— Мне защитников не надо! Я от игры желаю получать одно удовольствие.
Его противник-«припевала» вмиг исчез, жался у стены и «разоблаченный» Сема.
Костя оглянулся и спросил:
— Кто желает со мной по совести сыграть?
Вызвался другой «припевала-музыкант» Антип. Костя ему предложил условие, что ежели сам проиграет, то Антип на выигранное угощает всю публику, а если выиграет, Антип полезет под бильярд. И Антип выиграл несколько раз кряду, из-за чего на деньги Громобоя-Громкого артельно выпили все вокруг стола, в том числе и военный.
Потом уставший Костя сел в услужливо поданное кресло рядом с военным и попросил Сему-«пол-ковника» подать им на пару хорошего вина, от чего сочувствующий ему «стрюк»-военный не отказался. При распитии Громовой рассказывал тому неприятные с ним истории. Про то, как в Ростове его тоже маркер обыграл, про то, что почему-то постоянно попадает на игроков со «смертельной левой»…
Подвыпивший военный совсем уже неосторожно заметил:
— А я, как и большинство, правша.
— Так давайте же сыграем просто так, для знакомства! — воскликнул Громовой. — Если вам будет угодно, то на хороший ужин.
Военный согласился. Костя проиграл ему несколько партий, горячась, что не везет ему и с правшой. Предложил в сердцах военному сразиться на деньги, тот согласился.
После этого Затескин до глубокого вечера наблюдал классику «тумана». Сначала Костя по-прежнему проигрывал, потом вдруг начал выигрывать, резко повышая ставки.
Раздосадованный военный кричал крутящемуся рядом с ним Антипу-«музыканту»:
— Каким же манером он у меня выигрывает, когда я играю лучше его?
Подскочивший к ним «барабанщик» Двухрядкин вместе с Антипом стали втолковывать, будто все дело в том, что военный «подставляет товарищу Громкому желтый шар», иначе б выигрывал. Военный попробовал «не подставлять», но в результате к полуночи оказался обыгранным на имеющиеся масличные. Под занавес он потряс присутствующих тем, что когда купюры у него все вышли, расплатился с истинно офицерским шиком царскими золотыми червонцами.
Самое интересное для Затескина начало ось. когда над обчищенным «стрюком» неожиданно взял покровительство Степа Кука, являвшийся в продолжении спектакля «туманщиков» внимательным зрителем.
Он накинул поддевку, поправил картуз, обнял военного за плечи, проговорив:
— Пойдем, дружок, выпьем на мои в трактире. Я тебе всю масть разложу.
Удрученный военный поплелся с ним, Сила По-ликарпович — им вслед. В трактирном зале он сел к соседнему столу за их спинами и слышал весь последующий разговор.
Заказав водки и закусить, Кука продолжил про местную бильярдную «масть»:
— Обыграли тебя с «туманом», друг. Противник твой киксов^.! Он и не товарищ Громкий никакой, а Костька по кликухе Громовой, мастер игры.
Военный покраснел от негодования.
— Что вы такое говорите! Его разные люди Громким называли.
— Одна шайка! То все «припевалы», артельные по «туману» людишки были. Не веришь? Митроха! — позвал Кука официанта.
Тот подскочил, Степа распорядился:
— Кликни-ка мне Антипа-«музыканта» и Двух-рядкина-«барабанщика». И скажи, что питерский Кука их зовет, — грозно заключил он.
Вскоре из бильярдной понуро к их столу подошли Антип и Двухрядкин. Ни в какую б они на это не согласились, коли б не Кука приказал, который вчера по обыкновению гаврилок задушил накинутой удавкой в близлежащем на Хитровке «Пересыльном» вора из Вологды за единственное оскорбительное в свой адрес слово.
— Садитесь, — показал Кука на стулья за своим столом и налил им водки. — Выпейте, ребята, с нами.
Они вчетвером выпили.
Степка, лихорадочно сверкнув шальными глаза* ми, спросил:
— Как вашего Кинстинтина Ивановича кличут и чем он занимается?
Сивобородый Антип и худой, кадыкастый Двух-рядкин переглянулись, но не издали ни звука.
Кука уперся глазами в нервного Двутфядкина:
— Ну!
Тот с трудом сглотнул слюну, скосил глаза и едва ли не прошептал:
— Костя Громовой.
— Как-как? Не дослышиваю, — повысил голос Кука.
Двухрядкин сплюнул и выпалил:
— Костя Громовой, игрок и «туманщик»!
Теперь лицо военного побледнело, а потом пошло пятнами, точь-в-точь кляксы красных чернил.
— То-то, — милостиво произнес Степка и налил «припевалам» еще по одной.
Они выпили, и более степенный, с бородой лопатой Антип стал объяснять, чтобы хоть как-то успокоить военного:
— Вы поймите-с, господин хороший, бильярдные игроки, взять хоть бы и Громобоя, большие труженики. Работают они не для себя собственно, а для целой толпы таких, как мы с Двухрядкиным, и для выгоды содержателей бильярдов. А те помимо барыша, получаемого от продажи напитков, пользуются еще половиной выигрыша. И лишь остальное делится уже между игроками на несколько долей.
«Барабанщик» Двухрядкин, привыкший работать артельно, хоть в ту, хоть в другую сторону, сочувственно подхватил:
— Чтоб мне сдохнуть, ежели Антип неправду сказал! Я добавлю, господин товарищ, что многие из игроков не имеют постоянных фатер и проживают прямо н бильярдных. Да и то нередко их оттудова гонят в шею! Отдохнут игроки кое-как и опять бегут по. Москве с одного краю на другой игру искать. Иной раз они совершенно пустые, ну рази что выпивши бывают всегда.
