– Значит так, – шлепнул на стол кипу извлеченных из сейфа «секретов» Дувалов. – Тут литерное и агентурные дела, сообщения по ним, а также отчеты о проделанной работе. В них все тип-топ. Можешь не сомневаться.
– Ну да, тип-топ, – пробурчал я, просмотрев несколько для порядка. – А где фотографии агентов, способы связи с ними и полученные сообщения?
– Послушай, старлей, – наклонился ко мне майор. – Тут тебе не Союз, а передний край. С бумагами возиться некогда. Кстати, ты знаешь притчу о трех конвертах?
Притчу я знал, но ответил «нет». Чекист должен скрывать свои мысли.
– Ну, тогда вникай, – уселся напротив лов. – Прибывает, значит такой, как ты, к новому месту службы. И принимает дела у старого опера. А в них конь не валялся. «Как так? – спрашивает. – Вы мне должны передать все в полном ажуре, а после ввести в курс от и до. Как следует по инструкциям». Посмотрел ветеран на молодого, вздохнул, а потом вытащил из сейфа три запечатанных конверта и вручил сменщику. «Здесь все, что требуется. Первый вскроешь, когда я уеду. Там будет всё касательно дела. Второй – если станет трудно, но не торопись. У нас легко не бывает. Ну а третий конверт распечатаешь, когда станет невмоготу. Понятно?» – «Понятно», – отвечает молодой. После чего старый уезжает.
На следующий день сменщик распечатывает конверт и достает оттуда бумагу. «Вали все на меня, сынок, – значится там. – С комсомольским приветом!»
Молодого начинают драть, он валит все на предшественника, мол, тот запорол всю работу. Время идет, молодой пашет – ничего не меняется. Тогда вскрывается второй конверт. В нем значится: «Обещай все осознать и исправиться». Это тоже принимается к исполнению. Служба катится дальше. Начальство все равно жучит и гнобит теперь уже майора, подходит «край», и он читает последнее послание. «Готовь три конверта», – написано там.
– Вот такая притча, старлей, – закончил лов, после чего мы дружно рассмеялись.
А потом я сказал:
– Все понял, товарищ майор. Давайте акт, – и исполнил подпись.
Довольный, что все закончилось миром, Дувалов пригласил меня отобедать в недорогой ресторан, расположенный в старой части города. Туда мы добрались на его служебном «Рено», который припарковали на стоянке. Из ресторана открывался отличный вид на голубой залив с замком Иф, описанным Дюма в «Графе Монте-Кристо». На овеваемой легким бризом террасе было комфортно и немноголюдно. Майор заказал мидии, сваренные в луковом бульоне, жареную макрель под соусом, провансальский сыр и бутылку «Пастиса».
– Сорок пять градусов, – сказал, разливая в рюмки пахнущую анисом жидкость. – Ну, за партию и правительство! – провозгласил тост, и мы дружно подняли рюмки.
Когда выхлебали бульон с морепродуктами, я учинил ответный – за здоровье майора! – вслед за чем перешли на «ты», отбросив субординацию.
Дувалова звали Анатолий, и он рассказал мне много интересного. Из того, что имеет отношение к оперативной обстановке. Оказалось, что помимо консульства в качестве «довеска» мне предстояло обслуживать еще и наше торгпредство, а также бывать на разного рода встречах и приемах.
– Там не вздумай бухать, – многозначительно сказал Толя. – Французская контрразведка любит подставлять на них своих баб. Трахнешь такую и попался на крючок. Со всеми вытекающими. Усек?
– Ага, – сказал я, поежившись. – Не буду. А как наш контингент, в смысле в консульстве и торгпредстве?
– Скажу тебе честно, говно, – наклонился ко мне майор. – Половина блатных и никакой любви к Родине.
– Иди ты! – выпучил я глаза. – А где же патриоты?
– Патриоты только в «органах», как мы с тобой – оглянулся он по сторонам. – Остальным верить нельзя. Как говорил папаша Мюллер.
– Так что же делать? – изобразил я притворное удивление.
– Выявлять и отправлять в Союз, а там сажать, – потянулся Анатолий к бутылке.
Завершая обед, мы выпили по чашке кофе, майор был «ни в одном глазу», сказывалась старая школа, после чего, уплатив по счету, вернулись к себе на службу.
В последующие три дня Дувалов передал мне на явочной квартире, расположенной в пригороде, имевшуюся у него агентуру. В их числе пять сотрудников наших консульства с торгпредством, а также трех французов. Ну а после с чистой совестью убыл в Союз, пожелав мне на прощание удачи. Я же занял майорский кабинет и вселился в его служебное жилье, а еще получил в распоряжение казенный «Рено». После чего почувствовал себя настоящим Штирлицем.
Задерживаясь по вечерам, привел в порядок литерное[13] и агентурные дела, а также другие документы, составил график работы с источниками[14] и стал их понемногу «доить»[15], впрочем, без особого успеха. Отечественные сексоты сообщали разную мелочевку, вроде того кто среди своих слушает «вражеские голоса», фарцует или травит политические анекдоты, а французы вообще несли всякую ахинею, требуя за них оплату. Между тем мне нужен был успех, для закрепления позиций и дальнейшей реализации плана. А то ни дай бог раньше срока вернут назад, и все мои усилия насмарку.
