— Нет. Вообще-то был, но патроны кончились, а пополнить их запас я так и не собрался.
Браун дотянулся до своего чемоданчика, порылся в одном из его карманов и вытащил маленький револьвер.
— Возьмите этот. Врачам тоже выдают оружие, потому что мы носим с собой наркотики. Желаю удачи. Буду вас ждать.
Как только Ченселор ступил на вымощенную каменными плитами дорожку, он сразу увидел Рамиреса. Стоя у окна, тот с удивлением глядел на Питера, но никаких признаков паники или хотя бы растерянности на его лице заметно не было. Генерал опустил занавеску и отошел от окна. Питер поднялся по ступенькам на крыльцо и позвонил.
Дверь открылась. Генерал сурово смотрел на незваного гостя.
— Добрый вечер, генерал. Майор Браун приносит свои извинения. Документы о событиях под Часоном настолько потрясли его, что он не захотел говорить с вами. Он ждет меня в квартале отсюда.
— Я так и думал, — неопределенно заметил Рамирес. — У доктора короткая память. Или он думает, что все всё забыли? В Корее он начал с санитара, но впоследствии сумел завести роман с дочерью генерала. Потом Макэндрю сделал этого недоучку врачом.
Рамирес посмотрел куда-то мимо Ченселора и дважды рубанул воздух рукой. Это, вероятно, был сигнал. Питер услышал, как где-то за спиной у него зарокотал мотор, и, обернувшись, заметил фары машины военной полиции. Вынырнув из соседней улицы, она, быстро набирая скорость, помчалась в ту сторону, где остановился автомобиль доктора. Достигнув ярко освещенного перекрестка, машина резко затормозила. Выскочившие из нее два солдата бросились к стоявшему на углу человеку. Тот пытался бежать, но было поздно. На глазах у Ченселора майора Брауна схватили, подтащили к машине и бросили на сиденье. Военная полиция оказалась для доктора слишком сильным противником.
— Теперь вас никто не ждет, — сказал Рамирес.
Питер обернулся и хотел было уже выхватить оружие, но не успел — в его грудь уже упирался кольт.
— Вы не посмеете…
— Нет, посмею, — возразил Рамирес. — Причем доктор будет содержаться в полной изоляции: никаких визитов, никаких звонков, вообще никакой связи с внешним миром. Такой режим устанавливается для офицеров, совершивших проступок, который представляет угрозу для национальной безопасности. Проходите в дом, господин Ченселор.
Глава 39
В своем кабинете генерал сразу почувствовал себя увереннее и опустил кольт.
«Думай! Думай скорее! — приказывал себе Питер. — Самый фантастический вариант в такой ситуации, как эта, может оказаться спасением. Фантазия и реальность так тесно переплетаются иногда. Воображение порой сильнее любого оружия…»
— Где письмо? — спросил генерал.
Ченселор убедил Рамиреса, будто подготовил письмо, в котором содержится подробная информация о преступлении под Часоном, разоблачая его расовый характер и махинации, предпринятые военными, чтобы скрыть это преступление от общественности. По его словам, письмо уже отправлено в Нью-Йорк. Если генерал не согласится ответить на интересующие его вопросы, копии письма будут разосланы в крупнейшие газеты, в сенатскую комиссию по делам вооруженных сил и министру сухопутных сил…
— И тогда я буду не в состоянии предотвратить разглашение вашей тайны, — заявил под конец Ченселор. — Вы — тем более. Перехватить письмо невозможно. Если завтра к полудню меня не будет в Нью-Йорке, мой издатель, человек весьма решительный, вскроет письмо и прочтет о событиях под Часоном…
— Он согласится вернуть это письмо в обмен на вашу жизнь, — заявил Рамирес, но в его голосе не было уверенности.
— Вряд ли. Сначала он обдумает, что важнее, и, полагаю, пойдет на риск.
— Однако есть более важные, не зависящие от нас вещи.
— Наверняка вы убедили себя в этом.
— Но это действительно так. В ходе управления войсками произошла трагическая случайность. Такое бывает раз в тысячу лет. Зачем же придавать этому какой-то особый смысл, как это делаете вы? Для чего приклеивать ярлык?
— Я понимаю вас, — начал Ченселор, глядя на кольт.
Поколебавшись, генерал положил его на стол, но далеко не отошел, чтобы в любой момент можно было схватить оружие. Это не ускользнуло от внимания Питера.
— Я понимаю вас, — повторил он. — Такова официальная версия: трагическая случайность, роковые обстоятельства. Однако разгромленные под Часоном подразделения почему-то сплошь состояли из негров. Более шестисот человек погибло, Бог знает сколько пропало без вести. И все негры.
— Такие там были части.
— Не существовало подобных частей! — возразил Ченселор. — В армии в это время уже не было сегрегации.
— Кто это вам сказал? — спросил Рамирес с оттенком высокомерия.
— Еще в 1948 году Трумэн отдал приказ об отмене сегрегации во всех родах войск.
