Аликс Хэрроу«Руководство для ведьм по уходу от реальности: сборник рабочих портальных фантазий»Alix E. Harrow«A Witch’s Guide to Escape: A Practical Compendium of Portal Fantasies» (2018)
Казалось бы, чем плохо, если ребёнок сто раз кряду читает одну и ту же книгу? А на деле от этого столько неприятностей.
«Сбежавший принц» — дешевая подростковая фэнтези, напечатанная на тонкой желтоватой бумаге в середине девяностых годов, когда Джоан Роулинг ещё не рассказала, что магия это круто. История повествует об одиноком мальчике, который сбегает и обнаруживает волшебный портал в другой мир, где его ждут приключения на фоне средневековья, но, честно говоря, книга буквально кишит опечатками, и большинство захлопывает её до того, как он находит портал.
Однако с этим мальчиком вышло иначе. Он взял книгу с полки в секции детской литературы, а потом читал, скрестив ноги и прижав к груди запачканный красный рюкзак. Часами, совсем неподвижно, из-за чего остальным посетителям библиотеки приходилось петлять по рядам, бросая на него подозрительные взгляды. Что этот худенький чернокожий подросток здесь забыл? Неужели он действительно читает книгу? А он не обращал ни на кого внимания.
Книги на полках вздрагивали и шуршали страницами — им льстило подобное внимание.
Мальчик забрал «Сбежавшего принца» домой и дважды онлайн продлевал срок проката, а затем на экран выскочило серое всплывающее окно, выглядевшее, словно посланец из 1995-го года, и сообщило «лимит пользования исчерпан».
Чувствуете, как через экран на вас неодобрительно смотрит библиотекарь?
История человечества знает только два вида библиотекарей. Первые это чопорные злюки с губной помадой в трещинках вокруг губ, считающие книги своей собственностью, а читателей — опасными преступниками, что пришли их украсть. Вторые — колдуньи.
Пеня за задержку книги — двадцать пять центов в день либо банка консервов на благотворительной летней ярмарке. Когда мальчик вернул «Сбежавшего принца» в специальное окошко, успели набежать четыре доллара и семьдесят пять центов. Я знала это, даже не глядя в его карту. Все хорошие библиотекарши (второго вида) с точностью до цента умеют определять количество денег на счету читателя просто по углу наклона плеч.
— Что думаешь? — спросила я доверительным голосом, который срабатывал на подростках почти в шестнадцати процентах случаев.
Он пожал плечами. С чёрными подростками получалось не всегда, потому что здесь аграрный Юг, а они не настолько глупы, чтобы доверять белым женщинам лет тридцати, сколько бы татуировок у тех не было.
— Ещё не дочитал, да? — По тёплым, жирноватым на ощупь страницам я знала, что он прочёл книгу по меньшей мере четыре раза.
— Нет, дочитал. — Глаза мальчика вспыхнули. Обрамленные длинными ресницами, они были дымчатого цвета, а их взгляд безразличным и далёким, словно мальчик знал, что под скучной личиной вещей, которых он не решился коснуться, скрывалось что-то мерцающее и запретное. Такие глаза когда-то встречались у волшебников и предсказателей. — Концовка просто отстойная.
Средневековые приключения закончились, портал закрылся, и Сбежавший Принц вернулся домой. Эта концовка задумывалась как счастливая.
Теперь вы поняли, каково живётся этому мальчику?
Он ушёл, даже не взглянув на другие книги.
Аллен Гаррисон «Таваларрийские Хроники», т. I–XVI, ФиФ[1], 1976
Урсула Ле Гуин «Волшебник Земноморья», подр. ФиФ, 1968
Спустя четыре дня мальчик вернулся и остановился у ярко-голубого табло с надписью «Лето — окунись в книгу с головой!»
А где плавать-то? Единственный бассейн округа Улисс в шестидесятых забетонировали, только бы не пускать чернокожих.
Поскольку я библиотекарша второго вида, то почти всегда знаю, какую книжку ищут читатели. От них будто веет особым, тут же узнаваем запахом. Одному нужно загадочное убийство, другому биография политика, третьему какое-нибудь низкопробное, но жизнеутверждающее чтиво (лучше всего с лесбиянками).
Я очень стараюсь дать людям книги, которые им нужны больше всего. На магистратуре это называлось «обеспечение читателя вызывающими эмоциональный отклик текстами и материалами», а в моей школе другого рода «провидеть пустоты в их душах и заполнить историями и сиянием звёзд», хотя это одно и то же.
Я не тревожусь за людей, у которых на ладони записаны инвентарные номера книг, а в голове, будто лотерейные билеты в кармане, шуршат заголовки. Таким я ни к чему. Да и чем поможешь человеку, который читает лишь призёров премий, носит одежду с заплатами на локтях и считает, что популярность «Сумерек» — свидетельство умственной деградации американцев. Их сердца закрыты для нового, тайного и неизведанного.
Я обращаю внимание только на определённых читателей. На тех, кто склонив голову набок, скользит взглядом по корешкам книг, будто ласкает их кончиками пальцев. На тех, от кого, будто волны жара от раскалённой июльским солнцем мостовой, поднимается книжный голод.
