– Рефракция, – утерев пот со лба, тяжело дыша, сказал Кайман. – На такой высоте свет преломляется и искажает расстояние.
– Щас бы воды, – облизал я пересохшие губы. – Хрен с ним, со светом.
Спустя некоторое время, когда мы уже изнемогали от жажды, за очередным поворотом тропы, в низине, блеснуло зеркало воды, и открылось небольшое озеро, часть которого было затянуто легким туманом. Издав радостные вопли, мы из последних сил заковыляли к нему, где напились вдоволь.
– Хорошо, – отдуваясь, утер я губы рукавом, и мы повалились на траву, чувствуя, как гудят ноги.
– Жрать хочется – сказал минут через пять Кайман. – Давай тут чего-нибудь поищем.
– Давай, – согласился я, и мы с кряхтением встали.
Оставив пожитки, двинулись вдоль берега. Пологого, с редким кустарником и лужайками цветущего астрагала, издающего медовый запах.
Первое, что обнаружили, пройдя метров сто, были несколько побулькивающих гейзеров, чуть в стороне. Именно они и парили над водою.
– Черт, горячий, – отдернул руку друг от одного, пожелав проверить температуру.
Вдруг в кустарнике что-то пискнуло, мы переглянулись и покрались туда, осторожно ступая и прислушиваясь. Через минуту у меня из-под ног с фурканьем взлетела птица и метеором унеслась на другой берег.
– Гнездо! – опустился я на колени.
В устланной травой выемке белели шесть крупных яиц.
– Утиные, – сказал опытный в охотничьих делах вождь, выбрав их в накидку. – И кладка совсем свежая.
Пошарив вокруг, мы обнаружили еще три кладки, и число яиц увеличилось до двух десятков.
– Будет, – сказал я другу, который впал в охотничий азарт. – Айда к гейзерам.
Сварив там яйца, на что ушло минут десять, мы двинулись назад и наткнулись на россыпь дикого щавеля.
– Вот и обед, – когда мы нарвали по охапке сочных листьев, довольно изрек Кайман. – Спасибо тебе, о великий Будда!
Чуть позже, устроившись на развернутых спальниках, мы ополовинили ниспосланное богами. Далее выкурили по сигарете, вздремнули и снова тронулись в путь. Сил заметно прибавилось.
Когда вечерняя заря причудливо окрасила первозданность мира, мы добрались до верхней точки перевала. С него открывался вид на теряющуюся вдали холмистую равнину, в центре которой просматривалось что-то похожее на селение.
– Километров двадцать будет, – приложив к глазам козырьком руку, уверенно сказал Кайман.
– А может, поменьше? – с надеждой спросил я. Очень хотелось добраться туда побыстрее.
– Обижаешь, – хмыкнул приятель. – Я как-никак бывший штурман. И, подчеркиваю, неплохой, – вздел кверху палец.
Приметив в ближайшей скале расщелину, мы укрылись меж ее стенами, где прикончили остатки обеда и забрались в спальные мешки.
Вверху повисла огромная луна, на ней просматривались даже кратеры, сбоку поблескивал Млечный путь, таинственно мерцали туманности. Ночью прошел небольшой дождь, утро выдалось хмурым и прохладным.
Проснувшись и цокая зубами, мы выкурили по сигарете натощак и сжевали оставшийся шоколад, затем выпили по горсти воды, скопившейся в выемке, после чего, взяв подмышки свои скатки, пошагали вниз. В ту сторону, где привиделось селение.
Спустя час небо прояснилось, сквозь пелену облаков пробились благодатные лучи, и природа засияла во всем своем блеске. По мере движения окружающий нас ландшафт менялся: серость скал и бледность мхов все больше замещались яркой зеленью с полевыми цветами, стало больше встречаться кустарников, изредка там и сям попадались деревья. Тропа меж тем тоже расширялась, что радовало. За очередным нагромождением циклопических валунов к ней примкнула еще одна со стороны запада. Настроение повышалось.
Чу! Впереди еле слышно мелодично звякнуло, а потом еще. Мы насторожились.
– Не иначе караван, – снял я с плеч мешок. – Этим нужно воспользоваться.
Когда минут через десять в поле зрения возник первый сопящий як с покачивающимся в седле погонщиком, мы сидели в позе лотоса и, обратив лица на восток, пели мантру. Я сопрано, а вождь басом. Получалось неплохо.
Звон колокольчиков стих, запахло коровой, а затем к нам подошли три человека. В малахаях на головах, коричневых халатах и мягких сапогах с загнутыми носами. Они молча встали в паре метрах от нас и с почтением стали внимать. Изредка перешептываясь.
Когда последние строки затихли в ущельях, мы провели ладонями по лицам, вроде как выходя из транса.
– Наше почтение, уважаемые ламы, – сказал на тибетском, низко поклонившись, старший (его спутники сделали то же самое).
– Мир вам, – глядя в никуда, ответил я. А Кайман величаво кивнул в ответ. С выражением отрешенности.
– Мы купцы из Кангмара, – продолжил, поглаживая седую бородку азиат. – Следуем по торговым делам. Не могли бы вы за нас помолиться?
– Хорошо, – опустил я веки. – Да будет так. И потянул из лежащего рядом мешка гитару. – Ой, не вечер, да не вечер, мне малым-мало спалось… – взял я первые аккорды.
