Господин Орловский все же надеялся, что его однокашник Боря С линков лучше француза поможет в розыске раки с мощами, о которой молились уцелевшие русские иноки Александро-Свирского монастыря.
Глава вторая
Самая выдающаяся в центре России подпольная организация, сумевшая поднять антибольшевистские восстания летом 1918 года в Ярославле и Рыбинске, захватить Муром и Ростов, — «Союз защиты Родины и свободы», — была создана Борисом Викторовичем Станковым в феврале этого года. Штаб-квартира «Союза», насчитывающего приблизительно пять тысяч офицеров, находилась в Москве, а его отделения располагались в 34 городах, в том числе — в Петрограде, Казани, Калуге, Костроме, Челябинске, Рязани.
В Москве, где в боевых отрядах савинковцев было четыреста офицеров, в определенные дни даже устраивались смотры. Члены организации, опознаваемые по знаку на одежде, в назначенное время по одному проходили мимо условленного места. Действовала савинковская конспирация, благодаря которой ни один из руководителей «Союза» не был арестован, а сам Борис Викторович всегда успевал покинуть явочную квартиру за полчаса до того, как туда врывались чекисты. Рядовые члены «Союза» не могли знать больше трех-пяти соратников.
Виктор Глебович увидел Савинкова на его любимом месте встречи со своей агентурой в сквере у Большого театра, о чем незадолго до этого Орловский узнал от связного савинковца в Петрограде. Борис Викторович в расстегнутой бекеше, из-под которой виднелся полувоенный френч, сидел на лавочке, подставляя весеннему солнцу такое же большелобое лицо, как у Орловского. Пронзительными, широко расставленными глазами он издалека приметил и мгновенно узнал Виктора Глебовича.
Орловский поравнялся с его скамейкой, отрывисто бросил ему вполголоса, глядя в другую сторону:
— Нужно увидеться.
— Сегодня в семь вечера: Молочный переулок около Зачатьевского монастыря, дом два, квартира семь, — таким же манером ответил Савинков.
К Молочному переулку, находившемуся в районе Остоженки, Орловский пришел заранее. Медленно пробираясь монастырскими закоулками, держась дощатых заборов местных домов, он по привычке разведчика предварительно понаблюдал за нужным ему угловым трехэтажным зданием под номером два. Сегодня на эту явку собирались штабные «Союза», и резидент Орги узнавал некоторых из них.
Легким быстрым шагом по переулку прошли сам Савинков с секретарем, казначеем организации Клепиковым, на котором была серая шинель и фуражка, Затем от Зачатьевского показались в отлично сшитой шинели и заломленной набок офицерской папахе полковник Страдецкий, отвечавший за связь с Добровольческой армией, и шагавший рядом начальник штаба «Союза» полковник Перхуров, в кепке и порыжевшей рабочей тужурке. И невозможно было не узнать по особой офицерской стати прошагавшего вскоре за ними к подъезду дома полковника Гоппера — начальника воинских кадров савинковцев.
Последним подошел член штаба, отвечающий за разведку и контрразведку, весьма походивший, однако, на заурядного мещанина в своем поношенном драповом пальто с поднятым воротником и дешевой шапке. Это был полковник Бредис, ныне командующий одной из латышских красных частей, охранявших Кремль.
Орловский выждал до назначенного часа и тоже отправился на явку. Дверь ему открыл бывший военврач Григорьев, заведующий под фамилией доктора Аксанина этой только-только налаженной из пяти светлых просторных комнат «лечебницы для приходящих больных». В гостиной за длинным сто* лом, покрытым газетами, беседовали собравшиеся.
Сцинков, сидевший в торце, кивнул Орловскому и попроси:
— Пожалуйста, подожди, когда освобожусь.
Виктора Глебовича проводили в комнату, где были свалены матрасы и после ремонта пахло обойным клеем.
Ожидая, родившийся в Рязанской губернии Орловский вспоминал свои школьные годы в единственно русской Первой гимназии в Варшаве, куда переехала его семья и где поныне проживали родители Виктора Глебовича. С тех пор ярко проявили себя гимназисты-однокашники Орловского, среди которых самым незаурядным являлся, конечно, Боря Сцинков, хотя учились они вместе и со ставшим диктатором Польши Пилсудским, и с будущим сподвижником Савинкова по эсеровской боевой организации Каляевым, убийцей московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича.
Да, даже беззаветный Янек, как называли Ивана Каляева друзья из-за его сильного польского акцента, также прозванный Поэтом, испытывал к Савинкову «чувство глубочайшего восторга». Сцинков и Каляев были неразлучны еще и потому, что являлись полуполяками: отпрысками матерей-полек и русских отцов, людей одинаковой профессии и должности — оба были околоточными надзирателями варшавской полиции. Отсюда единодушная ненависть сыновей — ненависть выкрестов — к великорусскому православному имперскому укладу.