Книги такое внимание любят, даже самые безнадёжно невостребованные экземпляры, которые никто не брал с 1958 года. Их не много: мы с Агнес по очереди увозим в хранилище (просто чтобы они не падали духом) устаревшие учебники по астрономии, в которых Плутон — планета, и кулинарные книги, призывающие жарить на сале.
Я выбираю одну-две книги и делаю так, чтобы их корешки заманчиво поблескивали в сумраке книгохранилищ. Люди тянутся к ним, даже не понимая почему.
Мальчик с красным рюкзаком не относился к знатокам книжного мира. Он рыскал между стеллажами слишком быстро и явно не успевал читать названия. Пустые руки неуверенно болтались по бокам.
Книги по кройке и шитью (646.2) приметили, что джинсы ему малы и давно не были в стирке, а горловина футболки запачкана чем-то серовато-жёлтым. А кулинарные (641.5) усмотрели, что питается он замороженными вафлями и пиццей на автозаправке.
«Ай-яй-яй», — перешептывались они.
Я сидела за абонементным столом, пробивала под мерцающим красным сканером возвращённые книжки, и решила принюхаться к мальчику. Ожидала услышать что-то вроде Артуровских легенд или подросткового романа с поединками на мечах, а взамен обнаружила полный сумбур и чудовищный, мучительный голод.
Я учуяла тысячи тайных миров, кроличьи норы, спрятанные двери и платформы 9 3/4, Страну чудес и Нарнию, что угодно, но только не окружающую действительность. Я учуяла неподдельную тоску.
Боже, спаси меня от таких людей. Ненасытных, безутешных, ожесточённо пытающихся вырваться из этого мира. Их ни одна книжка не спасёт.
Хотя, неправда. Есть могущественные книги, способные спасти любую душу: книги о волшебстве, знамениях, алхимии; книги с волшебными палочками в корешках и страницами, посыпанными лунной пылью; книги более древние, чем камни, и коварные, словно драконы.
Мы даём людям те книги, что им нужнее всего, но бывают исключения.
Я решила дать парнишке фэнтезийный сериал про мечи и магию, написанный в 70-х годах. Хотела немного откормить его на этой мусорной еде, к тому же надеялась, что шестнадцать томов послужат своего рода балластом, который удержит его мятущуюся душу в этом мире. На Ле Гуин я тоже напустила искорок, ведь мальчик немного походил на её Геда (дикий, неудовлетворённый).
Я отмахнулась от «Льва, колдуньи и платяного шкафа», когда она напористо принялась расталкивать другие книги. Стоит этому мальчику пройти через шкаф, он не захочет вернуться.
Д-р Бернард Грейсон «Если жизнь потеряла смысл. Руководство по выживанию для подростков с депрессией», 616.84, 2002
Все, кто прочёл четвёртую книгу «Таваларрийских Хроник», не расставались с этой серией по меньшей мере до четырнадцатого тома, в котором деревенский паренёк находит подлинный Таваларрийский меч и по праву занимает трон. Всё лето мальчик с красным рюкзаком каждую неделю приходил за новой частью.
Директор нашего филиала один из тех баптистов с губами в ниточку, что считают, будто фэнтези учит детей поклоняться дьяволу, поэтому девяносто процентов моих запросов на книжки таинственным образом отклоняются.
Я пыталась подсунуть мальчику несколько других книг. Все были довольно старыми и написанными, скорее, для белых: «Трещина во времени» как-то смутилась, видно, она ему понравилась, но он решил, что уже перерос подобные истории; сказка «Обитатели холмов» даже обиделась, ведь мальчик не решился прочесть дальше десятой страницы (оно и понятно: не всем по душе сноски про кроличью математику); «Золотой компас» ну очень кичилась, что в дело пошёл даже фонарик, ведь надо же было как-то дочитать поздней ночью последнюю главу.
Я наконец получила копию «Ведьмы Аката», а мальчик перестал приходить.
С приходом осени мы поставили в библиотеке стенд со всякими учебниками и негабаритными жёлтыми книгами «… для чайников». Назвали его «Классные книги для класса». Агнес вырезала из цветного картона в пятнышку листочки и приклеила их ко входным дверям.
Когда начинается школа со всеми её кружками и секциями, многие дети забывают про библиотеку. И всё же я переживала.
Для меня та книжка, которую я мальчику не давала, ощущалась как фальшивая нота или выпавший зуб, как тревожащая пустота. Я уже подумывала звонить в школу округа Улисс под предлогом, что парнишка будто бы не вернул компакт-диск, но мальчик всё-таки пришёл к нам.
И даже не один (что случилось впервые), а с приземистой белой женщиной. На груди у неё висел бейджик, а на голове красовалась квадратная завивка, которую делают лишь в южных салонах красоты с выцветшими плакатами на витринах.
Мальчишка, казалось, исхудал и был каким-то задавленным, словно цветок, засушенный между страницами словаря.
«Что ж такого надо натворить, чтобы к тебе приставили школьного консультанта?» — подумала я, а потом прочла бейджик. «Департамент услуг по месту проживания, Отдел организации постоянной защиты, социальный работник (II)».