Захарин озабоченно потер руки, смущенно взглянул на Виктора Глебовича, не найдя что ответить.
Зато ливнем энергичных слов разразилась Мари: — Виктор, ты должен понимать, что перед тобой два бывалых фронтовых кавалериста, которым скрытая, конспиративная работа противопоказана Разумеется, нас так и подмывает действовать открыто против наших врагов.
— Прекрасно, — прервал Орловский, — вот попадете в Добровольчекую армию, и пожалуйста! Но пока вы здесь, извольте подчиняться мне беспрекословно.
Нервно расхаживающий по гостиной Владимир Петрович остановился, сел за стол, приглашая Орловского расположиться напротив себя, и начал выражать их общие с Мари мысли более обстоятельно:
— Виктор Глебович, теперь очевидно, что немедленно уйти нам с Мари к добровольцам не удастся из-за сложной пограничной обстановки. Как скоро она наладится, неизвестно. А оставаться без дела, когда наши офицеры ежедневно гибнут на фронтах, нам непозволительно.
— Почему без дела? — раздраженно отозвался агентурщик, раздосадованный еще и тем, что полковник употребляет «нам», когда говорит о себе и Мари. — Мари трудится делопроизводителем в комиссариате и отлично помогает мне там в сборе разведывательных сведений, в работе с документами, копии которых переправляются к генералам Алексееву и Деникину, ставшему командующим после гибели под Екатеринодаром Корнилова.
— Вы правы, но теперь и я на ногах. Что прикажете мне делать?
— Вам я поручу, скорее всего, прикрывать встречи агентов Орги на явках, а также связь между ними.
Полковник иронически приподнял бровь.
— Не мелковато ли для кирасира Ее Величества?
Его тут же поддержала Мари:
— Неужели в красном Петрограде, битком набитом комиссарами и чекистами, нам с Владимиром Петровичем не найдется настоящей боевой работы?
— Какой, дорогая? — возразил ей Орловский. — Продолжить твой террор теперь вместе с господином полковником? На Песчаной у вас получилось неплохо1 Но это — с уголовными, а с ЧеКа шутки плохи, недолго вам останется ходить на свободе, смею уверить. Ты ведь сама в этом убедилась. Поймите, господу, если бы белый террор себя оправдывал в городе, генерал Алексеев, имевший тут в ноябре семнадцатого года отличную офицерскую организацию с «пятерками», не хуже нынешних савинковских в Москве, продолжил бы борьбу в Петрограде с оружием в руках вплоть до восстания. Но он предпочел переместиться на Дон, чтобы оттуда вести борьбу с красными.
Захарин согласно покивал и проговорил:
— Это бесспорно, Виктор Глебович. Но все же не соблаговолите ли вы подумать о создании боевой группы, основой которой могли бы быть мы с госпожой Лисовой? Для чего? А вот, например, противостояние банде Гаврилы! Если раньше вас, господин Орловский, она интересовала лишь в связи с похищением раки Александра Свирского, то теперь эта крепкая, обстрелянная шайка непосредственно вредит нашим интересам на границе. Разве я неправ?
Внимательно слушающий его Орловский согласился:
— Это безусловный резон. Но способна ли группа боевиков Орги, даже если к вам с Мари будет присоединено еще несколько офицеров, справиться с целой бандой? И стоит ли идти на прямое столкновение, ежели возможно агентурно стравить ее с чекистами? Пользы от этого будет вдвое.
Оценив план Орловского, Владимир Петрович все же продолжал настаивдть:
— С этим трудно спорить, но мне без дела нельзя. Мы с Мари ведь отправились в Песчаную, чтобы и начать осуществлять идею о небольшой боевой группе Орги…
— Дорогой полковник — мягко прервал его Орловский, — я понимаю, что вы рветесь в бой, но ведь сами едва оправились от ранения. Стоит ли рисковать собой в незнакомых вам условиях подполья, ежели через считанные недели, а возможно, и дни вы сможете тем или иным способом уйти на юг к нашим? Ну потерпите, ей-Богу!
— А вы действительно планируете затеять какую-то агентурную игру, чтобы отбить гаврилкам охоту мешать вам на границе? — будто не слыша патетики Орловского, уточнил полковник.
— Что еще остается, Владимир Петрович? Не воевать же с ними на погранпунктах. Ежели Орга вдруг вмешалась бы там открыто, так, поверьте, чекисты и красные погранчасти в первую очередь взялись бы за нас. Бандитов-то они сами подкармливают, а тут — лихие офицеры… Это пахнет прямой контрреволюцией. Не горячитесь, пожалуйста, дайте мне возможность работать и руководить разведкой.
Полковник и Мария переглянулись и дружно кивнули в ответ. Сейчас Орловский вдруг окончательно понял, что никогда уж больше ему не целовать и не держать в объятиях Мари! Было очевидно, что этих двоих связывают не только чувства, но и судьбы.
В дверь квартиры с черного хода забарабанили условным стуком. Это был, видимо, кто-то из агентов Орги, внезапно явившийся в связи с чрезвычайными обстоятельствами, что разрешалось только самым доверенным из них. Захарин и Мари быстро ушли в дальнюю комнату. Орловский отворил дверь — на пороге стоял Затескин.
— Вынужден был прибыть-с в связи с новым поворотом нашего дельца и необходимостью воспользоваться предметом-с из ваших авуаров, если так можно выразиться, — со старорежимной витиеватостью отрапортовал Сила Поликарпович.