— Да, об отмене сегрегации в соответствующие сроки, — подчеркнуто монотонно уточнил генерал. — В армии десегрегация действительно осуществлялась, но не быстрее, чем где-либо.
— Вы хотите сказать, что стали жертвой собственной мстительности: саботировали приказ президента, поэтому целые подразделения, укомплектованные исключительно неграми, были полностью уничтожены. Так?
— Да, так, — ответил генерал, делая шаг вперед. — Мы действительно сопротивлялись приказу. Это же казалось невозможным. Но если сейчас об этом станет известно, то, Боже мой, какой шум поднимут наши радикалы! А что скажут за рубежом?
По глазам Рамиреса было видно: ухватившись, как за спасательный круг, за официальную версию, он считал, что ему удалось овладеть положением.
«Напрасные надежды», — подумал Ченселор, а вслух сказал:
— Оставим потери пока в стороне. Скажите лучше: какую роль во всей этой истории сыграл Макэндрю?
— Вы уже знаете. Когда вы звонили, я сообщил вам кое-что такое, чего не следовало говорить.
Было ясно, что генерал запутался в собственной лжи. На его совести было сразу два преступления, одно ужаснее другого. Вот почему он не стал отрицать своей причастности к передаче противнику дезинформации — чтобы скрыть другое, более страшное преступление. Но какое? Чего он так боится?
— Вы имеете в виду случившееся с женой Макэндрю?
Генерал кивнул с покорным видом, как бы признавая свою вину:
— Мы поступили, как считали нужным, надеялись таким образом спасти жизнь многих американцев.
— Вы что же, передавали через нее противнику ложную информацию?
— Да, она подходила для этой роли. Китайцы действовали в Японии очень активно. Некоторые японские фанатики им помогали. Для многих из них расовая принадлежность оказалась важнее всего остального. В их глазах корейская война была борьбой азиатов против белых.
— Никогда не слышал об этом.
— Эту проблему наша печать почти не затрагивала, ее значение всегда преуменьшалось. Тем не менее она была как заноза для Макартура.
— Какую информацию вы передавали через жену Макэндрю?
— Обычную: о передвижении войск, о путях подвоза снабжения, о концентрации военной техники, о тактических планах. В основном, конечно, сведения о передвижении войск и тактических планах.
— Именно через нее противник узнал о предполагаемых операциях наших войск в районе Часона?
Рамирес замолчал, опустив глаза. В его поведении было что-то неестественное, наигранное.
— Да, через нее, — выдавил он.
— Но ведь информация оказалась достоверной и наши войска попали в настоящую мясорубку?
— Никому не известно, как это произошло. Чтобы понять, почему так случилось, надо знать, как действуют подобные разведывательные каналы, как используются в этих целях скомпрометировавшие себя чем-то люди. Жена Макэндрю, например. Так вот, их никогда не снабжают абсолютно ложными данными, потому что подобным сведениям противник все равно не поверит и может потерять доверие к самому источнику информации. Обычно сообщения составляются таким образом, что в них включаются и достоверные сведения и сведения, которые выглядят достоверными, а на деле представляют собой искусно сфабрикованную информацию о событиях, которые в принципе могут произойти, но в действительности не происходят. Так сказать, возможные варианты. Например, сообщается о том, что третьего июля шестой саперный батальон займет позиции в районе Б. На самом же деле активные действия предпринимает не шестой саперный, а шестой дивизион самоходной артиллерии, который выходит в район боевых действий Б, но не третьего, а пятого июля, обойдя с флангов позиции противника. Случилось так, что жене Макэндрю был передан точный план боевых операций. Каким-то образом напутала разведка. Она передала информацию, и это привело к огромным потерям. — Генерал выпрямился и посмотрел Питеру прямо в глаза: — Теперь вы знаете правду.
— А правда ли это?
— Слово генерала.
— Хотел бы я знать, чего стоит ваше слово.
— Не давите на меня, Ченселор. Чтобы вы поняли, какие тяжелые последствия повлечет за собой разглашение тайны Часона, я сказал вам больше, чем вы имели право знать. Если об этом станет известно прессе, она наверняка все исказит, втопчет в грязь память о достойных людях.
— Подождите минуту, — прервал лицемерные рассуждения генерала Питер. — Вы сказали что-то о памяти…
Память… Воспоминания… Ну конечно, воспоминания Элисон. Она рассказывала, что родители ее матери содержались в тюрьме в бухте Бохай. Вот первая из причин, по которым она могла быть связана с китайцами. Но дело не в этом. По словам Элисон, ужасное случилось уже после того вечера, когда мать принесли домой на носилках. Еще она говорила об отце… Что он в предпоследний раз прилетел в Токио. Вот в чем дело: в предпоследний раз!
Макэндрю еще раз побывал в Корее после того, как болезнь его жены признали неизлечимой, но до возвращения в США. Именно тогда и произошла битва под Часоном. Однако уже за несколько недель до этого трагического дня мать Элисон находилась в больнице. Она никак не могла передать противнику сведения — ни достоверные, ни ложные.
— В чем дело? — спросил генерал.