– Спасибо, хорошо, – поставил я у ног рюкзак. – Серьезная у вас собака.
– Это Патрик, – потрепал по холке разглядывавшего меня пса хозяин. – Малыш, познакомься с нашим гостем.
«Малыш» весом под центнер пустил слюни и шлепнул мне в ладонь тяжелую лапу.
– Очень приятно, – рассмеялся я. – Будем друзьями.
– Ф-фух, – ответил Патрик, завертев в подтверждение хвостом. Знакомство состоялось.
– Ну а теперь, давайте позавтракаем, – сделал радушный жест в сторону дома сеньор Мигель. – А то я вас очень рано поднял. Но так надо. Чем меньше глаз – тем лучше. Знаю по своему опыту.
– Лишние глаза нам ни к чему, – согласился я. И мы направились к дому.
Там в обеденном зале уже был накрыт стол на двоих, молчаливый слуга в белой куртке разлил по чашкам дымящийся кофе и подвинул каждому по тарелке горячих гренок с ветчиной, а к ним уже очищенные яйца. За завтраком хозяин сообщил, что вопрос о моей отправке решен. Через неделю из Пуэрто-ла-Крус в нужном направлении отправляется танкер с колумбийской нефтью, и его капитан, приятель сеньора Мигеля, согласен взять меня на борт в качестве боцманского помощника.
– Правда, у него порт прибытия Калькутта, – прихлебывая кофе, сказал старик. – Но до Бутана оттуда всего несколько часов пути на автомобиле.
– Не знаю, как вас благодарить, сеньор Диего, – не скрыл я своей радости. – Может?.. – потянулся к карману, где у меня лежал бумажник.
– Оставьте, – подняв руки, запротестовал хозяин. – Мне это ничего не стоило. И я всегда рад помочь человеку в беде. Это по-христиански. А поселитесь пока у меня, в целях безопасности.
Так я стал гостем доброго португальца. Мне отвели комнату на втором этаже, светлую и с окнами на лагуну, по утрам хозяин отправлялся на автомобиле иле яхте по делам, а я после завтрака гулял в саду с Патриком, смотрел телевизор и читал книги из обширной домашней библиотеки. При этом обратил внимание на портрет средних лет бородача, с пронзительным взглядом и черном, со звездою, берете. Кого-то он мне смутно напоминал. Но вот кого – я не помнил.
В один из вечеров, когда мы сидели после ужина с сеньором Мигелем на его пристани в шезлонгах, наблюдая, как золотой шар солнце опускается за горизонт, я спросил у кабальеро, чей портрет висит в библиотеке.
– Это Эрнесто Че Гевара, – глядя в пространство сказал он. – Мой близкий друг и команданте Кубинской революции.
– Сподвижник Фиделя Кастро?
– Да, он был с ним на шхуне «Гранма», когда в пятьдесят шестом они высадились на Кубе и подняли восстание. А спустя одиннадцать лет команданте погиб в Боливии, где мы сражались за ее независимость. На сваи причала шурша, набегала волна, край солнца едва виднелся над горизонтом.
– А откуда вы так подробно все знаете? – первым нарушил я молчание.
– Мне пришлось быть с Че в разных местах, – ответил сеньор Мигель. – В том числе в Колумбии. А после нее я обосновался здесь, где и останусь.
– Ясно, – сказал я. И мы снова замолчали.
Часть 3Мессия
Глава 1В водах двух океанов
Уже вторую неделю морской танкер класса «факс» под панамским флагом шел в открытом океане. Движительная установка мощностью в десяток тысяч киловатт исправно выдавала двенадцать узлов, в чреве судна покоились восемьдесят тысяч тонн сырой нефти.
Команда танкера состояла в основном из цветных, разбавленных несколькими европейцами, капитан был аргентинец и носил имя Хуан Себастьян Карлос. При первой нашей встрече за пару дней до отхода, которая состоялась с участием сеньора Мигеля, этот человек произвел на меня самое благоприятное впечатление. Ему было под пятьдесят, капитан плавал с пятнадцати лет и был настоящим морским волком, а к тому же старинным другом кабальеро. Зная от последнего, что в прошлом я служил в военном флоте, он без долгих проволочек внес Этьена Готье в судовую роль[23], заявив, что в море моя главная обязанность вместе с боцманом держать в кулаке палубную команду.
– Если что не так, сразу бей в морду, сынок, – многозначительно изрек сеньор Карлос, подняв кверху палец. – Битие определяет сознание. – А когда я рассмеялся, поинтересовался: – В чем дело?
– Так когда-то говорил мой командир – сказал я. – На подводной лодке.
– Он был хороший психолог, – кивнул капитан. – Главное, дисциплина.
После прощания с сеньором Диего мы поднялись на танкер, и он пригласил меня в кают-компанию, где познакомил со старпомом. Тот был здоровенный, веснушчатый швед по имени Нильс Бьерн и сразу мне не понравился. Судя по длинному красному носу, швед любил прикладываться к бутылке и к тому же, узнав, что я француз, пренебрежительно фыркнул.
– Не обращай внимания, – сказал капитан, когда сославшись на занятость, старпом покинул помещение. – Нильс отличный судоводитель, а в море это главное.
