— Что ж, Сила Поликарпович, — подытожил Орловский неспешный разговор, — наше сотрудничество в Москве по розыску раки Александра Свирского было безукоризненным. Лишь по причинам, от нас не зависящим, это предприятие сорвалось. Вы показали себя знатоком своего дела.
— Благодарю вас, Виктор Глебович, за столь лестную оценку моей скромной персоны, — кивнув, ответил сыщик. — Вы не в претензии, что я и в Петроград напросился помогать вам?
— Если бы не проявили инициативы, я бы сам сделал вам предложение поработать со мной. Буду откровенен, хотя у нас с вами по разведке пусть и союзнические, но все же разные начальники. Я располагаю в Петрограде довольно разветвленной и опытной агентурной сетью политического шпионажа, но у меня нет специалиста вашего класса по уголовным делам. То есть имеются люди, работающие в советском уголовном сыске, даже в чрезвычайке, да я не хотел бы доверять им розыск раки святого.
— Мне это господин Вакье разъяснил.
— Эдуард имел в виду мой крайне скудный выбор в Москве. А я сейчас подчеркиваю, что и в Петрограде нет сыщика, который был бы мне столь близок по православным, монархическим воззрениям, к тому же столь профессиональный, как вы.
Затескин смутился, но произнес с присущей ему величавостью:
— Спаси вас, Господи, за слова, преисполненные огромного достоинства и приличия в мой адрес.
— Итак, Сила Поликарпович. что у нас с рулеточного круга? Отыграли серьги с изумрудами и «Сапфир-крестовик». Серьги я собираюсь оприходовать у себя в комиссариате как вещественное доказательство порученного мне расследования по ограблениям кабинетов нашего учреждения бандой Гаврилы.
Затескин, переживавший с самого начала московского сыска, что эти ценности Империи окажутся в большевистских руках, был в восторге, когда Орловский не сообщил Ахалыкину о судьбе «Крестовика» и забрал с собой екатерининские сережки.
Сейчас он вновь расстроился, буркнув:
— У одних уголовных отнимаем, другим преподносим.
— Не беспокойтесь, Сила Поликарпович! Я, как и вы, укреплять красных ничем не собираюсь. В конце концов, ежели придется мне покидать мой комиссариат на Екатерининской, серьги я ни в коем случае не забуду из своего кабинета. А пока пусть они у меня там полежат под надежной охраной, ведь это и очевидный результат моей московской командировки, и успешное продвижение расследования по банде Гаврилы. Теперь, когда выяснилось, что саркофаг Александра Свирского в руках гаврилок, оно мне необходимо, чтобы официально продолжать заниматься этим сыском в самом широком плане. Ну, а «Сапф^»-крестовик» пойдет в фонд Белого Дела, как и реквизированные мною у подпоручика Кузьмина золото и валюта. Это уже не мне решать: продавать все здесь в крайнем случае или переправить на нужды Белой армии, или — за границу в наши авуары.
— Главная наша с вами цель в Петрограде, как я понял-с, — это сыск банды Гаврилы, чтобы добраться до саркофага. Мои услуги вы собираетесь там использовать легально или конспиративно? — более определенно выразился Затескин, поворачивая разговор в нужное ему русло.
— Сделаю вам паспорт с вымышленной фамилией, как и я нынче в совдепии работаю.
— Отменно-cl Потому как я считаю необходимым войти в преступный питерский мир под видом «залетного» «ямника» из Москвы. В лицо-то меня в Питере никто не знает-с по полицейской части. Всю жизнь я отдавал Москве-матушке.
— Как вы это себе представляете поподробнее?
— Нуте-с, поселюсь я прежде всего на Лиговском проспекте. На всю Россию известно, что наиболее криминальные места ныне в Питере — Лиговка да Сенной рынок, так же как на Москве — Хитров-ка и Сухаревка. Огляжусь там осторожно, ну и начну вынюхивать этих самых гаврилок.
— Почему вы, Сила Поликарпович, решили скупщиком краденого стать, а не хотите выступить в другой уголовной роли?
— Самая подходящая в нашем с вами деле роль-с, Виктор Глебович! — воскликнул он, потом лицо его потухло.
Затескин уныло взглянул на мелькающий за окном пейзаж и словно от ужасающего этого однообразия прикрыл глаза, а когда открыл, продолжил с болью:
— Очень трудно-с сейчас настоящим сыщикам в России работать. Почти все кадры, специалисты разогнаны, в уголовном мире тоже произошли огромные перемены. Как следователь вы прекрасно знаете, что сыскной труд совершенно не похож на его изображение в сыщицких романах. Мы пользуемся в основном нашим знанием преступного мира и слежкой за ним — легавым вынюхиванием. Так раскрываются девяносто девять процентов профессиональных преступлений.
— Да-да, — усмехнулся Орловский, — но дилетанты во все времена плохо это понимали и понимают. Я в Москве Ахалыкину плел даже о дедукции и, представьте, он слушал с весьма серьезным видом.
— Нуте-с, — продолжил Затескин, — скупщики краденого всегда стоят одной ногой в преступном мире, а другой — в сыскном. Сыщики отчасти закрывают глаза на их деятельность, если «ямники» не наглеют. Скупщики — самая полезная публика для раскрытия преступлений. Из-за них нашему брату все время приходилось воевать с прокурорским надзором, ибо прокуроры призваны всячески препятствовать сыщицким связям со скупщиками.
