– Откуда знаешь? – не поверил я.
– У нас в «Неделе»[18] было сообщение, – заявил он. – Прочел по случаю.
– Ну, молодец, подводник, – умилился я. – Куплю тебе бутылку «Каберне». Вспомнишь боевую молодость.
– А нам? – тут же завякали другие.
– А вам привет от Волобуева. В том самом смысле.
Теперь дело оставалось за малым. Выяснить в банке, остается ли в силе их предложение. И если «да», слить Спаджиари. Первое я проделал, позвонив из телефонной будки в финансовое учреждение, где всё подтвердили, а второе провернул через одного из своих французских агентов по кличке «Ришар», пообещав ему половину премиальной суммы. В результате тот, следуя полученным инструкциям, выехал в Ниццу, где встретился с банкирами и сообщил тем имя преступника, которое якобы узнал случайно (на этот счет имелась соответствующая легенда). Спаджиари арестовали, все подтвердилось, и «Ришар» получил все, что причиталось. До последнего франка. На нашей очередной встрече половина перешла в мой карман, а агента я на время «законсервировал». В целях собственной безопасности.
«По-тихому» прогуляв еще пару тысяч, я приобрел на остальные несколько бриллиантов и спрятал их в надежном тайнике, после чего хотел вплотную заняться планом своего исчезновения. Но не тут-то было.
Дело в том, что близились летние Олимпийские игры, назначенные мировым сообществом в Москве, а это являлось важным политическим мероприятием для страны Советов. Впервые в истории действо проводилось в пролетарском государстве, и следовало показать торжество ленинских идей в большом спорте.
Еще три года назад, когда я обретался в столице, в 5-м главке КГБ СССР был организован отдел, задачей коего являлось осуществление оперативно-чекистских мероприятий по срыву подрывных акций противника и враждебных элементов в период подготовки и проведения Олимпиады. Его личный состав сразу же ударно занялся чисткой Москвы в этом плане, выявляя внешних, а также внутренних врагов тайными силами и средствами. Первых брали в активные разработки и локализовали, вторых же выдворяли за 101-й километр. От греха подальше. А за полгода до начала игр акулы империализма в лице Великобритании, США и Канады под предлогом ввода наших войск в Афганистан организовали бешеную кампанию по бойкоту Олимпиады. Желая ее сорвать в своих враждебных интересах. В этой связи все советские посольства за рубежом, а также состоящие при них «бойцы тайного фронта» получили указания всячески препятствовать проискам империалистов, а заодно пропагандировать мероприятие. Для этих целей были выделены дополнительные средства, и работа закипела.
Наш посол во Франции заявил решительный протест их правительству, явно примкнувшему к организаторам всего этого шабаша, консульство выдало массу въездных виз французским коммунистам, а мы нацелили агентуру с доверенными лицами, а также сочувствующими на пропаганду Олимпиады. Помимо этого в нескольких типографиях были изготовлены с последующей раздачей тысячи ярких буклетов с видами Златоглавой, перечнем гостевых льгот и прочей «халявой»; две парижских и одна марсельская газеты поочередно тиснули заказные статьи о преимуществах социализма, а еще были организованы пикеты у посольств и миссий – организаторов бойкота.
В Марселе пикетчиками занимался я лично, для чего приобщил (естественно, не бесплатно) десятка три люмпенов из недавно прибывших туда арабов с азиатами. Им были выданы плакаты, на которых было написано по – английски: «Руки прочь от Олимпиады!», «Да здравствует Советский Союз!», а на трех (по – русски) «Картер и Тэтчер – засранцы!». Последние исполнил ваш покорный слуга. Типа ответа зону.
Как известно, Мероприятие прошло при полном аншлаге: в нем приняли участие спортсмены из восьмидесяти стран, а наши атлеты огребли подавляющее число медалей. Да еще установили целый ряд мировых рекордов, в пику заокеанским друзьям. Мол, нате вам! Выкусите!
Когда же спустя месяц олимпийские страсти улеглись, и мир занялся своими обычными играми, меня вызвал в Париж непосредственный начальник, заявив:
– Ну что, Волобуев? Допрыгался?
– Не понял, товарищ полковник – озадачился я. – А в чем, собственно, дело?
Далее последовала непередаваемая игра слов, самыми литературными из которых были – жертва аборта и недоносок. Потом начальник чуть успокоился, выпил валидола и сообщил, что к нам едет представитель Центра. И вроде как по мою душу. Оказывается, гнусные американцы с англичанами сфотографировали в Марселе три моих плаката на русском языке, передали снимки в свои посольства в Москве, а те заявили ноту МИДу. Мол, недружественный шаг и оскорбление их лидеров.
– Ты знаешь, чем это для тебя может кончиться? – вопросил шеф, глядя на меня, словно Ленин на буржуазию.
– Знаю, – потупился я. – Больше не буду.
– Ясно, что не будешь. Тебя, скорее всего, отзовут и отправят куда-нибудь за Урал. Кстати, поделом. Будешь там чертить плакаты на скалах.
На этом разговор был закончен, и начальник порекомендовал мне паковать чемоданы.
