Место и сам дом покупателям весьма понравились, о чем мы сообщили хозяину, а затем перешли к торгу. Он запросил цену в юанях, равную тридцати тысячам долларов, что нас вполне устроило, после чего стороны на автомобиле хозяина, стоявшим в конюшне (им оказался «УАЗ» советского производства) отправились в столичный банк, где у лам, как известно, имелся валютный счет. В двенадцать с половиной миллионов фунтов стерлингов. Там сняв необходимую сумму, при участии нотариуса оформили купчую. С соблюдением всех китайских законов и формальностей. После вернулись назад, где мужчина передал новым хозяевам ключи от дома, распрощался и убыл. – Достойный и уважаемый человек, – завистливо сказал ему вслед старик-посредник. – Окружной сборщик налогов. Переведен в Чунцин. На повышение.
Затем уехал и старик, получив свой процент за услугу, и мы остались одни. Полновластными хозяевами недвижимости. Не откладывая в долгий ящик, решили переселяться. Очень хотелось почувствовать домашний уют и, как говорят, расслабиться. Посоветовавшись, мы решили, что вождь для начала отправится в караван-сарай, дабы вместе с Сунлинем доставить сюда на животных наш скарб, а я пока прикину, что следует купить в дом, бывший совсем пустым, и где что оборудовать.
Спустя час маленький караван въехал во двор, мы развьючили его и определили животных в конюшню, насыпав им в кормушки овса из остатков дорожного запаса.
– А это нам, – открыл крышку на плетеной корзине Кайман. – Прикупили по дороге.
Внутри было жареное горячее мясо, сыр с зеленью, несколько пышных лепешек и бутыль китайского отая.
Чуть позже, расположившись в беседке, мы обмывали покупку. Неспешно чередовались тосты, велся душевный разговор, в воздухе кружился цвет вишни. Почти как на нашей далекой родине.
Все последующие дни прошли в хлопотах и обустройстве. Мы с Кайманом закупали в городе все по хозяйственной части, Сунлинь руководил нанятыми уборщицей и двумя плотниками. Женщина прилежно вымыла дом, куда потом грузчики занесли и расставили мебельные с кухонным гарнитуры, а к ним японские холодильник с телевизором; мастеровые оборудовали конюшню денниками для лошадей с яком, после чего занялись сооружением причала на берегу за домом. Нам с Кайманом хотелось иметь хорошее плавсредство для путешествий по воде. Как когда-то на Ориноко.
Протекавшая за усадьбой река, как я уже упоминал, была притоком Брахмапутры, та же, рождаясь в Гималаях, несла свои воды через Китай с Индией и Бангладеш, впадая в Бенгальский залив Индийского океана.
К очередному воскресенью обустройство было завершено: жилье имело необходимый комфорт, животные хрупали овес в новых кормушках, а у свайного причала покачивался небольшой, но мощный глиссер. Его мы заказали в одной из китайских торговых фирм, и товар был незамедлительно доставлен. Последним штрихом было оборудование домашней часовни – непременного атрибута всякого дома в Тибете, где в окружении прочих культовых предметов мы водрузили статую Будды из слоновьей кости. Он был перевоплощением девятого уровня, именовался «Будда Майтрейя» (в простонародье – Хотей) и олицетворял счастье, богатство, веселье и благополучие. Что было нам с Кайманом по душе. А также по карману.
Воскурив перед божеством благовония и вознеся молитвы, мы тоже вроде как ознаменовали свое перевоплощение. Из монахов странствующих в оседлых.
Глава 9Консенсус с коммунистами
За решеткой пыльного окна чирикали воробьи, в солнечном, проникавшем в камеру луче парила пушинка, я сидел, скрестив ноги, на шконке и размышлял. Над тем, что случилось.
Отметив новоселье и учитывая трудный путь, мы решили устроить себе отпуск. По утрам, после спортивной разминки и медитаций, Кайман спускался к реке, где удил спиннингом рыбу, я, сидя в тени на террасе, пополнял дневник новыми записями, а Сунлинь копался в саду и занимался хозяйственными делами. Далее следовал обед, а во второй половине дня мы прогуливались по окрестностям, посещая древние храмы и монастыри, или же спускались вниз по реке на катере. С заходом солнца, посмотрев вечерние новости, мы втроем сидели за чаем в беседке, ведя философские разговоры и слушая стихи великого китайского поэта Ли Бо, жившего в восьмом веке, которые читал Сунлинь. Грустные и проникновенные.
Меня спрашивают, что вы там живете,
В голубых горах?
Смеюсь и отвечаю… Сердце мое спокойно.
Цветок персика уносится струей и исчезает.
Есть другой мир – не наш человеческий…
навевали отрешенность и покой древние строки. За несколько дней до истечения того срока, который был назван при встрече Панчен-Ламе, я отправился в город. Нужно было заказать спутниковую тарелку для телевизора (он брал только китайские программы) и сделать ряд других покупок.
Оформив покупку и назвав адрес, по которому следовало доставить антенну, я вышел из магазина и направился к газетному киоску, намереваясь купить свежий номер «Жэньминь Жибао». В это время из-за угла выкатил черный лимузин, остановился рядом и из него вышли двое, в шляпах и мешковатых костюмах.
– Лама Уваата? – спросил старший, коренастый крепыш, заступив мне дорогу.
