть…
— О чем вы?
— О жене Макэндрю.
Глава 31
Старший агент Кэррол Куин О’Брайен согласился оставить их вдвоем. Он понимал, что предстоящий разговор будет сугубо личным. Кроме того, у него были дела: он торопился навести справки о четырех известных в стране деятелях и о трагических событиях, происшедших на далеких холмах Кореи более двух десятилетий назад. Чтобы проникнуть в тайну Часона, нужно было действовать решительно.
Питер вошел в спальню, не зная, с чего начать разговор, но отлично сознавая, что начинать его все равно придется. При звуке шагов Элисон заворочалась и замотала головой. Потом, будто испугавшись чего-то, открыла глаза, и на какой-то момент ее взгляд замер на потолке.
— Привет! — мягко произнес Ченселор.
Элисон охнула и села на кровати:
— Питер! Наконец-то!
Он быстро подошел и обнял ее.
— Все в порядке, — сказал он и вдруг подумал о родителях Элисон. Сколько раз она слышала, как отец говорил эти слова сумасшедшей женщине, которая была ее матерью?
— Я так испугалась!
Элисон взяла лицо Питера в свои ладони и посмотрела на него широко раскрытыми карими глазами — очевидно пытаясь обнаружить в его глазах следы страдания. Она казалась оживленной, даже чем-то взволнованной. Несомненно, это была самая очаровательная женщина, которую он когда-либо знал, к тому же обладавшая тем редким качеством, которое принято называть внутренней красотой.