Став палачами высочайших государевых и полицейских чинов, Савинков и Каляев предали своих отцов. Впервые Борис попал в тюрьму за участие в беспорядках, будучи второкурсником юридического факультета Петербургского университета вместе со своим старшим братом, тоже студентом. Потом брат Бориса покончил жизнь самоубийством в сибирской ссылке. А их отец-полицейский, узнав об аресте сыновей, не перенес унижения и позора, сошел с ума и вскоре умер.
Орловский же после окончания гимназии учился юриспруденции в Варшавском университете. В студенческие годы, досрочно сдавая экзамены, он сумел съездить в Соединенные Штаты Америки, где прошел дополнительный курс по криминалистике, уголовной регистрации, постановке учета в следственной сфере.
До возобновления Орловским его нынешних связей с Савинковым последний раз он видел Бориса в Варшаве в 1906 году. Тогда Орловский, комиссованный по контузии во время русско-японской войны, служил в Польше судебным следователем, а Савинков подготавливал убийство своего товарища Татарова. Тот осмелился обвинить в провокаторстве руководителя боевой организации их эсеровской партии Евно Азефа, во что Борис Викторович не хотел верить, хотя это после расправы с Татаровым подтвердилось. О таких вещах при той случайной встрече стоящие по разные стороны баррикады однокашники, конечно, не говорили, а Орловский потом подсчитал., что гимназический друг Боря принимал участие в двадцати семи террористических актах..
Наконец после окончания собрания в комнату вошел Савинков, крепко пожал Виктору Глебовичу руку и произнес с усмешкой:
— Пока лечебница здесь не открыта, а вот начнет она работать, появятся пациенты и собираться будет небезопасно. Бог знает, какие больные станут навещать наших врачей!
Орловский рассказал о петроградской подпольной жизни, о продолжавших действовать белогвардейских организациях «Союз реальной помощи», «Черная точка», «Все для Родины», «Белый Крест» и других:
— …Имя им легион. Из-за полного безденежья этих групп, группок все их дело главным образом выражается в переправе добровольцев на Дон, Волгу и редко — к союзникам на Мурман. Работа с каждым днем усложняется, все большее число людей не доезжает до места назначения. Становится ясным, что при таком положении вещей подобная деятельность должна прекратиться, иначе новые провалы не заставят себя ждать. В декабре было разгромлено монархическое «Русское Собрание» 11уришкевича, в руки большевиков попали генералы Аничков. Сер-бинович, штабс-ротмистр барон де Боде, герцог Дмитрий Лейхтенбергский. В феврале разоблачена «Организация борьбы с большевиками и отправки войск Каледину», ее четыре тысячи подпольщиков провалил чекист, выдававший себя за бывшего офицера, в марте арестована верхушка «Союза Георгиевских кавалеров»…
Сцинков прервал скорбное перечисление поражений антибольшевистского сопротивления:
— Мне, Виктор, пришлось тут столкнуться с одним из специфических продуктов революции — специалистами по организациям, смотрящими на это дело как на ремесло, дающее хороший заработок. Имеется немало ловких молодых людей, которые ухитряются одновременно участвовать в организациях, преследующих диаметрально противоположные цели. Они получают деньги и от немцев, и от французов. Многие из них в то же время состоят на службе у большевиков, чтобы застраховать себя от всевозможных случайностей! Говорить о каких-либо убеждениях здесь не приходится. Тип этот получил очень широкое распространение. Наиболее зловредная часть этих субъектов попеременно комплектует то ЧеКа, то нашу контрразведку, пороча Белое Дело.
Орловский кивнул и добавил:
— Этот сорт людей составляет и шайки разбойников вроде пресловутого «Ордена офицеров-монархистов», в то время как в Москве существует серьезная белая организация «Орден романовцев». Однако иногда приходится переигрывать этих перевертышей, чтобы использовать их «втемную», — он имел в виду своего «бело-красного» агента Бориса Ревского.
Затем Виктор Глебович изложил историю о раке Александра Свирского, подчеркнув, что при розыске саркофага в Москве пока может рассчитывать лишь на собственные силы.
Савинков не обратил на это внимание, промямлив в ответ что-то невразумительное и скоро свернул беседу.
Так что прав был Эдуард Вакье, убеждавший Виктора Глебовича что нужными помощниками для розыска святых мощей не разжиться ему у Сшшнкова.
На следующий день пришлось Орловскому отправиться за помощью в Московский уголовный розыск.
Его начальника Розенталя застать не удалось, так как тот был на очередном совещании в высоких комиссарских кругах. Принял петроградского председателя 6-й уголовно-следственной комиссии заместитель начальника Флегонт Спиридонович Ахалыкин. Сразу распознавался в нем старый заводской рабочий по рукам с узловатыми пальцами, с черноватыми ногтями, в которые въелась металлическая пыль.
Ахалыкин, дымя зловонным самосадом, нацелился глазом в удостоверение Орловского, затем привстал из-за стола и крепко стиснул протянутую руку гостя с возгласом:
— Пламенный привет от московской рабоче-крестьянской милиции!
Виктор Глебович уселся напротив него в кресло с витыми ножками и округленной спинкой, обитой кожей, наверняка из кабинета высокого имперского лица. Ахалыкин протянул посетителю бумагу, которую только что читал.