– Да.
Кажется, впервые в жизни сестра полностью на моей стороне. Перси явно куда в меньшем восторге, и все же он кивает.
– Для начала, – добавляет Фелисити, – можно попробовать выяснить, что это за Лазарев ключ.
17
Возможность хорошенько поразнюхивать представляется нам только через три дня. Все эти три дня мы ни на минуту не забываем, что мы только гости в чужом доме, но идти нам больше некуда. Первые два дня мы почти не встаем с постели: безумие последних недель вдруг наваливается тяжким грузом, будто мешок кирпичей. На третий Элена уговаривает нас выбраться с ней в город посмотреть достопримечательности.
Данте остается дома. Он вообще почти не вылезает из кабинета: занимает свой пост за столом сразу после завтрака и сидит там до нашего возвращения. В таких условиях порыться в поисках переписки с герцогом или хоть каких-то сведений об их отце не представляется возможным. Отведенные нам спальни мы уже перевернули вверх дном и ничего полезного не нашли. Перси, к слову, забросил поиски почти сразу, едва нашел стопку нотных тетрадей Матеу Роблеса, и решил лучше углубиться в них. Думается, если где и есть что полезное, то как раз в кабинете, но Данте больно уж нравится там сидеть. Видно, в этой пыльной гробнице, перешедшей ему от отца, он чувствует себя уютнее всего.
Наша усталость с дороги и его неумение разговаривать с людьми делу тоже не помогают.
К моему огромному удивлению, первой на Данте накидывается Фелисити. Я и не ждал, что она погрузится в расследование с таким энтузиазмом: обычно она совершенно холодная и чопорная особа. С самого нашего прибытия эти двое постоянно ведут беседу о химии, френологии, электропроводности и прочих непонятных мне вещах, и он демонстрирует к ней такой интерес, какого, по моему первому впечатлению о нем, вообще не способен проявлять к людям. К нам с Перси он относится куда прохладнее. Впрочем, Фелисити все равно не удается даже подобраться к вопросу алхимии: едва дело начинает пахнуть жареным, Данте тут же переводит разговор на другую тему. Моя уверенность в том, что его надо только хорошенько разговорить, начинает ослабевать.
Сегодня мы заходим в кабинет к Данте. Он пытается навести порядок, вернее, перекладывает хлам с места на место. Впрочем, тут же отрывается от своего занятия, когда Фелисити спрашивает, нет ли поблизости университета с открытой библиотекой.
– Рядом есть книжная лавка, – отвечает он. – Прямо под углом. То есть за углом. Прямо по улице и за углом. – Он машет рукой в нужную сторону. – Сходите… если… если хотите, сходите туда. И у нас тут тоже есть книги. Если желаете… остаться дома. – Он украдкой окидывает взглядом Фелисити и краснеет от шеи до корней волос.
– Спасибо за щедрое предложение, но я бы хотела… – Поразительно, с какой скоростью Фелисити придумывает оправдания. – Я хотела бы купить книгу вашего отца.
– По-моему, у нас есть несколько экземпляров.
– Я хотела бы купить свой, домой увезу. – Не слишком-то убедительная ложь: он знает, что у нас нет денег, вдобавок сперва Фелисити спрашивала про библиотеку. Но, не давая Данте задуматься над ее словами, сестра одаривает его милой улыбкой. Колени от нее, конечно, не подкашиваются, но я вдруг задумываюсь: похоже, умение очаровывать у нас все-таки немножко да семейное. – Если хотите, пойдемте с нами.
Начавший было пропадать румянец разгорается на щеках Данте с новой силой, будто огонь, в который подкинули поленьев.
– Нет-нет, я… я здесь побуду. Постойте, – окликает он нас у двери и обращается к Перси: – Я вчера слышал, как вы играли. Музыку моего отца. Если вам не трудно, не могли бы вы… не могли бы вы мне сыграть?
– Попробую, – обещает Перси, – когда вернемся.
Данте улыбается.
Книжная лавка, увы, куда меньше библиотеки, зато вывеска сулит богатый выбор. Вдоль стен идут шаткие ряды забитых полок, а все, что не влезло, разномастными стопками разложено прямо на полу. Из-за кассы на нас недовольно смотрит похожий на университетского ректора мужчина с мощными челюстями. У него вид закоренелого консерватора, и вряд ли он согласится обслуживать даму и чернокожего парня, если вообще не погонит их из лавки, и я подхожу к нему один.
Я выбираю образ честного простофили: улыбаюсь, шагаю неуклюже и чуть вжимаю голову в плечи, чтобы казаться совсем миниатюрным и безобидным. Впрочем, я и так-то не слишком крупный и страшный.
– Доброе утро, – здороваюсь я по-французски.
Продавец снимает с носа пенсне и убирает в карман.
– Чем могу помочь?
– Скажите, пожалуйста, а вы случайно… совсем-совсем случайно… не знаете, что такое Лазарев ключ? Или, может, у вас есть какие-нибудь книги, где можно про него прочесть?
Продавец моргает.
– Вы имеете в виду Библию?
– Правда? – Я издаю смущенный смешок. Он остается серьезен. – Сам не знаю.
– Лазарь был воскрешен Иисусом из мертвых в одиннадцатой главе Евангелия от Иоанна. Это Новый Завет.
– Точно. – Об этом я как-то не подумал. У меня толком не было повода досконально штудировать Библию: отец мой деист, а религиозность матушки сводится ко всяким предрассудкам, которые проявляются у нее перед малоприятными светскими действами. – Может, и Библию.