Они прошли в гостиную, сели, и Орловский огорошил сыщика:
— Доложу прежде о моих новостях: Захарин и Мари вынуждены были сегодня застрелить на границе Леньку Гимназиста!
— Час от часу не легче, — пробасил тот. — И ко мне у Куренка начали приглядываться с подозрени-ем-с. Как бы не лишиться воровского доверия! А из-за Гимназиста мы ведь упускаем прямой выход на Гаврилу, закусай его блохи с тараканами.
— Точно так, уважаемый Сила Поликарпович. Машку Гусарку теперь подсовывать уголовным опасно; по крайней мере, туда, где гаврилки. Но нам-то именно они нужны.
— Вот и я о том же прибыл-с побеседовать. После провала «малины» Мохнатого я остался без занятия на глазах шайки Куренка. Филька Ватошный назойливо стал приступать: чего ж на Питере у тебя застопорились дела? Заведись я с Мохнатым иль с Гимназистом, была бы и нужная оправданность. А так что ж? Нуте-с, прикупил я для отвода глаз у Куренка партию ворованного барахла. Но все одно, сколь ни вить так веревку сыщицкую, а конец ей будет. Да и денег никаких нам не хватит, чтобы дальше вола вертеть-с скупкой у куренковских. Фильку, кое-кого из других чувахлаев опять же надо угощать, подпаивать. В общем, то туда, то сюда траты не менее «косой», — назвал он жаргонно ленинский тысячный билет.
— Верно, Сила Поликарпович, этак, пожалуй, разоримся. Мне неловко перед моими начальниками расходовать разведочные средства на этот сыск, хотя цель его свята. Что же делать будем?
Затескин вздохнул, соглашаясь, и заговорил уверенно:
— Надобно-с мне самому проявиться, чтобы снова завладеть бандитским вниманием. И так как по всем видам умный человек без денег, имущества, ценностей — бездельник-с, а с добром и дурак везде в почете, все кланяются ему в пояс, требуется мне и свой товарец показать «аховым». Да такой, чтобы они сами ахнули. Так что, Виктор Глебович, давай-те-с «Сапфир-крестовик» на руки для демонстрации. На это от самого Гаврилы вмиг налетят людишки мухами на мед.
Орловский задумался, встал, подошел к окну и поглядел в омут окутавшей Петроград ночи. Потом обернулся и проговорил:
— Они и налетят, чтобы за вас взяться. Ведь они знают, что «Крестовик»-то, который Кука в Москву отвез, бесследно пропал после его убийства! Откуда он у Тесака?
— Именно-с у Тесака с Хитровки и должна объявиться эта вещь. Куку пришили там, сапфир с тела сняли… — возразил Затескин.
Как бы проигрывая возможную ситуацию, Орловский прервал его:
— Почему с тела? Кто сказал, что Степка до этого его не залимонил?
— Потому как все на Москве знают, что он только сережки Успел Кузьмину продать, а с «Крестовиком» до смерти не расставался, — отвечал ему Затескин, будто перед воровским допросчиком.
— Ты Степку-то, значит, Тесак, хорошо знал! Не ты ль, крапивное отродье, его и кончил под «Каторгой»? — поддержал игру Орловский.
Сыщик изобразил на лице свирепую гримасу, сплюнул и прорычал:
— Закрой зевло, рвань коричневая! Вся бильярдная на Солянке видала, как Кука с воякой Кузьминым побратался и вместе они пьяными из трактира ушли. Не веришь — спытай у Антипа-«музыканта» и Двухрядкина-«барабанщика»! А потом тот Кузьмин в бильярдной бахвалился, будто царские сережки отхватил у Куки для своей бабы.
— А с «Крестовиком» что?
— А то, братец, — продолжил спектакль Затескин, — что Степа Кука его Косопузому-«ямнику» через Митю-монаха опосля предлагал. Да не успел с Кукой Косопузый повидаться, потому как вскоре нашли вашего Степана задавленным.
Орловский одобрительно усмехнулся.
— Что ж, звучит более или менее убедительно, Сила Поликарпович, в том смысле, что достаточно запутанно. На Косопузого правильно собираетесь все валить, потому что его на Хитровке точно не отыщут. А вот Митя-монах не может вас подвести, если к нему приступятся московские дружки гаврилок?
— Да-с, Косопузый у меня и в разговоре с Мохнатым с языка не сходил, так как исчез он из Москвы. Ну, а Митя-монах на эту тему любого собьет и окончательно запутает, потому как сам Куку и зада-вил-с. — Сыщик сделал паузу и подытожил: — Виктор Глебович, разве ж учтешь все подвохи в таких разговорах? Тут за любое сорвавшееся словцо кровушка может пролиться. Не такое это простое дело, что у меня, что у вас, сударь.
— Хорошо, но откуда же все-таки «Крестовик» оказался у вас? — спросил о главном Орловский.
— Объясню так: предоставил вологодский вор залетный. Оно, конечно, Мохнатый сразу навострится, потому что Кука на Хитровке как раз вологодского вора в «Пересыльном» по обыкновению гаврилок задушил бечевкой. Я и подскажу-с линию: мол, вологодского этого Степка кончил, но тот не один обретался на Хитровке, а с товарищем. И тот второй вологодский, кличка ему Носарь, Куку постоянно пас, пока момент не нашел да не удавил почти таким же способом, что Степка — его товарища. Носарь, мол, «Крестовик» из сапога у Куки, понятно, и вытащил. Сильно потом торопился исчезнуть Носарь, мне впопыхах камень сунул за выгодную цену, какую я с наваром желаю поиметь с питерских.