– Вообще? За целый год?
– Ни одной.
– Сурово. И что положило конец простою?
– «Щит». Питер Хортон режиссировал эпизод «Щита», куда я как раз проходила пробы, и он такой: «Ты, конечно, ты, обожаю тебя». Роль была гостевая, но в итоге превратилась в повторяющуюся.
– Забавно. Я всегда думала, что ты из тех, у кого постоянно есть работа, а оказывается, у тебя было немало простоев и приходилось бороться, чтобы чего-то достичь. Ты много работала, но еще ты много искала работу.
– Ну, на блюдечке с голубой каемочкой мне ничего не доставалось. Был еще и третий простой. Вот тогда-то я и подумала: «Не знаю, смогу ли жить так и дальше». Он был очень долгим.
– Когда это было?
– Сразу после сериала «Взгляды» – первого, где у меня была постоянная роль. Я получила ее и подумала: «Вот оно. У меня все получилось. Готовьте мне новый дом, и кучу новых машин, и личный самолет. Это прорыв. Это важнейшая веха, и теперь мне не придется постоянно беспокоиться». А после пяти эпизодов сериал отменили. Сняли мы тринадцать, но руководство не церемонилось. Ни телефонного звонка, ничего. А сериал был отличный. Такого удара я еще не получала. У меня случился срыв, я просто не могла выползти из той ямы, потому что поставила себе слишком высокую планку. Тогда я и подумала, что, пожалуй, стоит покончить со всем этим и найти себе другое занятие.
– И что ты сделала?
– У меня как-то выдался денек, полный джина и скверных решений. Я тогда почти свихнулась и на шесть недель уехала в Париж. И Париж мне помог. Я так отвратительно провела там время, что, вернувшись, ощутила прилив сил и была готова бороться дальше. Честно говоря, все, что нужно было, – несколько скорректировать свое отношение к делу. Через пару месяцев, а то и меньше (может, недель через шесть) я получила роль в сериале «Грязные мокрые деньги». И до сих пор с работой все довольно стабильно. Но это был самый сложный период.
С тех пор каждый раз, когда мой проект проваливается, или когда меня не берут на роль, или еще что-нибудь происходит, я нормально с этим справляюсь. А все из-за того, что удар, который я пережила из-за «Взглядов», был очень силен. Я сказала себе, что никогда больше не позволю, чтобы мне подобным образом разбили сердце. Теперь мне удается более-менее держать дистанцию.
– Как интересно. У меня тоже был серьезный момент, когда я сказала, что все брошу. Как раз после первого моего пилота – того невероятного сериала со Скоттом Вульфом, который так и не продолжили. Я настолько пала духом, что возвращение на прежний уровень буквально превратилось в борьбу. Думаю, в какой-то момент у каждого появляется мысль, мол, я ухожу из этой сферы. А потом ты или правда уходишь, или находишь в себе силу воли, чтобы двинуться дальше, и тогда что-то меняется. Я после этого зачерствела – в хорошем смысле. Просто приходится. Например, недавно меня уволили из очень престижного проекта, но меня это расстроило меньше, чем тот пилот со Скоттом Вульфом, который так и не вышел.
– Именно! После того как закрыли «Взгляды», со мной случались вещи и похуже, но ведь всякое бывает. Надо просто пережить, когда тебе первый раз разбивают сердце, и после этого ты поймешь, что все будет в порядке. Даже если не сразу.
– С тобой на площадке когда-нибудь происходило что-то совершенно безумное, из-за чего твое внимание полностью смещалось? Не знаю, осознают ли люди, насколько сумасшедшая тут атмосфера и сколько всего надо переварить – правки в сценарии, проблемы с гардеробом, изменения в графике, и насколько приходится отстраняться от всего, чтобы сосредоточиться на работе.
– Да, как-то раз у меня была гостевая роль в одном сетевом сериале [86]… Обычно я стараюсь держаться подальше от сетевых проектов, отчасти как раз из-за ситуаций вроде той, о которой я сейчас расскажу. У них там куча правил и всякой фигни. На кабельном телевидении гораздо больше свободы и независимости. В общем, в сериале «Под куполом» я играла очень могущественную, сильную злодейку, и у меня была сцена, в которой я сижу верхом на одном парне – полностью одетая – и произношу свой монолог. На примерке мы находим мне совершенно невероятный наряд – длинную узкую кожаную юбку-карандаш. Дизайнерскую и очень крутую. Костюмеры говорят: «В сценарии сказано, что вы должны сидеть на нем верхом, в этой юбке так сделать не получится».
А я в ответ говорю: «Давайте покажем фотографию этого костюма и, если им понравится, что-нибудь придумаем». Так мы и поступили. И точно – меня заверили, что наряд просто отличный. Чудесно.
