Вскоре из дальнего крыла монастыря чуть слышно донеслось хоровое пение мантр, что свидетельствовало о начале моления, а спустя четверть часа в дверь покоев вкрадчиво постучали. Я встал с тахты, убрал с глаз долой карты, после чего уселся в позу лотоса у потрескивающих свечей, взял в руки развернутый фолиант и изрек: «Ши!» В смысле, войдите.
Дверь чуть приоткрылась, в нее скользнула женщина в шелковом индийском сари, расписанном павлинами, с пышным бюстом и в скрывающей лицо вуали. Она сделала что-то вроде книксена, а я, величаво указав рукой на ковер перед собой, перелистнул страницу и принялся бормотать трактат из «Диалога Будды».
Сделав несколько мелких шажков вперед, гостья грациозно уселась напротив (повеяло едва уловимым ароматом роз), я же, откашлявшись, продолжил. Минут через пять закрыл книгу, помолчал, а затем тихо спросил:
– Как твое имя и зачем пришла?
– Я Рашми и одержима дьяволом, достопочтенный лама, – смиренно произнесла гостья мелодичным голосом.
– Вот как? – уставился я на нее, напустив на себя загадочности. – Покажи личико.
Изящная, с золотыми браслетами рука откинула вуаль, за которой открылось миловидное лицо с легкой усмешкой на пухлых губах и таинственно мерцающими глазами.
– Чему ты улыбаешься? – последовал вопрос.
– Это не я, – прошептала брахманша, – дьявол.
– Чувствую, – поочередно дунул я на свечи, после чего оголил в полумраке свое копье (оно было готово к сражению) и велел одержимой снять одежды.
Послышался шелест шелка, а потом все стихло.
– Иди ко мне, – тихо воззвал я, запах роз стал сильнее, и протянутых вперед ладоней коснулось прохладное тело.
Я обвил руками пышные бедра, потянув вниз и раздвинув (груди скользнули по лицу), а когда то место, через которое в женщин проникает дьявол, коснулось копья, вонзил его внутрь по самое-самое. Точно выверенным приемом.
– Ах, – тихо вскрикнула Ракшми, обхватив мне голову руками, после чего стороны вступили в схватку длившуюся минут пять. На последней одержимая стала рычать и извиваться, но не тут-то было. Копье строчило как пулемет, лама Уваата знал свое дело.
Завершив первую атаку и смахнув со лба пот (пациентка шептала «еще), я развернул ее тылом, и копье заработало вновь. Теперь более размеренно.
– О-о-о, – стонала жена брахмана. Не иначе, дьяволу приходилось туго.
Короче, битва длилась всю ночь, а когда за окном стали меркнуть звезды, мы лежали рядом на тахте в полном изнеможении.
– Ваш метод более действенен, – сказала через некоторое время Ракшми. – Лама Норбу часами читал молитвы и не более.
«Однако! А я-то думал!» – мелькнуло в голове. Но дело было сделано.
– Нынешние дьяволы сильнее прежних, – ответил, заложив руки за голову. – У меня более действенное средство.
– О да. Надеюсь это не последний сеанс? – приподнялась красавица на локте.
– Естественно. Процедуру следует повторять всю неделю. В одно и то же время.
После этого выздоравливающая облачилась в свои одежды, и я проводил ее до двери, а когда, вернувшись назад, погружался в сон, за окном послышался звук отъезжающего автомобиля. Все последующие вечера также прошли в сражениях (у вождя аналогично), но за два дня до отъезда в столицу случилось несчастье.
Дело в том, что у его пациентки в долине было роскошное поместье, и после первой ночи Кайман стал пользовать вдову там. Типа в условиях стационара. А когда утром пятницы возвращался в обитель подшофе, споткнулся на крутом склоне, загремел в овраг и сломал себе ногу. Несчастного доставили в монастырь пасшие неподалеку стадо яков пастухи, где опытный лекарь-монах наложил ему шину, а когда мы остались одни, я пробрюзжал:
– Вот до чего доводит чрезмерность в желаниях.
– Виноват, – морщась, согласился Кайман. – Но там были условия, будь здоров. А тут сплошной аскетизм и никакой романтики.
При нашей последней встрече Ракши, зная, что я убываю в столицу, попросила понаблюдать ее там, опасаясь рецидива.
– У меня в Тхимпху живет тетка, у которой я в гостях, и мы бы могли встречаться в ее доме, – томно опустила ресницы. – Вот адрес и номер телефона, – вручила мне надушенную бумажку.
– Будь по-твоему, – согласился я. Отказаться было неудобно. Да и положение не позволяло. Служитель культа должен держать слово.
Мой отъезд ламой Норбу был обставлен по высшему разряду. Храм и вершина горы, на которой он стоял, были расцвечены трепещущими на ветру флагами со священными письменами, оркестр из десятка монахов в алом оглушительно дудел в трубы, на склонах в разных местах стояли группы крестьян, празднично одетые и радостные. К тому имелись определенные причины.
Брахманша с вдовой оставили монастырю щедрые пожертвования, а слухи о чудесных исцелениях распространились по провинции, увеличив число паломников.
– Вы вдохнули в нашу скромную обитель дополнительную святость, Учитель, – сказал при расставании настоятель. – И мы это отразим в специальном трактате под названием «Как лама Уваата изгонял демонов».