– Пошевели мозгами по Европе немного вперед, – подсказала чекистская составляющая. До этого момента все четыре молчали. Не иначе, переваривая заграницу.
– А что? Это мысль! – воодушевился Волобуев и начал шевелить. Подкорка выдала целую серию еще не случившихся событий. Лишние я отсеял. Остались два. Которые вполне можно было использовать.
«24 сентября советские спортсмены Людмила Белоусова и Олег Протопопов запросили политическое убежище в Швейцарии»; «26 октября Президент Южной Кореи Пак Чон Хи убит агентом иностранной спецслужбы».
– Так, эти танцоры пусть валят, невелика потеря, – решил я, – а вот убивать лидера дружественной нам страны не дадим. Хрен вам в рыло.
Теперь нужно было реализовать проект, для чего, несколько раз наведывавшись в порт и посетив тамошние притоны, я завербовал корейца. Представившись сотрудником французского Интерпола. Документы прикрытия для этого имелись самые разные. Кореец был из эмигрантов, за деньги готов на все и под мою диктовку накатал нужную информацию. Я ее закрепил сведениями, якобы полученными от доверенного лица[16], и, связавшись с Парижем, попросил встречи со своим начальником. А на ней ознакомил того с полученным оперативным сигналом. Полковник заглотил наживку, даже не потребовав контрольной встречи[17], сказал: «Хорошо служишь, сынок, так держать», доложил в Центр, и колесо завертелось.
В конце октября в ряде газет появилось сообщение о предотвращении покушения на Пак Чон Хи, а также задержании корейской спецслужбой американского наймита. Мой шеф получил за это медаль, а я премию в размере двух должностных окладов.
– Ну вот. Есть первый результат, – сказал я себе, пересчитывая в кабинете премиальные франки. – Теперь можно немного расслабиться.
И пустился «во все тяжкие», желая изведать прелести загнивающего капитализма. Для этого после службы, возвращаясь в свою холостяцкую квартиру, я менял скромный костюм фабрики «Большевичка» на иностранное шмотье, садился в «Рено» и отправлялся в злачные места Марселя.
Еще находясь в Москве и готовясь к этой командировке, я читал обзорную справку по городу, называемому еще «Вратами Алжира». В ней значилось, что это французский Чикаго. Из почти миллиона жителей двести тысяч были выходцами из стран Магриба, сто пятьдесят тысяч из Южной Сахары (так называемой Черной Африки), чуть меньше из Центральной Азии и Китая. Среди молодежи число «понаехавших» составляло еще больше. В Марселе грабили на улицах, в барах, банках и даже в машинах. Причем с равным успехом в любое время суток. Молодые, бедные, голодные, а потому до безумия отчаянные африканцы в то время уже оставляли проституцию и игральные автоматы пенсионерам из Италии и Корсики, а сами начинали заниматься более выгодным бизнесом – наркотрафиком. Который контролировала американская диаспора. На восемьдесят процентов это была марихуана – травка, но ее годовой оборот составлял более одного миллиарда долларов в год только по официальной статистике. Однако это меня особо не пугало, поскольку в «лихие 90-е» у нас было похлеще.
Для начала Волобуев посетил несколько борделей, где поочередно оценил африканку с француженкой, а после азиатку. Те оказались на уровне, но значительно уступали нашим. В сексапильности и интеллектуальном развитии. С борделей я переключился на притоны, где покурил немного травки, поглядел «танец живота», а заодно подрался с пьяными моряками из Гданьска. Так захотел сидящий внутри свой, вместе с шахтером.
Поляков было много, в связи с чем я стал ругаться матом на родном, и соотношение сил тут же изменилось. Откуда-то заорали несколько голосов «майсь, кацап!», и в драку ввязался пяток французов.
Потом Волобуев пил с ними джин, а под утро вернулся домой без бумажника и часов. Хорошо хоть «Рено» не сперли.
Поскольку премия улетучилась как дым, а зарплаты скромного служащего консульства на все это «загнивание» не хватало, я решил пополнить бюджет, в очередной раз воспользовавшись своими необычными знаниями. Для этого обратился к подшивкам старых газет, хранившихся в архиве консульства, принялся изучать их на предмет нашумевших преступлений, которые остались нераскрытыми. Спустя несколько часов в одном из номеров «Юманите Диманш» за 1976 год я наткнулся на сообщение о том, что в июле неизвестные совершили дерзкое ограбление банка «Соцьет Женеаль» в Ницце, умыкнув оттуда шестьдесят миллионов франков, и за сведения о них гарантировалось вознаграждение в двести тысяч. Что-то об этом я слышал раньше, и тут же напряг все свои составляющие.
Правоохранители забрюзжали, что ничего не знают, поскольку это не их профиль, шахтер зевнул, а вот моряк тут же выдал: «Деньги умыкнул Альберт Спаджиари с двумя подельниками. Бывший военный».