И вот я выхожу на съемочную площадку в этой юбке и готова начать репетицию, а режиссер заявляет: «В этой сцене ты должна оседлать его». Я посмеиваюсь и говорю: «Ну, ясное дело, что в такой юбке это не выйдет. У меня ноги-то не… да и юбка такая узкая… можно поставить нас как-то по-другому? Может, мне лучше стоять над ним?» Тишина. Я говорю: «Э-э-э… ладно, если вам так хочется, чтобы я сидела на нем верхом, мне надо просто найти какие-нибудь штаны. Никаких проблем. Я с радостью переоденусь». Тишина. Он говорит: «Посмотрим, как ты сможешь сидеть на нем верхом в этом наряде». И я такая: «Да это же физически невозможно». А он все настаивает: «Ты можешь хотя бы попробовать?» Ладно. И вот я задираю юбку до самой талии, сажусь верхом на этого несчастного актера и спрашиваю: «Так вы хотели?» И режиссер говорит: «Ясное дело, что нет».
И вот они начинают звонить костюмерам, и вдруг на площадке появляется помощник режиссера по сценарию, и внезапно все это превращается в вопрос вселенского масштаба. И я такая: «Что, черт возьми, тут происходит?» Я говорю им: «Народ, все просто. Надо выбрать одно из двух. Либо мы меняем мне наряд, либо меняем расстановку актеров. Вот и все». А мне говорят: «Иди, посиди в своем трейлере, нам надо придумать решение». И вот я сижу у себя в трейлере и слышу, как снаружи помощник продюсера разговаривает с кем-то по гарнитуре: «Да, не знаю, на сколько мы тут. Актриса не соглашается на расстановку, так что нам придется что-то придумать».
– О, ненавижу такие ситуации.
– И вот я распахиваю дверь и говорю: «Простите, простите, не знаю, с кем вы там разговариваете, но все совершенно не так». Тут в трейлер заходит режиссер, закрывает дверь, садится и говорит: «Мы обязательно что-нибудь придумаем». И я снова объясняю: «Все очень просто. Дайте мне штаны или измените расстановку актеров. Я не могу больше это повторять. Не знаю, как еще вам объяснить». Все это продолжалось где-то час. В итоге я осталась в юбке и сидела на актере боком.
– А почему нельзя было дать тебе надеть брюки?
– Не знаю. Видимо, руководству канала очень понравилась юбка, а менять сценарий они были не согласны.
– Когда такое происходит, ты начинаешь думать всякое? Мол, о нет, меня сочтут «трудным» актером, хотя я веду себя совершенно рационально?
– Да, разумеется.
– И как ты справляешься с тревогой?
– Приходится просто отбросить ее. Любой разумный человек поймет, что это ни в какие рамки не вписывается, а я не создаю никому трудностей. Честно говоря, все это очень напоминало газлайтинг. Вряд ли хоть кто-то смог бы разрулить эту ситуацию иначе. А вообще, будь я постоянным актером с прилагающимся к этому статусом, наверное, никакой дискуссии и не было бы. Я могла бы просто сказать: «Нет, я надену джинсы». «Ой, но мы же хотели…» «Я надену джинсы. Точка. У нас нет времени на такое нелепое обсуждение». Но я не была постоянной актрисой, только приглашенной.
– Потрясающая история. Я прямо почувствовала, что все те миллионы раз, когда я попадала в похожую ситуацию, были не напрасны. Спасибо.
– Все мы с подобным сталкивались.
– Недавно ты побывала в академии, где училась, и выступила с речью на вручении дипломов. Ты дала им потрясающий совет. Не поделишься им и с нами?
– Во-первых, тут надо уточнить для справки, что в конце каждого года академия приглашает агента, чтобы тот обратился к выпускникам. Агенты вроде как рассказывают обо всех тонкостях нашего дела, о том, насколько трудно в нем приходится. Потом агенты выбирают одного студента, у которого, на их взгляд, есть шансы преуспеть в профессии, и звонят ему в частном порядке. Так что я начала свое обращение к студентам с фразы: «Хочу, чтобы вы знали, что мне в свое время никто не позвонил. Так что это ничего не значит. Если вам позвонили, отлично. А если вы из таких как я, из тех, кто не дождался звонка, знайте, что это еще ни о чем не говорит».
Кроме того, актер – благородная профессия. Нам постоянно говорят «нет». Иногда по нескольку раз на дню, снова и снова, но мы не сдаемся. Думаю, в этом есть определенное благородство. Не позволяйте людям говорить вам, что это несерьезное занятие и не тяжелый труд, что он не ведет к эмоциональным и психологическим срывам, потому что это не так. Я призываю вас быть добрее к другим артистам. Так просто сидеть в очередном зале ожидания и воспринимать друг друга как врагов, но чем дальше вы будете продвигаться на своем профессиональном пути, тем лучше будете понимать, что те, кто выстоял в нашем деле до конца, на самом деле хорошие люди, и все они – ваши союзники.
Наконец, я думала, что быть художником в том или ином смысле значит полностью раствориться в искусстве – так, что вести полноценную, насыщенную жизнь за его пределами уже невозможно. Но чем успешнее я становилась, тем лучше понимала, что все иначе. Чтобы научиться изображать людей из реального мира, ты должен получить опыт в этом самом реальном мире. Я никак не могла это осмыслить в начале своей карьеры. Я просто ела, дышала, думала и любила актерское дело. Но через какое-то время это может наскучить.
– Что бы ты сказала юной Натали, если бы могла вернуться в прошлое?
– Ничто не произойдет сразу, ничто не произойдет именно так, как ты это себе представляешь, но все будет отлично. Просто не сдавайся.