Кука сплюнул в сторону и скомандовал:
— Хватит куликать, а то мы заплачем! Наливайте, пейте и мотайте отсюдова. Костю успокойте: я у вас правду пытал не для того, чтобы из него аль Семы-«полковника» душу вынать. Просто просвещаю этого человека. Пользуйтесь, как краснопузые говорят, награбленным!
Двухрядкин стремительно плеснул себе и Анти-пу из штофа в рюмки, «припевали» дружно их опрокинули и исчезли с хоровым заклинанием:
— Прости-ите великодушно!
Военный потер ладонями лицо, приходя в себя, и спросил:
— Кто это тут полковник?
— А тот, кому деньги ты ставил. Сема такой же полковник, как я председатель Совнаркома. Одна шайка. — Кука прищурился и перешел к тому, зачем затащил сюда военного: — Жалко, должно быть, что «рыжики»-то проставил?
— Что?
— Да «рыжики» — так царские золотые десятирублевики еще называют.
И так сильно нетрезвый военный налил себе водки прямо в фужер для лимонада, выпил.
Он рассеянно цапнул, надкусил грушу из вазы и заявил:
— Сколько надо их, столько сделаем.
У Степки уважительно вытянулась круглая морда. Вор решил, что тот проболтался о своих занятиях фальшивой монетой, и для проверки уточнил:
— А стоит ли «рыжевьем» заниматься, коли крас-нюки останутся править Россией?
Военный скривился и пояснил:
— Я это в том смысле, что имею кое-какие доходы, и сегодняшний проигрыш для меня пустяк.
Кука воодушевился и, еще подливая масла в огонь, обратился к собеседнику с словами:
— Сразу видать обеспеченного человека! Нынче не часто эдакого встретишь.
— Да-с, — кивнул военный, — былые богачи нынче в Париже или на Дону. Но есть ведь возможность и сегодня делать состояния, — высокомерно уставился он на источающего дружелюбие Куку.
Тот пошел напрямую:
— Мил-друг ты мой, да я такого господина на Москве и ищу, чтобы отменный товарец предложить Не желаешь ли приобрести царскую вещь?
— Вещь? — переспросил военный. — За царскую любую вещь на руках нынче только и проживешь, что до ближайшей стенки. Я, уважаемый, предпочи* таю деньги вкладывать в единственно теперь подхо* дящую императорскую вещь — в «рыжики», как ты говоришь.
— Истинно речь ведешь. Да у меня для вклада средств получше «рыжиков» товары имеются! Глянь* ка аккуратно.
Затескин неприметно повернул голову в сторону говорящих и напрягся, готовясь на секунду приподняться, когда Степка покажет свои сокровища. Потом по сдавленному «ах!» военного Сила Поликарпович понял, что пора, и привстал, вытягивая шею. Сыщик успел за короткий миг увидеть сверкание драгоценностей, которые были запечатлены у него на фотографиях.
Военный заговорил едва ли не дрожащим голосом:
— Чудо какие вещи! Сережки беру! Есть у меня для них дамочка, она после такого подарка голову окончательно потеряет.
Кука, убрав драгоценности в платке за голенище сапога, усмехнулся.
— Из-за них сама Екатерина Великая чувств лишилась, когда Потемкин ей преподнес изумрудищи-то.
— Неужели они от Екатерины Великой?
Степка сплюнул в сторону.
— А вы полюбопытствуйте в альбомах Эрмитажа. Они там обязательно указаны.
— Во-он что, — протянул военный, поняв, откуда у молодца такая ценность.
Кука с жаром произнес:
— Ну да, вещь хош реквизированная, хош ее назови — эксприированная! А что? Краснюки все одно такое добро из дворцов растащили, а ныне ладят за границу сплавлять. Пущай хоть свои попользуются.
— В таком случае цена этих серег должна быть неполная. Сразу скидывай вполовину.
Вор расхохотался.
— Эх, неглупый ты господин! Знамо дело, скощу я против истинной их бесценной стоимости-то. Только одно тебе наперед условие — рассчитаешься одними «рыжиками». Идет? Хватит их у тебя?
— Вполне, любезный, — успокоил его военный. — Давай пройдем ко мне.
Степка рассчитался за выпитое-съеденное. Они оделись в гардеробе и вышли на улицу. За ними на глухую Солянку выскользнул Затескин.
Сыщик переживал, что ехать до пристанища военного им с Кукой, чего доброго, придется на моторе или извозчике, тогда он может упустить парочку из-за темноты и вымирающего на ночь города — улицы становились пустынными, и его могли легко заметить. Но сотоварищи двинулись к Старой площади и, не доходя, свернули в переулок, юркнув во двор. Там был двухэтажный дом, в подъезд которого протопали дружки и поднялись наверх. Вскоре на втором этаже загорелись окна, видимо, в квартире военного.
Кука пробыл там не очень долго. Когда он бодро вышел во двор, то поднял воротник полупальто, поправил лихо заломленный картуз и, напевая, двинулся назад к Хитровке.
Сила Поликарпович остался, так как Степка на территории у Яузы не мог затеряться. Затескину требовалось прежде всего убедиться, что покупатель екатерининских серег у головореза Куки после сделки жив. И вскоре он увидел двигающуюся фигуру военного на фоне освещенного окна.