Борис, прибывший сюда от парикмахера, заказал обед и сразу выпил мадеры, принесенной официантом. Он с удовольствием провел наманикюрен-ными пальцами, обнажая золотой браслет из-под манжета, по только что безукоризненно сделанной прическе «коровий язык». Шевелюру уложили на пробор с торчащими на висках вперед прядями его белокурых волос, для чего их смачивали смесью ржаного кваса, сахарного сиропа и клея-смолы с вишневого дерева.
Не дожидаясь конца своего обеда, он снова мигнул Ане. Та развязно поднялась из-за стола, «взбивая» груди в полупрозрачной блузке, и с пахитоской в картинно отставленной руке двинулась мимо столика Ревского, будто бы в туалетную комнату.
Когда девица поравнялась с ним, Боря жуирски приобнял ее за бедро, тут же привскакивая и приглашая за стол.
Анька опустилась на придвинутый ей стул и с ходу зачастила, улыбаясь для посторонних, словно молола безделиЦу:
— Боренька, ты откуда Бронислава Иваныча своего выискал? Он вчера сюда приперся с самой Машкой Гусаркой, той, что комиссаров в глаз, как белок, бьет от Москвы до Питера. Меня вызвал, просил Гусарку свести с фартовыми. Он смылся, а я ее показала Таньке Черной и Гуне. Потом мы отъехали на «долушку» Мохнатого, а там Гусарка с самим Ленькой Гимназистом, гаврилкой-то, смарьяжилась по каким-то делам. Я с Ленькой сегодня спала, а он с утра пытал меня за Иваныча твоего…
Ревский вроде беззаботно скользил васильковыми очами по залу, проверяя, нет ли уже «хвоста», раз Брошка так взволнована. Гуню за колонной он не разглядел.
Борис отрывисто спросил Аню:
— Что на это отвечала Гимназисту?
— Ничего путного, Боренька. Не знаю, мол, человека, который Гусарку привел, редко бывает в «Версале».
Боря достал из кармана перламутровую табакерку с кокаином, занюхал щепотку порошка, глубоко задумался, еще не решаясь определить цену донесения Брошки: успех это или провал?
Ревский, с самого начала осведомленный о поиске резидентом раки Александра Свирского, а недавно — ио его московской операции, получил приказ Орловского о розыске банды Гаврилы, у которой в итоге оказался саркофаг Сейчас выяснилось, что помощнице резидента Маше Гусарке благодаря осведомительнице Ревского удалось выйти на одного из гаврилок, и это был превосходный прорыв, серьезный шаг в нужном направлении. А с другой стороны, Гимназист оказался непрост и начал интересоваться «господинчиком» опять-таки через осведомительницу Брошку.
«Для пущей надежности надо все это проанализировать вместе с Орлинским», — подумал Борис.
Пока же он стал размышлять с осведомительницей, что можно сделать в создавшейся обстановке.
— Бронислава Ивановича, Аннет, в эту или любую другую историю никак нельзя впутывать, запомни это! Выйдут на него, считай, определят и меня, а ты в свою очередь со мной не раз якшалась, рассуди же, каковы будут выводы наших противников, — припугнул он ее, хотя Анька уже сама все смекнула. — Ты, кроме своей убежденности, что могла бы Гимназисту противопоставить? А то ведь «не знаю — не помню» для фартовых, как и для легавых, — пустой звук.
Брошка закурила, кокетливо выдула облачко дыма ему в лицо, проговорив вдруг:
— Комильфотная брижка у тебя, сладкий, — имея в виду, что побрили Бориса с соблюдением всех правил парикмахерского исскусства, с натиранием лица, шеи ароматной пудрой, к чему прибегал даже такой затрапезный франт, как служебный сосед Орловского комиссар Турков.
Понимая, что Анька тянет с ответом, так как ей есть чем похвалиться, Ревский тоже подыграл комплиментом:
— А ты отменно флеру пустила, — отмечая резкий, как всегда, запах духов проститутки.
— Да Боренька, на что-то и мой Факир годится, — выложила Аня, уколов намеком, потому что Ревский обычно трунил над ее сутенером. — Излила я ему душеньку, так Егор полетел улаживать с Гимназистом. Думаю, сумеет гаврилку успокоить через знакомцев деловых своих. Мол, Брошка вне грязных подозрений. Выйдем из положения, но и ты своему Иванычу накажи, чтоб пока здесь не показывался. Да и Гусарке надо обсказать это, а уж подавальщику Яшке сама объясню, чтоб если что — могила.
— Спасибо, Аня, — искренне оценил Ревский, — ты умница. Я все необходимое тоже сделаю со своей стороны.
Они поболтали еще на пустые темы, стараясь делать это погромче и сопровождая реплики смехом. Потом, дообедав, Ревский по обычной своей манере расплатился за стол Анны Сергеевны и отправился в редакцию.
Брошка, добавляя от себя чаевые, пошепталась с Яшей, чтобы тот ничего никому не болтал о господине из особого кабинета. Вышла на улицу и поехала домой отсыпаться.
Следопытка Гуня припустилась за блондином-красавчиком и добралась вслед за ним до «Клуба журналистов».
Сштеглазый обладатель «коровьего языка» и золотого браслета прошел туда и уселся в самом внушительном кабинете за массивный стол. Гуне не составило труда выяснить у болтающихся по коридорам тружеников пера, что это сам основатель сего «Клуба», известный петроградский журналист Борис Мих^лович Ревский.
