— Как покажете себя знающим в этом вопросе? Мари достаточно было сказать о ее покупательском предпочтении, а вы как скупщик должны хорошо разбираться в таком «сламе». И потом, Косопузый, на которого вы Куренку ссылались, разве занимался церковным?
— Куренку я и Митю-монаха поминал, а он меня насчет его подробно выспрашивал; так что по церковному «сламу» концы к концам привяжу-с. Насчет понимания же в утвари храмовой? Я, Виктор Глебович, всю жизнь около церкви и в церкви, доселе напротив Елоховского собора живу-с. Еще мальчонкой пономарничал: прислуживал священнику в алтаре, постарше стал — производил звон к Богослужению, возжигал в храме свечи и лампады, подавал кадило, выходил со свечой.
Резидент улыбнулся.
— Спаси Христос, Сила Поликарпович, вы и профессору Духовной академии можете быть собеседником, не то что Леньке Гимназисту. В чем же главный фокус вашего знакомства с ним?
— Совершенно верно-с мыслите, фокус есть! В том он, чтобы Гимназист поневоле провел в своем соображении связь между интересом Гусарки и «ям-ником», прибывшим в Питер с отменным церковным товаром из Москвы от «клюквенников», так воров по церквам «деловые» кличут. Ленька. видно, с Гусаркой пока настороже, на всякий случай вон припугивает, а тут — еще один залетный и прямо с тем, что ей надобно. Так надо устроить, чтобы и я, и Машенька пригодились гаврилкам. Подозрений-то в таком разе не может быть у фартовых никаких; если на их глазах нас сам Гимназист познакомит.
Орловскому идея Затескина понравилась, они стали обсуждать возможное развитие задуманного предприятия.
В тот же вечер сыщик, напялив полупальто и картуз, в которых появился на подворье Куренка, отправился из своих пенатов у Обводного канала вверх по Лиговке к «хазе» Мохнатого.
Окрестности этой берлоги, занявшей весь первый этаж дома с нежилым вторым этажом в заросшем кустарником дворе, Мари внимательно оглядела и описала Силе Поликарповичу. Поэтому он появился у притона не с улицы, а поискал ход к нему в заборе со стороны подъездных путей к Николаевскому вокзалу, а обнаружив, по всем правилам уголовника подобрался к ближайшему окошку и постучал в него.
Занавеска в неосвещенной комнате отодвинулась рукой невидного со двора человека, и Затескин, приблизив лицо к стеклу, сделал знак, чтобы подошли ко входной двери.
Затем обогнул угол дома, поднялся на крыльцо и услыхал через неотворенную дверь;
— Кто-покто?
— Тесак московский с приветом от Куренка, Фильки Ватошного и с собственным почтением, — хрипато произнес сыщик.
— Какие дела?
— С Мохнатым сказать два словца.
Засовы изнутри загромыхали, дверь открыл сам Мошатый.
— Бог в помощь, хозяин! — приветствовал его Затескин, узнавший Мохнатого по описанию Мари.
Тот окинул его острым взглядом;
— Впервые тебя вижу.
— А мне тебя еще в Москве на Хитровке описывали, сразу и признал; бородища-то знаменитая.
— Неужто? — спросил Мохнатый и впустил гостя внутрь логова.
— Ага, братец. Мы ж с тобой одно ремесло ломим, я по «ямным» делам с Косопузым мастачил.
Они вошли в комнату вроде склада: из-за неплотно закрытой занавеси, отгораживающей добрую половину помещения, торчали узлы, кули, чемоданы. Хозяин указал Затескину на кожаный диван перед столом, тоже заваленным барахлом помельче: шкатулками, сумочками, даже портфелями. Сам сел в кресло по другую сторону и испытующе вперил глаза в пришельца. Сыщик не отводил своих глаз, понимая, что от этого безмолвного поединка многое зависит.
Наконец хозяин спросил:
— С чего это ты, Тесак, собрался засвидетельствовать мне свое почтение?
— А к кому ж мне еще идти за советом на Лиговке? — решил рискованно начать Сила Поликарпович, заметив за занавеской и носильные вещи: значит, Мохнатый без соседских «раков» Куренка вряд ли обходился. — Много хорошего слыхивал о твоем разумении от Куренка, Фильки и их мастеров. Как говорится, хороший портной неделю пьет, а в час все справит.
Мохнатый засмеялся.
— А еще не вылезающие на свет белый пропойцы-«раки» любят приплести, что у ихнего брата зато мозолев не бывает — круглый год босыми аль в срезочках.
— Ну да, все мы, слава Богу, в одной упряжи катимся. А и как нам иначе без портных, серебряных дел мастеров и часовщиков, у которых каждая вещь от фартовых должна в одну минуту ломаться, распарываться и переделываться, принимая иной вид и форму.
— А еще ее надо евреям сбыть или отправить на ярмарки по городам: ох, хлопоты, — сочувственно соглашался Мохнатый с коллегой.
Затескин не остался в долгу, поддержав мнение товарища:
— Да когда это было? Я уж позабыл ту жизнь! Где теперь ярмарки? Разве что в Чеке? Но там они сами всем занимаются… А за советом, Мохнатый, я к тебе обычным в нашей промышленности. Вишь, на Москве «клюквенники» мне церковного товара немало отвалили, но сбывать там из-за той же ЧеКа не будешь. Эта банда кожаная тоже церквухи обдирает и на сторону продать норовит. Не терпит нашей конкуренции вплоть до расстрельного трибунала. Большие строгости и ограничения — новая столица! Вот и привез я «клюквенный» товарец сюда сдать гамузом.