– Тогда предлагаю вам ее и почитать.
Он собирается вернуться к своему тяжелому труду – взирать на все вокруг с укором, – но у меня еще остались вопросы.
– Может быть, у вас есть что-нибудь про шкатулки с секретом Базеджо? – спрашиваю я, пуская в ход свои ямочки на щеках.
Увы, они его совершенно не трогают.
– Не знаю.
– Не подскажете, что это такое?
– Молодой человек, я, по-вашему, энциклопедия?
– Нет, простите. – Я смущенно склоняю голову. – Спасибо за помощь. – Разворачиваюсь и ухожу. В спину мне доносится:
– У нас есть несколько полок по истории Венеции.
Я оборачиваюсь.
– Венеции?
– Базеджо – это венецианское имя. Вернее, фамилия, образованная от венецианского уменьшительного для имени Базиль. Возможно, это вам как-то поможет.
– Фамилия, образованная от… Да, конечно. – Мне с трудом удается запомнить хоть половину сказанного. И все же благослови Господь книжных червей за их безграничные знания. Оказывается, если твои единственные друзья – слова на бумаге, это бывает полезно. – Спасибо. Почитаю.
– Молодой человек, – окликает он меня, и я снова оборачиваюсь. Он ободряюще кивает мне. Челюсти его при этом не трогаются с места. – Удачи в поисках.
Похоже, чуть-чуть мои ямочки на него подействовали.
– Есть улов? – спрашивает Перси, когда я возвращаюсь к ним с Фелисити.
– Базеджо – это венецианская фамилия, – отвечаю я. – А какой-то Лазарь упоминается в Библии.
Фелисити хлопает себя по лбу.
– Как я об этом не подумала!
– Давайте разделимся, – предлагаю я. – Кто-то читает Библию, кто-то про Венецию, кто-то про алхимию. Потом сравним, кто что нашел.
– Я беру алхимию, – вызывается Фелисити.
– А я – Венецию, – быстро отвечает Перси.
– О нет, – стону я, – только не Библия!
Перси широко улыбается и тыкает меня пальцем в кончик носа.
– Поздно, бери что осталось.
Вечер мы проводим каждый в своем углу книжного. Я дважды перечитываю одиннадцатую главу Евангелия от Иоанна и проглядываю соседние страницы: нет ли там еще чего-нибудь про этого Лазаря. Вскоре, однако, я уже толком не читаю, а просто пытаюсь не заснуть: здесь тепло, я сижу в уютном кресле и устал так безнадежно, что и не знаю, как гнать сонливость.
Когда в очередной раз звонят колокола, возвещая новый час, я встаю, потягиваюсь и иду искать Перси. По пути я кидаю осторожный взгляд в сторону продавца и его челюстей: вдруг ему не понравится, что я оставил книги раскрытыми на полу, а не убрал в шкаф. Но он продолжает невозмутимо восседать за кассой.
Перси сидит за столиком у окна, склонившись над книгой и закрыв ладонями уши. Зеленое оконное стекло окрашивает его лицо изумрудным цветом. Когда я сажусь напротив, он даже не поднимает головы. Тогда я легонько пинаю его в голень, и он аж подпрыгивает:
– Напугал.
– Тебя прямо не оторвать от книги. Нашел что-нибудь полезное?
– Да ни черта собачьего. – Он захлопывает томик, поднимая облачко пыли. – Даже ни одного упоминания Базеджо. Похоже, имя все же не венецианское. А у тебя что?
– Про ключ ни слова, но про этого Лазаря там куча всего. Христос, похоже, с этим своим чудом расстарался на славу.
Перси смеется:
– Слушай, а расскажи мне, как ты это все запомнил.
Я подпираю голову локтями, и Перси повторяет мой жест, сцепив руки в замок.
– В общем, Иисус с Лазарем были приятели. Как-то раз Иисус отлучился проповедовать, и две сестры, Мария и Марфа, прислали ему весточку, что Лазарь, того, вот-вот покинет этот мир…
– Мария и Марфа? – переспрашивает Перси. – Не помню их.
– Значит, плохо на воскресной службе слушал. Короче, Иисус к нему не успел, и Лазарь умер, лежал много дней и разлагался. А потом Иисус наконец пришел на его могилу…
– Я нашел остров… – перебивает меня Перси.
– На могилу, не на остров.
– Да не в Библии остров, а в Венеции. В одной из книг написано, что у побережья есть остров, а на нем часовня Санта Мария-э-Марта.
Все вокруг будто затихает, и тихий шелест страниц вдруг кажется зловещим и неземным.
– Мария и Марфа, – говорю я.
– Сестры Лазаря.
– Может, просто совпадение.
– Может. – Но мы оба знаем: это не совпадение.
– Это не тот тонущий остров? – спрашиваю я. – Помнишь, джентльмен из Версаля мне про него говорил.
– Не помню.
– Точно, тебя в это время его жена доставала своими… – Перси отводит глаза, и я не договариваю, только вяло бросаю: – Ты, наверно, этого и не слышал.
– Может, ключ открывает что-то на том острове.
– Думаешь, он что-то открывает?
– Должен, наверно. Это же ключ.
Я натягиваю на большие пальцы манжеты и сплетаю руки в замок.
– Раз остров тонет, его тайну надо разгадывать побыстрее.