–Да уж им, за тобой бы не пришла, гляди! Нам пожарила! – ты что жрать сел? – мужик закинул в рот пару кусков, а баба рассвирепела и принялась его хулить, когда же пыл спал, то угомонилась, выпрямилась, сложила руки на поясе.
–Иди ищи их! Худо будет нам! – завизжала она, исступленно.
–Иду, иду, батька уж скоро воротится? – спросил он.
–Поутру, неужто ждать собрался? – удивилась она.
–Какой ждать?! За вилами пошел! – мужик вышел, посыла проклятия беднякам, пришедшим в его дом. Он был сыт, и поэтому не стремился напасть на добычу, и она ушла от его сильных рук, которыми он переколол, перерезал, передушил не один десяток человек, на пару с отцом.
Размахивая вилами, положив их на плечо, выбежал из сеней, и принялся рыскать вокруг деревни, по дорогам, пробегал мимо Егорки раза два, но поутру, воротился, не найдя сих.
Старуха спала крепким сном от усталости, прямо на сырой траве. Егорка прижался к ней, чтобы согреться, так и проспали, пока лучи солнца не разбудили их.
Вокруг стояла тишина. Вдали чернела деревня, которая осталась в стороне, и все ещё пугала сиротку своим мертвым видом. В неё уже давно прибыла телега со стариком, хозяином того дома, но мальчик и старуха этого не заметили, скрип колес не разбудил их.
Ближе к обеду на дороге появилась новая телега, в которой сидел здоровенный бородатый мужик, погонявший клячу. Иногда мужик сходил на землю, чтобы помочь лошадке продвинуть телегу, иногда покрикивал, а иногда и добрым ласковым словом подбадривал свою старую подругу.
Мужик сурово посмотрел на старуху и ребенка, вышедших ему на встречу.
–У меня ничего нет, добрые люди, – громким голосом окликнул попрошаек и стегнул кнутом кобылу.
–Но! Пошла! – скомандовал он ей.
–Нам и не надобно чего, милый человек, только спаси нас, увези отседа! – зарыдала старуха.
Мужик изумился старушечьим искренним слезам, заплакал и сиротка, которые не отставали от телеги.
–Да что случило-то? – он остановил клячу, – аль какой черт обидел бедных людей? Аль кто ограбил, побил?
–Не побил, нет, хуже! – успокоилась старуха, – увези нас, а мы тебе по дороге все расскажем.
–Ну что же, вижу слезы ваши настоящие, так садитесь! Вместе покуда веселее, Блошку мою благодарите, она вас везет – мужик улыбнулся.
–Почему Блошка? – спросил сиротка.
–А в мелкие пятнышки вся, словно блошки завелись, чистишь, чистишь, думаешь, то ли грязь, то ли блохи, а она то такая сама по себе, поэтому и Блошка! Старая уже, ели обоз тянет… Иной раз придется идти так, что готовьтесь, дорога будет тяжелой, а до ближайшей деревни часа два ковылять! Ну, держитесь – свистнул мужик и стегнул кнутом поверх спины лошади.
Старуха рассказа о злом гостеприимстве. О бегстве с пиршества.
–Да, – сказал мужик, – знаю, в той деревне люди плохие живут! Повезло вам, что сказать! Расскажу тогда об этом властям, как доберусь, обязательно расскажу, пусть посмотрят, чего они там едят! Им советская власть мясо запретит есть, будут одни мослы грызть, – рассмеялся он, – а людей жалко, ишь, из-за такой сволоты люди и пропадают! И так бедствуем, так ещё и более человек повинен, чем природа, одни с войной, другое со злом своим приходят. Меня, как домой отпустили с фронта, уже ничего не удивляет, бывает люд и хуже фашистов, ведь свой же люд, а не чужой, свой! Тем и хуже он – что свой. Тьфу, – сплюнул он и замолчал.
Молчали с часу, каждый думал о своем, а затем запел свою песню мужик, до самой деревни пел. Оттого на сердце у Егорки сделалось тяжело, любил он песни, но ни одной серьезной не знал, только веселые частушки, с какими побирался в городе, с какими плясал, не от веселья, а от голода.
Расстались, мужик обнял сиротку, потрепал за волосы.
–Не могу тебя взять милок, у самого трое детей! Бедствуем, хоть и работаем! Держись, и не робей!
–Хорошо, дядь, – улыбнулся Егорка и пожал огромную ладонь мужику, как смог пожал.
–Удачи мать! – простился он со старухой.
–Прощай, сынчка! Бог отблагодарит! Будет милостив с тобой! – так они разошлись по разные стороны мира. Тогда и Егорка оставил старуху и двинулся своей дорогой – дорогой в будущее.
Мальчик побрел по новым деревням, которым не было конца и края. Бедным, опустевшим. Его маленькое сознание не понимало – мало ли он прошел, много ли, для него всегда пространство было огромным, хотя он на самом деле и не выходил и за пределы бедственного края, но все же искренне считал, и был искренне убежден, что там, за горизонтом, его ждет новая жизнь. Так думали многие, его окружавшие. К нему прибились другие беспризорники, которых он стал чаще видеть на дорогах, у лесных полян, у рек, в деревнях. Проходившим мимо, или уже побывавших перед ним в домах, в которых всем уж и не могли вынести ничего съестного.