— Неужели воры не более подходящи для агентских услуг?
— Нет-с, Виктор Глебович. Именно «ямники» — наилучшие осведомители, и фартовые отлично знают, что те их постоянно предают! А куда «деловым» без них деться? Схоронить концы при краже часто куда легче, чем при сбыте краденого, и на том попадается большинство уголовных. У скупщиков жизнь тяжела-с: ежели они чересчур на воров работают, сыскные чины их к ответу притягивают, если они сыщикам слишком помогают, их приканчивают уголовные… Так было и так должно быть, покуда этот мир под пятой дьявола лежит. Поэтому моя будущая роль на Лиговке проверенная и удобная, ежели кто из фартовых заподозрит, что я в Питере справляю не только интерес «ямника».
— Хорошо, — подытожил Орловский. — А я по своим связям пройдусь, с другого, так сказать, кон ца. На одного из моих агентов весьма небескорыстно трудится осведомительницей петроградская кокотка по кличке Брошка, эта она навела меня на поездку Куки с драгоценностями в Москву. Особа эта постоянно обретается в кругах с Лиговки и Сенного рынка. Правда, до сих пор ничего не было слышно об использовании Гаврилками в налетах женщин.
— Это неважно, Виктор Глебович. Громилы, фартовые предпочигают-с пьянствовать, резвиться в своей среде, где без шлюх не обойтись. Так или иначе, но проститутки близки с «марухами» — подружками воров и всегда очень полезны для сбора информации об уголовных. Однако кто же такой все-таки предводитель самой знаменитой питерской шайки, этот Гаврила, закусай его блохи с тараканами?
Орловский развел руками.
— Феноменальная у него конспирация! Сам он на дела, видимо, никогда не ходит, а лишь планирует операции, ну и наверняка «тырбанит слам», то есть распределяет добычу в своем воинстве. И сама кличка, и рисунок его поведения крайне подозрительны, наводят на определенные размышления.
— На какие? — оживился Затескин. — Не политика ли тут замешана-с? Может, что-то вроде истории с одесским громилой Котовским? После сплошной уголовщины этот «атаман Ада» сошелся с большевиками и в феврале, как я знаю из разведисточ-ников, конную сотню Котовского включили в Тираспольский отряд Особой советской армии.
— Недолго в этой роли Котовский пробыл, уже вышел из подчинения красным и самостоятельно грабит со своей бандой в районе Бендер… Я, Сила Поликарпович, поначалу тоже задумался: не чекисты ли стоят за гаврилками, чтобы списывать свои расправы с врагами власти и реквизиции на уголовную стихию? Ведь фантасмагорические нападения банды Гаврилы превосходно организованы, да и вообще она якобы неуловима. Еще больше укрепился я в этом мнении, когда узнал, сколь тщательно ЧеКа скрывала от московской милиций сам факт ограбления гаврилками эшелона петроградских ценностей.
— Полагаете, не просто так скрывали чекисты налет?
— Да. И все же теперь думаю, что, как всегда, ответ на вопрос о Гавриле где-то на царском пути, то есть посередине между двумя противоположными предположениями. Кажется мне, что инкогнито, скрывающийся под кличкой Гаврилы, не совсем уголовник, но и не ставленник чрезвычайки. Эго у него некая особая игра; может быть, вынужденная, но какая?
Они подъезжали к Петрограду. Затескин стал надевать пиджак поверх неизменной жилетки.
Орловский, собираясь на выход коснулся последнего, что следовало сейчас обсудить с сыщиком:
— Не возражаете, ежели я оформлю вам паспорт на Тесина, а кличка в преступных кругах у вас будет по приблизительному созвучию с настоящей вашей фамилией — Тесак?
Сила Поликарпович хохотнул с удовольствием. — В самую точку! У меня ведь кулак что тесак.
Господин Орловский, добравшийся с вокзала на извозчике до своей Сергиевской улицы, вышел на ее пересечении с Литейным проспектом. Ближе к набережной Фонтанки находилось Училище правоведения, в котором учился будущий композитор Петр Чайковский, живший на Сергиевской в доме № 41, а перед Орловским оказался Сергиевский всей гвардейской артиллерии собор, стоящий тут с конца XV века.
Бывший артиллерист Виктор Глебович, сняв фуражку с черным околышем, зашел под своды собора, как всегда при возможности, и отстоял до конца идущую вечерню. Орловский воздавал Богу благодарность за удачную поездку, за обретение императорских сокровищ.
Главное же, он благодарил Господа, что тот послал ему в помощники такого единомышленника, соратника, как Сила Поликарпович. Разведчик всегда одинок, и дорого ему, когда судьба сводит на каких-то своих поворотах с человеком, родным по вере, по душе, со схожим воззрением на жизнь.
Дома его встретила радостно зарумянившаяся Мари, только что пришедшая из Комиссариата юстиции, где она приступила к работе делопроизводительницей после отъезда Орловского в Москву.
Он часто думал о ней в столице и сейчас залюбовался, увидев ладную, полногрудую Мари в юбке-клеш, подчеркивающей рельеф бедер. Эту форму юбки много ниже колен, похожую на колокол, подчеркивала комбинация, отделанная белым рюшем, мелькавшая при ходьбе.