– Можете, – величаво кивнул я. – Благословляю. А еще хорошо лечите вождя Каймана. Он изрядно помогал мне и пострадал от происков дьявола.
– Не беспокойтесь, уважаемый, все будет исполнено, – заверил Норбу, лучась счастьем.
Далее мы с ним тепло обнялись (настоятель прослезился), я пожал руку стоящему рядом на костылях приятелю, пожелав ему скорого выздоровления, и небольшой караван лошадок с сопровождавшими меня монахами тронулся до ближайшей станции.
Спустя еще день Уваата был на приеме у короля. Который тепло меня встретил вместе с Верховным ламой. Намеченная до того аудиенция с несколькими послами, прибывшими вручить ему верительные грамоты, была перенесена, и мы уединились в рабочем кабинете.
После взаимных приветствий и церемониальных фраз монарх выразил удовлетворение моим «прозрением» в части «Камасутры». Оно, будучи озвучено Королевским ламой, вызвало изрядную шумиху в буддийском религиозном сообществе и принесло стране дополнительную известность.
Я поблагодарил его Величество за столь лестную оценку моего скромного вклада в историческую справедливость, вслед за чем извлек из складок монашеского плаща, именуемого «пали», свиток с предсказаниями.
– Здесь то, что вам нужно, – торжественно вручил монарху.
Тот осторожно взял его (Верховный лама дернул кадыком), развернул и стал читать вслух. На лице отразилась целая череда чувств. Сначала на нем мелькнуло удивление, сменившееся недоверием, а затем – растерянность.
– Неужели все так и будет? – поднял он от бумаги глаза, а иерарх стал бормотать молитвы.
– Да – бесстрастно изрек я. – Так что можете сообщить об этом властям Израиля с Йеменом и России. – Непременно, – воодушевился монарх.
Лама же вздел вверх руки:
– Нам вас послало само небо!
Далее я сообщил, что намерен несколько задержаться в стране по причине болезни вождя Каймана, что весьма обрадовало обоих, и король поинтересовался, нужна ли какая помощь.
– Благодарю, Ваше Величество, нет, – скромно ответил я. – Это всего лишь небольшая травма.
– Кроме прорицательства, – льстиво произнес, наклонившись к монарху, иерарх, – в монастыре Святого Сумасшедшего лама Уваата и его друг занимались изгнанием дьявола из одержимых. Он пострадал в одной из схваток.
«Неплохо у тебя работает агентурный аппарат», – подумал я, покосившись на второе лицо страны. А вслух благостно сказал:
– Таким образом мы почтили дух великого ла Кюнле и продолжили его дело.
– Вот как? – вопросил король, и в его глазах мелькнула едва уловимая смешинка: – Надеюсь, это получилось?
– Как мне доложил лама Норбу, – продолжил иерарх, – в монастырь увеличился поток паломников из страны, а также туристов.
– Это хорошо, – довольно изрек король. – От имени подданных моей страны выражаю вам, лама Уваата, глубокую признательность.
– А я прикажу молиться за вас во всех наших храмах и монастырях, – добавил иерарх. – Как достойного последователя Великого Учителя.
Далее аудиенция была закончена, стороны распрощались, и офицер охраны на новеньком черном «мерседесе» отвез меня домой, в уже известный читателю гостевой дом монастыря Симтокха-Дзонг. А по дороге сообщил, что авто с ним и личным шофером, теперь закреплено за мной. По приказу королевской администрации.
Кстати, за наше с Кайманом отсутствие к дому был подведено электричество и установлен холодильник с телефоном, что было весьма приятно. У входа, широко улыбаясь, нас встретил юный Чонг, сообщив, что меня приглашает на ужин настоятель.
– Передай ему, что я весьма польщен и обязательно буду, – потрепал я мальчишку по бритой голове, после чего отпустил машину.
Когда на землю опустились вечерние тени, мы сидели с учителем короля в скромной трапезной, подкреплялись чем бог послал и вели неторопливую беседу.
В отличие от ламы Норбу – явного материалиста, лама Дже Цонкап был идеалистом и философом. Он излагал свои жизненные наблюдения, прилагая их к теологическим канонам, а также рассуждал по поводу Йогачары с Трипитакой[30], в которых собеседник был дуб дубом. Кое-что я, конечно, знал, поскольку в свое время изучал курс мировых религий, а теперь чуть поднатаскался. Однако многое было непонятным. Тем не менее Уваата сидел, скрестив ноги, за столом с умным видом, иногда вставляя какую-то хрень и всячески напускал тумана.
– У вас глубокий склад ума, – изрек в конце ужина мудрый старец. – А почему бы ламе Уваате не написать трактат?
Я едва не подавился орехом, который жевал.
– В смысле?
– О своей жизни. Вы много путешествовали, созерцали, к тому же имеет божественный дар. Это заслуживает внимания.
– Вы так считаете, уважаемый кущо-ла?[31]
– Да.
– Нужно подумать.
Вернувшись назад при сиянии звезд, я вошел в дом, поднялся по ступеням на второй этаж, вошел в зал и поднял трубку телефона. Мне откликнулся долгий гудок. Аппарат работал.