Далее в кают-компанию был вызван вестовой, который препроводил меня в каюту, где я должен был жить вместе с боцманом. Последний оказался сухощавым сыном Поднебесной, именовавшимся Ван Ли. И он весьма обрадовался знанию мною китайского.
– Приятно встретить на другом конце земли такого человека, – улыбаясь, прищурил он раскосые глаза. – Кстати, ты не жил у нас? Выговор у тебя пекинский.
– Не пришлось, – ответил я. – Просто у меня был оттуда хороший учитель.
Больше расспрашивать боцман меня не стал, у азиатов это считается признаком дурного тона, но зато угостил отличным цейлонским чаем и ввел в курс дела. Исходя из инструктажа, мне как его помощнику надлежало вести учет и хранение инвентаря с инструментами для работ по корпусной части судна, а также брезентовых чехлов и спасательных жилетов; самостоятельно работать с якорным, швартовым, буксирным и другим палубным оборудованием, а заодно руководить в этой части работой матросов боцманской команды.
– Парни у нас ничего, – потягивая крепкий чай из миниатюрной фарфоровой чашки, сказал Ван Ли в завершении. – Хотя и разных наций. Но есть один нехороший человек, матрос второго класса Пинский. Он поляк, а к тому еще расист. Будь с ним поосторожней.
– Постараюсь, – нахмурился я. Ибо поляков не любил еще больше американцев.
На следующий день, отшвартовавшись, мы вышли в океан, а через сутки у меня с «паном» случилась драка.
В то утро мы драили, а потом смывали из пожарных рукавов палубу, и я сделал лениво орудовавшему шваброй поляку замечание, на что тот, буркнув «Мав че в дупу»[24], харкнул мне под ноги. Я тут же вспомнил наставления по боевой подготовке и врезал хаму по морде. Гремя шваброй и ботинками, тот покатился по палубе, а потом с криком «Еще Польска не згинела!» вскочил и ринулся на меня. За что получил второй удар – под дых. Драться я умел и уважал это дело.
Пускающего сопли поляка утащили вниз, после чего мы продолжили работу.
Так как вся эта нация весьма любила жаловаться, он обратился к капитану, но тот порекомендовал Пинскому быть более осмотрительным и надлежаще выполнять свои обязанности. На этом инцидент был исчерпан, а боцкоманда прониклась ко мне уважением. К слову, на флоте весьма уважают мордобой как средство воспитания. Можно вспомнить того же Станюковича, Мариетта, Форестера или Джека Лондона. Там всё правда.
Между тем плавание продолжалось, Южная Атлантика впечатляла величием и непередаваемыми картинами. В прошлой жизни в годы службы на флоте мне довелось в основном бывать в заполярных морях, которые не радовали глаз разнообразием красок. Тут же был весь их спектр, с преобладанием ультрамарина. По утрам океан искрился золотом солнечных лучей, днем покрывался серебром, а вечерами отсвечивал пурпуром заката. Раз за разом за кормой появлялись стремительно скользящие в воде дельфины, иногда ее чертил акулий плавник, в небе на гордо расправленных сильных крыльях неподвижно висел фрегат.
Мыс Доброй Надежды мы обогнули без проблем и вошли в Индийский океан при благоприятной погоде. Но у Мадагаскара попали в шторм, длившийся несколько суток. Хождение по палубе было ограничено, и после вахт команда обреталась в каютах. Ван Ли, с которым за время плавания я сошелся довольно близко, оказался весьма интересным человеком. В свое время он учился на историческом факультете Пекинского университета, который бросил, став во времена Культурной революции хунвейнбином. Как известно, отряды этих молодых людей, состоявшие в основном из студентов высших и средних учебных заведений, были созданы по инициативе Мао Цзе Дуна для борьбы с инакомыслящими. Однако в ходе революции они вышли из-под контроля и по приказу Великого кормчего были объявлены вне закона. В результате часть молодежных активистов была уничтожена армией и народной милицией, оставшихся выслали в дальние районы на перевоспитание, а некоторые, в том числе Ван Ли, бежали из страны. Неудавшийся историк добрался до Кореи, где нанялся матросом на судно, следовавшее в Латинскую Америку, и связал свою жизнь с морем…
Потом шторм кончился, задул попутный муссон и, завершив двухмесячное плавание, мы бросили якорь на рейде Калькутты.
Далее был таможенный контроль, недолгий карантин, переход в грузовой порт и выгрузка нефти. После чего я получил расчет, пожал руки Ван Ли с другими членами команды и, собрав вещи, тепло простился с капитаном.
– И куда теперь, сынок? – поинтересовался сеньор Хуан, проводив меня до трапа. – Если, конечно, не секрет?
– Познакомлюсь с Калькуттой, а потом отправляюсь в Бутан, – улыбнулся я. – У меня там дела. Спасибо вам за все, что для меня сделали.
– Пустое, – махнул рукой капитан. – Люди должны помогать другу. Удачи.
Глава 2Неожиданная встреча. Я становлюсь ламой
Первый человек, которого я встретил на причале, был Кайман. В белом европейском костюме и шляпе. Он величаво стоял, расставив ноги в начищенных туфлях, и дымил сигаретой.
– Явление Христа народу? – выпучил я глаза. – Ты откуда здесь взялся?