– Да, сын мой. Чем могу быть полезен?
– Министерство государственной безопасности КНР. Майор Ли. Проедемте с нами.
К такой встрече я всегда был готов и не моргнул глазом.
– Только не быстро, уважаемый. В машине меня укачивает.
Второй, длинный и худой, молча открыл заднюю дверь, я уселся. Он рядом.
Крепыш скрипнул сидением впереди, поправил шляпу и бросил водителю: «Трогай».
Миновав старую часть города, мы пересекли автомобильный мост через реку и направились в новую – китайскую. Там на одной из улиц машина остановилась у административного вида серого здания, окруженного стеной, просигналила у ворот, те откатились в сторону.
– Выходите, – открыл дверь худой, и мы проследовали по мощеному двору с часовым на вышке, к глухой металлической двери с иероглифами на ней «Стой. Пропуск!».
Майор нажал кнопку сбоку, внутри щелкнул запор, и дверь бесшумно распахнулась. Второй часовой, с оттянутым кобурой и дубинкой поясом, взглянув в протянутое ему удостоверение, щелкнул каблуками, и мы проследовали по гулкому, с запахом хлорки коридору. Туда выходило полтора дверей с «кормушками» и глазками, вдоль которых прогуливался вертухай с ключами. Налицо был следственный изолятор.
Возле камеры номер «13» мне приказали остановиться, вертухай отпер замок и потянул дверь на себя:
– Входите.
Я шагнул вперед, она затворилось, лязгнул засов. Все стихло. Лама Уваата оказался в одиночной камере. В таких, в бытность прошлой службы мне приходилось бывать много раз с проверками и душещипательными беседами. Теперь, судя по всему, беседовать будут со мной. Чекисты из Поднебесной.
Камера была размером два на три, с зарешеченным окном и узкой деревянной шконкой, бетонной парашей в углу и торчащим из стены медным позеленевшим краном над жестяной раковиной, из которого с четкостью метронома капала вода. Отсчитывая минуты бытия…
Спустя час позади снова загремел засов, и дверь распахнулась.
– На выход! Руки за спину! – приказал тот же охранник.
За углом коридора нас ждал второй, отворивший решетчатую дверь и сопроводивший задержанного в следственный кабинет, рядом с которым находилась караулка. Окно в нем тоже было зарешеченным, под ним стоял двухтумбовый стол, за которым восседал средних лет человек с бледным одутловатым лицом, в кителе с полковничьими погонами. Перед ним лежала серая папка и стояла пепельница.
– Свободен, – отпустил он охранника (тот, козырнув, вышел), после чего указал мне на привинченный в центре кабинета стул. – Присаживайтесь.
Я сел с бесстрастным лицом и смиренно сложил руки на коленях.
– Так, значит, вы у нас лама Уваата? – извлек военный из кармана портсигар, вынул оттуда сигарету и щелкнул зажигалкой. По кабинету поплыл дым и запах хорошего табака.
– Да, уважаемый, – чуть наклонил я голову. – Именно.
– Откуда и в каких целях прибыли в нашу страну?
– Из Бутана. Проповедовать великое Учение и прорицать будущее.
– Чем можете это подтвердить?
– Я был на приеме у Святейшего, передав ему рекомендательное письмо от Верховного ламы Бутана.
– Вы знакомы с его содержанием? – прищурился контрразведчик.
– Нет. Оно сугубо конфиденциальное.
– В таком случае ознакомьтесь, – открыл он папку и протянул мне лист пергамента.
Я встал, шагнул к столу, взял его в руки и прочел. «Не верьте этому человеку. Он исчадие ада», – значилось там, а ниже стоял оттиск перстня королевского иерарха.
– Письмо передал мне адресат, – пыхнул полковник дымом. – Как истинный патриот. А мы организовали за вами наблюдение.
– Вот как? – вернув пергамент, вернулся я на свое место. – И каковы его результаты? Если не секрет, конечно.
– Не в вашу пользу. Вы оба европейцы, слуга – сосланный контрреволюционер, а в банке Лхасы у вас валютный счет на космическую сумму. Что имеете сказать? – стряхнул собеседник пепел с сигареты.
– Почему лама Бутана такое написал, это на его совести, – пожал я плечами. – Мы европейцы, но приняли буддизм, что не противоречит религиозным канонам. Сунлинь честный человек, и нас не интересуют его убеждения. А счет в банке – подарок короля Бутана за прорицательства. Кстати, «патриот» сообщил вам об очередном? В отношении Таиланда?
– Это все блеф, – скривил губы полковник. А потом, грохнув кулаком по столу, визгливо заорал: – На какую разведку работаешь, сволочь!
– Попрошу на меня не орать, – бесцветным голосом сказал я. – Допрос нужно вести спокойно.
В следующий момент чекист выскочил из-за стола и хлестнул задержанного по щеке:
– Ты еще будешь меня учить, падаль?!
Составляющие внутри, возмутились «Бей!», я вскочил и дал хаму в ухо. Боец тайного фронта загремел на пол, визжа как резаный поросенок.
А спустя пару секунд в распахнувшуюся дверь вломилась целая кодла охранников. Первого я уложил сразу и сцепился со вторым, но остальные дружно заработали дубинками. Последнее, что я увидел, был тупой носок армейского сапога у лица. Потом в глазах вспыхнуло и погасло…