— Понял, Тесак, — деланно зевнул Мовдатый, медленно почесал грудь в распахнутый ворот синей, в узкую полосочку, косоворотки.
В то же время соображал он, стоит ли докладывать об этом Гимназисту, который должен был сегодня сюда зайти, или самому взять товар для перекупки по дешевке у залетного: тот в чужом городе торговаться не будет.
Решил петроградец, что в любом случае надо сбить цену у приезжего, и лениво продолжил:
— У нас чрезвычайка тоже не сахар, а к ней еще и уголовка, не чета вашенской на Москве. Да и не покупают ныне по России, а все норовят продать, и чаще всего не в розницу, а поскорее, гамузом вроде тебя. Гляди, как я завален, — он кивнул на окружающие залежи.
— Куда ж везти? — с тревогой спросил Затескин. — Не в Архангельск же? Там своего церковного вдосталь.
— Не тушуйся, темник, что-то придумаем.
В коридоре послышалось движение, приглушенные голоса.
— Побудь пока, — кинул Затескину Мохнатый и вышел из комнаты.
Это появился Гимназист, сразу направившийся в полюбившуюся ему спальню с кроватью под балдахином. Мохнатый вынужден был сообщить ему о госте и его деле.
— Слыхал я об этом Тесаке, — удивил Ленька Мохнатого осведомленностью. — Он троих у Куренка уложил голыми руками, а один из них пёр на него с финарем. Веди-ка этого дядю и собери пожрать.
Сила Поликарпович, уже как знаменитый на Лиговке Тесак, был Мохнатым почтительно препровожден к Гимназисту на ужин. Они стали с Ленькой есть, выпивать, беседуя на отвлеченные темы.
Когда Леониду показалось, что гость запьянел, он поправил пенсне и перешел к главному:
— Что я за «деловой» и с кем «по музыке хожу», тебе, наверное, на Лиговке уже назвонили. Поэтому можешь ты понимать, что наши люди сами в заботах, кому бы товар сбыть по бросовым ценам. И потому как занимаемся мы аж эрмитажными эшелонами, а в последнее время взялись и за кодлы пассажиров на границе, товарец, какой ты привез, нам тоже попадается… Ты-то прибрал его у каких «клюк-венников»? — неожиданно воткнул он вопрос, чтобы прощупать москвича.
Готовый к этому Затескин стал объяснять:
— У нас на Хитровке артель нищих берется за новые подхваты, потому как ей подавать ныне некому и нечего. Есть там и «страннички», те еще паломники, ходатаи по святым местам, а среди них готовые и на погромку пойти: Досифей Клюка, Митя-монах, Куль-тяпый. У них осталась большая дружба с замоскворецкими, это с купчихами в основном. Купцы-то со своими семействами убежали иль едва не в погребах прячутся, но бабы прислуге и окружающим указали, чтоб «странникам» отказу ни в чем по-прежнему не было, хоть корку хлебушка дай. Вот Митя-монах, например, и наладился наводчиком для «клюквенников» по замоскворецким купецким домам, причем и тамошние богатые церкви для них присматривает.
Гимназист сразу разобрался что к чему.
— Это купечество попрятало добро свое, что увезти не успело да не смогло, а Митя тот места знает и указывает «деловым»?
— Именно так. Золотишко, драгоценности недолго было купцам рассовать по запазухам на дорогу, а все прочее-то куда? Иконы в дражайших ризах, паникадила роскошные и тому подобное? В купецких домах этого невпроворот, попрятали хозяева на скорую руку в подполы, в садах позарывали или в храмы поблизости отнесли в ризницы на сохранение. Вот Митя-монах по тем схоронкам-кладам с «клюк-венниками» постарался да мне по старой памяти на сбыт предложил. Через него все шло, с самими фартовыми я, «ямник» опытный, никогда не вступаю в близкие отношения. Ты это, Леня, должен понимать.
Тот, оставшись удовлетворенным его объяснением, кивнул и завершил деловую часть встречи:
— Постараюсь тебе, Тесачок, помочь. Поговорю со своим верхним, а может, тебя кое с кем напрямую сведу. Есть на Петрограде и такие, что мечтают именно в наш товарец вложить свое «галье», — назвал он деньги одним из многочисленных воровских обозначении.
Затескин уловил, что Гимназист имеет в виду, наверное, Машку Гусарку, но проговорил невозмутимо.
— Это всегда так в любой жизни. Одним горе, другим нажива.
— На днях от меня найдут тебя у Куренка и позовут на встречу, — пообещал бандит.
На следующий вечер в «Версале» в кабинет к Мари заглянул Мохнатый, болтавшийся по кабаре безбоязненно, так как знал что половой Яшка ни его, ни Шпак-лю и никого из фартовых никогда не закладывал.
Поздоровавшись, он спросил:
— Сможете, Маша, завтра к полуночи у меня в гостях снова быть?
— А Леня придет? — деловито осведомилась она.
— Леонид и зовет.
— Мерси, буду непременно.
В тот же вечер на Лиговке к Затескину в комнату зашел Ватошный, подмигнул и похвала:
— Быстренько, Тесак, ты в дела влезаешь! Сегодня с хазы Кольки Мохнатого уже сообщают, что зван ты на завтра туда к полуночи.
— Спаси Бог, Филя, — с достоинством откликнулся сыщик, как раз собиравшийся молиться перед сном.