К вечеру Гунька вернулась на «хазу» Мохнатого, где Ленька Гимназист стал принимать ее отчет за накрытым столом в комнате с кроватью под балдахином. Леонид столь заинтересованно, с дотошными замечаниями слушал ее, что плюющей на мужскую ласку Гуне, возможно, впервые в жизни захотелось отдаться этому бандиту с расцарапанной харей в пенсне.
Дело же в том, что Гимназист после описания Гуней внешности и манер Ревского стал постепенно узнавать того, с кем сталкивался еще в царские времена, но под другими его прозваниями. Еще тогда Ленька в уголовной круговерти Лиговки прослышал о ловком альфонсе Серже по кличке Студент. Оттого, что сам Леня тогда уже числился у фартовых Гимназистом. ему был интересен «студенческий» блондинчик, столь профессионально обчищающий попавших в его руки одиноких пожилых дам и вдовушек.
Серж пользовался известностью в воровских кругах, потому что являлся заодно наводчиком в ограблениях. Мало было Студенту обобрать даму на возрасте, набить карманы своих модных сюртуков подарками и купюрами от очередной жертвы. Он связывался с шайками «домушников», которым за комиссионные с будущей кражи подсказывал, как и когда лучше взять «хавиру».
Гимназист несколько раз видел Сержа Студента в питерских ресторанах, трактирах и хорошо запомнил его обличье, ухватки, но все-таки уточнил у Гуньки:
— Втыкает марафет Борис?
— Ага, кокаин в ноздрю дожил на моих глазах! — подтвердила она.
— Из маленькой эдакой перламутровой табакерки?
— Совершенная твоя правда, Леня! Перламутровая коробочка у него с марафеткой-то.
Бандит закурил папиросу и мрачно задумался. Весьма неприятные события потом стали связывать со Студентом. «Домушники», наводимые им на богатые квартиры, особняки, попадались один за другим. Причем были среди них и матерые воры.
Артельное «толковище» на этот счет не удалось провести из-за революционно заполыхавшего 1917 года, когда разметалась по сторонам, отправилась на небо и в преисподнюю масса честных петроградцев и изрядно — «аховых». Затерялся след Студента, и вот, извольте, появился-таки старый знакомый под новым именем — Гимназист теперь не сомневался в этом.
Ленька, как и обещал, отвалил за работу Гуньке изрядную сумму. Распечатал в честь ее удачи бутылку французского шампанского, заставив девицу выпить несколько фужеров кряду. Гуня было решила, что Гимназист полезет под юбку, но он при ее намеке в этом отношении нахмурился и выпроводил разыгравшуюся хипесницу вон с «малины».
Потом к гаврилке со свежими новостями зашел Мохнатый, вернувшийся после объезда злачных мест Петрограда. Хозяин притона являлся одновременно скупщиком краденого, получил свою кличку из-за разросшейся бородищи с усами в пол-лица, а также по многосторонности знаний и навыков в преступном. мире бывшей столицы Российской Империи.
Колька сел к столу, опрокинул в рот рюмку водки и сообщил:
— Сутенер Брошки Егорка Факир тебе челом бьет, просит не думать ничего плохого про нее, он за то ручается головой.
— Вот как? — желчно воскликнул Леня, поправляя пенсне на заклеенной пластырем переносице. — Потерял свою башку Факир! Он сам тебе это заливал?
— Нет, передал через Сеньку Шпаклю из твоих ребят. А чего ты негодуешь на Егория и его биксу?
— Бикса та — Пиявка вонючая, — злобно аттестовал Леонид Аньку, которую лобызал в прошлую ночь, — водится с ищейкой и провокатором! Знал я его при старом режиме Сержем Студентом, а нынче он прозывается повсюду, видно, настоящим именем — Борисом Ревским.
— Постой-ка! — загорелись глаза и у Мохнатого. — Боря Ревский — журналист, такой блондин синеглазый, по дамочкам специалист?
— Он! Ты его откуда знаешь?
— Борю-то? — взволнованно переспросил Мохнатый. — Та еще гнида, лишь на вид ароматный, чисто побритый да завитой. На ЧеКа Ревский трудится.
Гимназист в возбуждении ударил кулаком по столу, отчего бутылка с остатками шампанского подпрыгнула, упала на стол И разлилась, но они с Мохнатым не обратили на это внимания.
— Кокаин из перламутровой табакерки занюхивает? — Леонид опять выложил выразительную примету.
— Именно из такой кидает в ноздрю.
— Он, Колечка! Ну и дела-деловские, его сегодня на «Версале» Гунька высмотрела, обедал душа в душу с Брошкой.
— Может, случайность? Ревский до ховырок очень падкий.
— Какое там! В агентках у него Анька, он как в зал вошел, она ему — «маяками», и Серж-Борис ей в ответ подмигивает. О каких-то серьезных делах они потом за столом советовались, а вид амурный чебу-чили для блезиру.
Мохнатый поскреб бороду, произнес с горечью:
— Вот тебе и Брошка. А глянешь — своя в доску.
— Этот Ревский, когда в Студентах еще ходил, много «домушников» отдал фараонам. Тогда были лишь подозрения, теперь не сомневаюсь, что тухлый он насквозь.
— Получается так, Леня, — проговорил «ямник», как и многие из уголовных, по крайнему уважению к Гимназисту стараясь называть его не кличкой, а именем, — при царе на полицию он трудился, теперь — на ЧеКа. Такого исправишь лишь пулей.