–Ой, милый ты мой, перед тобой приходили уже, все отдали, что могли, ты уж прости! – расстроено оправдывались они, что не могут помочь всем бедствующим.
На дорогах и по оврагам становилось все больше мертвых, окостенелых от голода. Лебеду ещё надо было найти, ракушки мидии были все съедены вместе с воронами, голубями, кошками и собаками.
Оставшееся время Егорка скитался по городам разным, но нигде не мог найти приюта. Товарищи сменялись товарищами, которых он больше никогда в жизни не видел. Где они сейчас? Живы ли? Никто не знал. Иные умирали, иные убегали прочь, оставляя бедного мальчика вновь наедине с улицами, или то пыльными, то сырыми дорогами бескрайнего царства.
Старуха померла на дороге, так и не дойдя до дома.
А Егорка впервые ощутил на себе дикость улиц, одичалость и ненависть к чужим крестьянским бездомным элементам, и не от горожан, милиции или образа жизни, от таких же как и он – беспризорников, успевших наворовать, окриминалиться. Доход их был – мелкие кражи, развод на деньги (сбор милостыни), иногда грабежи горожан, складов.
Такие элементы чувствовали в Егорке чужеродность, человека не их круга занятий, и даже конкурента. Сельских они гоняли, если тех было мало, старались выгнать с улиц, нещадно били, но и бывали биты сами.
–Лови его! – крикнул маленький курносый мальчуган, налетевший на Егорку.
Сиротка оттолкнул его, окрикнул своего товарища:
–Состав уходит, догоняй! – он помчался вслед за товарищем, чуть отставая, нагнулся и ловко подобрал увесистый камень и не целясь со всего маху бросил в курносого.
Камень жестко шлепнул по зубам, свалив мальчика навзничь, из носа хлынула кровь, из глаз слезы, зубы посыпались на землю, которые тот старался собрать в ладонь, у него был шок, он не понимал, что ему выбили все передние зубы, в то время, как деревенские враги его уже цеплялись за уходящий состав, увозящий их в другие края, более далекие – на север.
Вагоны загрохотали и состав остановился на станции. Товарищ разбудил мальчика.
–Вставай Егор! Причалили! – улыбнулся он и растолкал сонного сиротку.
–Что ж ты, Сашка, будишь меня? Что стряслось? – удивился Егорка.
–Причалили, – повторил мальчик и слез на землю, – выходим, а то найдут нас!
–А-а-а! – оскалил зубы Егорка, – вон оно что!
Пробежав под вагонами, кое-где пролезая под колесами, они выбрались на станцию и поспешили спросить у первого встречного, где они оказались.
–В *** городе, в *** районе, а станция называется ***. Отсюда недалеко поля битв, там немцы шли! Да не дошли! Вон какой у нас городишка! Одна воинская слава! – обрадовался старичок.
Тогда мальчики прибились к другим беспризорникам и двинулись с ними на поля сражений. Но это уже другая история!
Глава 22.
"И скрыв от глаз живых, усопшим я долг воздам"
-Время пришло! – разбудил Виктора голос Недоделкина.
Негласно, в тайне, движение в комнате началось. Егорка крепко спал и не подозревал, что за дело ему предстоит, и какую работенку ему припасли компаньоны и новые друзья.
Затея казалась ему в крайнем случае приключением, интересным и немного опасным. Этим она его и привлекало – своим азартом.
Егорка не догадывался, что его жизни угрожает вполне серьезная опасность, и что его доверчивость, в прямом смысле слова, доведет до могилы.
Егорка верил в правдивость речей Григория, верил, что тот был поистине искренним перед ним – мальчиком с чистой душой, считая Григория даже добрым человеком, моментами эмоциональным, но добрым, не способным оставить в опасности беззащитное создание, нарушить устный договор о взаимопомощи.
Поистине, коварство не знает границ!
Егорка ошибся, как никогда.
Ошибки совершают все люди – это сказано в оправдание мальчика. Ошибаться – человеческая особенность. Бывают ошибки, над которыми смеешься, вспоминая их; плачешь, досадуя на себя; на которые не обращаешь внимания; роковые, как бы последние в жизни, своей или чужой – глупости для маленького мальчика.
Человек сожалеет не о совершенном, а о том, что нет возможности все исправить! Что-то изменить, что-то выбросить, или от чего-то отступиться, проявить настойчивость, когда сама возможность выскальзывает из рук и все идет наперекосяк. Человек уже ничем не управляет, в такие моменты.
Последняя же ошибка – о ней сожалеть не приходиться, она же последняя! Отнимающая жизнь! Тут либо смерть, либо раскаяние, помимо безразличия, а затем всепоглощающий пустота.
Чем меньше совершаешь ошибок, тем, несомненно, проще жить, спокойнее и безопаснее себя чувствуешь, пусть они и случаются не с тобой, а с кем то другим! Все же чувствуешь дальность опасности! Но на этом ли строится весь жизненный опыт?
Но ничего не делать – бездействие и есть сама ошибка! Движение – жизнь!
Стечение обстоятельств – это такое положение дел, при которых череда событий, ошибок, обрушивается лавиной, сметая перед собой все и вся, падая на голову несчастного. От такого удара человек долго приходит в себя, собирается силами, мыслями, входит в нормальное течение жизни, встает с колен, находит потерянное, восстанавливает разрушенное – стоит себя заново, или ломается, падает и умирает.