– Мне малым-мало спалось! – басом подтянул Кайман.
– Ой, да во сне привиделось! – полетела над нагорьями старая казачья песня.
Слушатели, стянув шапки, внимали с заметным интересом. Такой молитвы они явно не слышали.
Закончив последний куплет, я благословил торгашей и махнул рукой:
– Можете ехать. И будет вам удача.
Те снова поклонились и, переваливаясь на кривых ногах, вернулись к своим якам, а чуть позже оттуда прибежал мальчик. Поставил перед нами джутовый мешок и зарысил назад. Караван, звякая цами, тронулся. Когда последнее животное, неспешно переступая копытами, скрылось за поворотом скалы, мы с Кайманом переглянулись, прыснув смехом.
– Вот и первое подаяние, – благонравно изрек я. – А ну-ка, что там. – Подтянул рукою мешок.
Внутри была жареная баранья нога, круг пастушьего сыра, а также несколько ячменных лепешек.
– Недурно, – облизнулся вождь, после чего мы славно подкрепились на свежем воздухе. Затем перекурили и двинулись вперед. В блестящее марево. Чего-чего, а света в этой стране хватало.
Глава 7От Кангмара до Лхасы
До селения в этот день мы так и не добрались. Заночевали в открытом поле.
Около полудня вышли на окраину Кангмара, оказавшегося почти городом. Десятки каменных домов с плоскими крышами, узкие кривые улочки, по которым гремели арбы и повозки, буддийский храм на площади, а за ним караван-сарай, почта и обширный базар, откуда доносился рев ослов и человеческое многоголосье. Естественно, мы направили свои стопы в храм. К братьям по вере. Там было несколько молящихся, просящих ниспослать им благодать у статуи задумчиво сидящего на возвышении Будды, юный послушник, снимавший нагар с горящих плошек и свечей, а также сидевший у бронзового треножника на вытертом ковре старый, с пергаментным лицом лама. – Мир тебе, уважаемый кущо-ла, – поприветствовали мы его, а он, подняв голову, нас.
– Чем могу помочь? – прошамкал лама, близоруко щурясь выцветшими глазами.
– Мы странствующие монахи, – поклонился я. – Идем издалека, ищем приют на ночь.
– Следуйте за мной, – чуть подумал старик, после чего с кряхтеньем встал и направился к узкой двери сбоку. Мы пошагали за ним с выражением смирения на лицах.
За дверью оказался небольшой, мощеный плитами двор, окруженный толстой каменной стеною, с колодцем в центре и несколькими нишами в ней. Напоминавшими по виду кельи.
– Можете располагаться здесь, – вошел лама в крайнюю. Там имелись каменный очаг и деревянные нары в глубине с охапкой тростника в изголовье.
– Накормить вас, к сожалению, не могу, – тяжело вздохнул. – Храм беден, поищите себе подаяние.
– Поищем, брат, – свели мы руки перед собой. – Спасибо тебе за кров над головой, да славен будет наш Великий Учитель!
– Воистину так, – ответил добрый старик, после чего, шаркая сандалиями, удалился.
Мы сложили свой скарб у стены, напились у колодца воды из привешенной к вороту бадьи и, потуже затянув пояса, вышли из обители.
– Ну что, двинем на базар? – кивнул в сторону доносившегося шума Кайман. – Поищем чего-нибудь от щедрот паствы.
Базар оказался по-настоящему восточным. Там наблюдалось смешение лиц и рас, обилие местных товаров, средневековый колорит и что-то еще, волнующее и приятное. Потолкавшись в толпе меж палаток с прилавками, мы поглазели на искусство торговли, понюхали запахи баранины со свининой, шкварчащих на углях, поудивлялись искусству бродячих фокусников и канатоходца.
Изредка в толпе мелькали оранжевые одеяния монахов, собирающих подаяния. Нам с Кайманом это не подходило, поскольку мешало предшествующее воспитание и ранг, но нужно было что-то предпринимать. Финансы, как говорится, пели романсы.
Вдруг в дальнем конце базара мы услышали стук барабанов, а через минуту рев толпы. Явно выражающей восторг. Как у нас на футболе.
Мы переглянулись и стали проталкиваться туда, пока не увидели что-то похожее на купол шапито. Из побуревшего от времени раскрашенного брезента.
– Вроде как цирк, – сказал Кайман, когда мы оказались у входа.
Там стоял смуглый малый, зазывая в жестяной рупор желающих посмотреть восточные единоборства, а второй принимал от желающих юани и пропускал внутрь, за опущенный полог, откуда то и дело раздавались крики.
– Попробуем войти? – обернулся я к Кайману.
– А почему нет? Попытка не пытка.
Сначала взимавший деньги не хотел нас не пускать, но вождь, заглянув тому в глаза, прошипел:
– Нашлю демонов.
И вопрос решился положительно.
Внутри, в душном полумраке толпились многочисленные зрители, а в центре, на ярко освещенном лампами помосте, за натянутыми канатами сплелись в объятиях два пыхтящих единоборца.
– Хе! – внезапно выдохнул один, и его противник с грохотом полетел спиной на доски.
– А-а-а! – восторженно завопили зрители, а вверху закачались лампы.
Затем, когда они спустились вниз, из-за отгораживающей небольшую часть цирка ширмы появилась вторая пара, и болельщики стали делать ставки.