– Вроде как тотализатор, – шепнул мне на ухо Кайман, отрицательно помотав головой служителю, предложившему нам включиться.
Когда желающие сделали свой выбор, барабаны загремели вновь, началась очередная схватка. По моей скромной оценке, бойцы были не так, чтоб очень, и больше работали на зрителя. В меркантильных целях.
Это дало результаты, публика завелась, и они еще чуть поскакали по помосту. Затем один нанес серию ударов другому, тот повалился как сноп, а болельщики забились в трансе.
– Обувалово, – констатировал Кайман, я молча, кивнул, а на помосте возник распорядитель.
– Уважаемые гости! – завопил он, подняв кверху руки. – Любой желающий может попытать судьбу, сразившись с нашими бойцами! Приз – тысяча юаней!
В толпе возникло оживление, многие стали подталкивать друг друга локтями, а затем на помост взобрался похожий на шкаф крепыш, желающий попытать счастья. Развязав пояс и сбросив халат, он широко развел руки, а из-за ширмы вышел второй. Тот, что победил в первой схватке. Зрители стали заключать пари и делать новые ставки, потом грянули барабаны – бойцы сошлись и начался мордобой, с ударами и бросками.
А еще через пару минут все кончилось. Цирковой атлет корчился на помосте, победивший принимал овации. Далее распорядитель вручил ему приз, крепыш демонстративно пересчитал купюры и, прихватив халат, исчез среди зрителей.
«Подстава», – решил я и стал ждать дальнейшего развития событий.
Вызов повторился с той же суммой, второй из любителей проиграл, и толпа разочарованно взвыла.
– Бой последний и завершающий! – заорал распорядитель, обходя арену, после чего удвоил ставку. Желающих больше не находилось, зазывала стал подзадоривать зрителей, и мы с Кайманом переглянулись.
Вслед за этим я снял накидку, сунул ее приятелю и, растолкав зевак, влез на помост.
– Ты не из Шаолиня? – подозрительно оглядел мою одежду распорядитель.
– Нет, уважаемый. Всего лишь странствующий монах. Хочу попытать счастья.
– Ну, тогда держись, – осклабился делец, сделав знак рукой. – Твой противник именно оттуда.
В ту же минуту из-за ширмы нарисовался моих лет человек с плоским лицом, стороны, как принято в каратэ, поприветствовали друг друга поклонами «рей», после чего приняли боевые стойки. Противник был подготовлен много лучше. Обработав меня серией ударов, которые я с трудом отразил, он пробил ногой «еко-гери» в корпус, и у меня екнула селезенка. При второй атаке мне удалось выполнить подсечку, и азиат грохнулся на помост, но, тут же вскочив, взвился в воздух и саданул мне пяткой в лоб. Едва не расколов голову.
От всех этих сотрясений и пинков внутри пробудились составляющие.
– Наших бьют! Полундра! – завопили шахтер с моряком.
Прокурор гавкнул:
– Где мой пистолет?!
А чекист выдал приказ:
– Брось ты эту мутотень, применяй самбо!
Мои силы учетверились, я поменял стойку и, выполнив защитный блок, уцепил противника за запястье. Далее последовал рывок на себя, резкий поворот, и тело каратиста полетело за канаты. Сбив нескольких зевак, он врубился башкой в опорный столб, шапито качнулся, а зрители шарахнулись к выходу.
– Молодца! – рассмеялся Кайман. – Знай наших!
Распорядитель с кислой миной на лице вручил мне тонкую пачку купюр, бойца утащили за ширму, а толпа, оживленно переговариваясь, повалила наружу. Вышли и мы. Сразу же решив подкрепиться.
Чуть позже мы с вождем сидели в небольшой харчевне, наворачивая тибетские пельмени «момо» с острым соусом и запивая их ячменным пивом. Каждый пельмень напоминал цветочный бутон, был сочным и пахучим.
– Жить, как говорится, хорошо, – утер сальные губы Кайман, заказывая по второй порции.
– А хорошо жить еще лучше! – поднял я кружку.
– Разрешите к вам присесть, уважаемые? – послышался рядом вкрадчивый голос.
У стола стоял толстый китаец в богатой одежде, играя в руках веером и улыбаясь.
– Сделайте одолжение, – кивнул я головой, потягивая золотистый напиток.
– Не могу ли я что-либо заказать, для странствующих монахов? – уселся на стул сын Поднебесной.
– У нас все есть, – высосал сок очередного «момо» Кайман. – Ближе к делу.
– Я хозяин заведения, в котором вы одержали столь славную победу, – чуть наклонился ко мне толстяк. – И меня интересует ваша манера боя.
– Дальше.
– Не можете ли вы дать несколько уроков моим бойцам? Я хорошо заплачу, – щелкнул он веером.
– Сколько? – покосился на него Кайман.
Полученные нами юани равнялись всего двумстам долларам, и для дальнейшего путешествия их было явно недостаточно.
– По тысяче за урок.
– Хорошо, – допил я свою кружку. – Три занятия с вашими бойцами проведет мой ученик, – указал пальцем на вождя.
– Слушаюсь, Учитель, – изобразив почтительность, приложил Кайман к груди руку.
Занятия было решено провести в два последующих дня в уже известном нам месте. После этого стороны вежливо распрощались, и мы отправились в нашу скромную обитель, прикупив по дороге барана, сыра и овощей для ламы, предоставившего нам кров. Так было справедливо.