«Твою мать, а как хорошо все начиналось, – возвращаясь скоростным поездом в Марсель, с горечью думал я. – Еще бы чуть-чуть и свобода».
За окном проносились пейзажи юга Франции, вокруг в креслах о чем-то беззаботно щебетали потомки галлов.
– А почему бы нам не свалить до приезда этого самого гонца? – шепнул внутри меня прокурор.
Его тут же поддержали шахтер с моряком:
– Точно, надо рвать когти!
– Не слушай этих идиотов, – предостерег чекист. – В таком случае тебя сочтут изменником и рано или поздно отловят. У «конторы» длинные руки. А затем привезут в Союз. На суд пролетарского гнева. Или еще хуже. Шлепнут на месте. Как Меркадер – Троцкого.
От столь грустных перспектив я поежился, воссоздав картину, как боевик ПГУ[19] проламывает мне голову ледорубом, а потому решил не суетиться. По принципу «спешка нужна только при ловле блох», часто применяемому в чекистской практике. И, как оказалось, не ошибся.
Куратор из центра прибыл вовсе по другим делам. В посольскую резидентуру. А заодно передал мне благодарность от Андропова и поздравил с присвоением очередного воинского звания – капитан. За проявленную инициативу и находчивость.
– Ну, вот видишь, а ты боялся, – воспрял духом начальник. После чего предложил выпить по рюмке «мартеля». Генерал с Лубянки благосклонно кивнул головой, мол, можно.
Глава 3Не говори «гоп»
После отъезда высокого гостя в Москву, я вплотную занялся подготовкой к побегу. Вдруг возьмут да и заберут на повышение в центральный аппарат, при таком раскладе. Для осуществления замысла следовало обзавестись паспортом гражданина Франции, разыграть свою трагическую кончину, а потом сесть на один из авиалайнеров Марсель – Тхимпху в качестве туриста. Почему именно в Тхимпху? Отвечаю. Лететь сразу в Китай было чревато. После «культурной революции» и смерти великого Мао Китай все еще оставался достаточно закрытой страной, где каждый прибывающий туда европеец попадал в поле зрения китайских спецслужб и порою исчезал. Бесследно. Что, естественно, меня не устраивало. Кроме того, виза в Китай давалась всего на тридцать дней. А после истечения срока иностранцы выдворялись.
Тхимпху же был столицей королевства Бутан в Гималаях, которое граничило на севере с «Поднебесной», откуда можно было пробраться в Тибет под видом странствующего монаха. А до этого пройти школу в одном из буддийских монастырей. Обучившись образу жизни и повадкам.
Паспорт я приобрел за 500 франков, использовав одного из своих агентов, имевшего знакомых в полиции Марселя. Она была продажной, а потому за деньги исполняла все. Вопрос был только в цене товара. По паспорту я значился Этьеном Готье, тридцати лет отроду, уроженцем местечка Руссильон в Провансе.
Теперь следовало обставить свое исчезновение, преподнеся его как несчастный случай. Это было тоже несложно.
С момента прибытия к новому месту службы, по выходным я регулярно посещал на машине Лазурный берег, который часто называют французской Ривьерой. Там загорал на пляжах и купался в море, а через пару месяцев, купив акваланг, продолжил занятия дайвингом. Он и должен был помочь исчезновению Волобуева.
Накануне побега, который был намечен на очередной выходной, я прихватил из тайника бриллианты, упрятав их в зажигалку «Зиппо», а из сейфа в кабинете – часть наличных франков, оставив пару сотен для будущего дознания. Чтобы его запутать.
Затем рассказал двум коллегам, что собираюсь в субботу навестить пляж в районе местечка Сен-Тропе и поплавать в море с аквалангом.
– Смотри не потони, – сказал один. Брюзга и перестраховщик.
– Типун тебе на язык, – рассмеялся я. – Не первый раз замужем. А про себя подумал: «Хорошо сказал. Для последующего разбирательства».
В пятницу, после службы, заправив автомобиль, я погрузил в него акваланг, комплект запасной одежды с обувью, запер квартиру и выехал в суету марсельских улиц. Оставив город позади, взял курс на Лазурный берег. Слева поплыл непередаваемый ландшафт приморских Альп с платановыми лесами, рощами и виноградниками; справа в лучах заходящего солнца до горизонта синело море.
В пригород Сен-Тропе я въехал спустя два часа, когда в небе зажглись звезды, и остановился в небольшом прибрежном мотеле. Получив у шоколадной мулатки ключи и поднявшись со спортивной сумкой с аквалангом внутри в номер, я для начала принял душ, вслед за чем спустился вниз и с удовольствием поужинал в кафе на открытой террасе. Гостей было немного – в основном бледные туристы из северной Европы, обстановка располагала к отдыху и умиротворению.
Я сидел в плетеном кресле, потягивая молодое вино, курил «гавану», уставившись вдаль, и в мыслях прощался с Францией. Здесь мне было хорошо, словно в песнях Мирей Матье, на одном из концертов которой удалось побывать в Париже. вав еще часок, Волобуев поднялся к себе и улегся в постель. Чекист накануне важной операции должен хорошо поспать. Так учили в Высшей школе.