Приняв все с благодарностью, тот пригласил нас на ужин, который прошел в дружеской беседе, а заодно мы выяснили точный маршрут до Лхасы. Он проходил через селения Гьянгзе, а потом Дагожука и составлял неделю пути на гужевом транспорте.
Утром, выпив горячего чаю с лепешкой, доставленных нам послушником, мы отправились по делам. Вождь – проводить занятия, а я в ту часть базара, где торговали парнокопытными. Нужно было присмотреть пару лошадей или мулов для дальнейшего вояжа по горам. На своих двоих до столицы Тибета мы могли добраться разве что к лету.
Ориентируясь по звукам и все усиливающемуся характерному запаху, я вышел из людской толчеи к нескольким огороженным жердями загонам. В них блеяли, мычали, ржали и издавали другие звуки целые стада братьев меньших. Миновав загородку с хрюкающими свиньями, а потом еще две, с овцами и яками, я остановился у лошадиной, опершись на ограду, и стал их внимательно созерцать. Там были пони всех мастей. Одни щипали травку, другие грациозно передвигались и играли, а третьи, помахивая хвостами, спокойно стояли в ожидании покупателей. Внезапно мне в локоть ткнулось что-то теплое и всхрапнуло.
– Чак! – выпучил я глаза. Это была одна из лошадок, которых у нас сперли.
Пони явно узнал меня, поскольку каждый вечер получал кусок сахару, и стал покусывать рукав, а я тут же огляделся. Метрах в пятнадцати сбоку несколько покупателей, споря и выбрасывая пальцы, торговали выведенного из загона жеребца, а продавцом выступал Бахрам, в новой одежде и шапке.
– Ах, ты ж гад, – прошептал лама Уваата, отступив в толпу, откуда стал наблюдать за вором.
Минут через пять сделка состоялась, стороны хлопнули по рукам, Бахрам, послюнявив пальцы, пересчитал деньги и сунул их за пазуху.
Я же переместился к двум старикам – нищим, сидевшим на коврике у соседнего загона и меланхолично жующим насвай, уселся рядом и, прикрыв голову накидкой, продолжил наблюдение.
До обеда ворюга продал еще одну лошадь, а потом что-то заорал двум табунщикам внутри загона. Старший подбежал к нему, получил какой-то приказ и занял место хозяина, а Бахрам отвязал привязанного к изгороди мула, взгромоздился в седло и тот поцокал копытами в сторону предместья. Я – за ними, применяя имевшиеся навыки наружки.
На одной из окраинных улиц мул встал у последнего в ряду, добротного, в два этажа дома, уйгур спешился и ввел животное в калитку. Я же, быстро пройдя улицу, поднялся на невысокий, поросший кустарником холм за ним, откуда просматривался двор дома.
Бахрам, сняв халат с шапкой, сидел на ковре в тени зеленого чинара рядом с одноухим, подкрепляясь чем-то из котла, а им прислуживала молодая женщина. Затем они чаевничали и вели беседу, а спустя час уйгур снова выехал со двора по направлению к рынку.
– Так. Здесь у них нора, – решил я, после чего спустился с холма и отправился в шапито. Пообщаться с Кайманом. Тот как раз закончил урок, собирался домой и весьма обрадовался сообщению.
– Так что? Навестим их ночью? – раздул приятель ноздри.
– Само собой. Зло должно быть наказано.
Когда на городок опустилась мгла, а небо затянуло тучами, мы снова были на холме, наблюдая за жилищем.
В двух окнах нижнего этажа теплился неяркий свет, кругом было тихо и безлюдно, где-то далеко гавкали собаки.
– Давай за мной, – шепнул я вождю, и мы, стараясь не шуметь, стали спускаться к стене окружавшей дом. Точнее к ее задней части. Днем я приметил там несколько выпавших камней, и во двор можно было легко проникнуть. Вскарабкавшись на стену, мы тихо спрыгнули внутрь и прислушались.
В пристройке взмыкнул мул, потом еще раз. Мы затаились. Через минуту скрипнула входная дверь, и в полосе света появился одноухий. Недовольно брюзжа, он пошаркал к пристройке, но не дошел. Прыгнув вперед, я хряснул ему по затылку кулаком, одноухий хрюкнул и повалился на землю. В следующее мгновение Кайман вбил жертве в рот тряпичный кляп и захлестнул ремнем руки.
Потом мы подбежали к двери, я потянул ее на себя, и оба скользнули внутрь, в душную, с горящим очагом комнату, откуда на второй этаж вели ступени. В центре, на ковре, стоял низкий столик с несколькими подушками, на нем бутыль рисовой водки и остатки ужина, а рядом кальян. Судя по характерному запаху, тут недавно курили опий. За первой комнатой была еще одна, где у деревянного сундука спиной к нам Бахрам со спущенными штанами трахал лежавшую на крышке животом девицу.
– Бог в помощь, – войдя туда первым, ласково изрек Кайман.
Хозяин оглянулся, выпучил мутные глаза и тут же получил хук в челюсть.
– Тс-с, – приложил к губам палец вождь, когда испуганная партнерша, развернувшись фасадом, открыла было рот. – А то зарежу.
– М-м-м, – закивала та побледневшим лицом и в страхе забилась в угол.
Сиськи у нее были как у Анфисы Чеховой, и я, сдернув с гвоздя висящий там халат, бросил женщине: