– В чем дело?
– В сложившихся обстоятельствах прошу вас немедленно покинуть Москву и выехать в Тверь. Вашего отца пре-дупрежу телеграммой.
– Зачем мне уезжать? С какой стати?
Вопрос разумный: наследнице полумиллиона рублей куда веселее в Москве, чем в имении.
– Вам может угрожать опасность.
Настасья вызывающе усмехнулась.
– Опасность? Мне? От кого?
– Не могу назвать точно, круг лиц вам известен.
– Это так странно. – Она брезгливо скривила губы. – Говорите о каких-то опасностях и не называете их… Мне известна только одна опасность: мадам Львова. Если оградите меня от этой дамы, буду вам признательна…
Потребовалось все спокойствие, накопленное логикой и ленью.
– Настасья Андреевна, прошу вас поступить разумно, – сказал Пушкин. – Готов лично сопроводить вас на вокзал и посадить на поезд. Петербургский как раз отходит через два часа. Вы успеете собраться?
– На поезд? – проговорила Настасья так, будто ей предлагали выйти замуж за каторжника. – Да вы в своем уме, месье Пушкин? И слышать не желаю… Провожатые мне не требуются, сама справлюсь…
– Я не смогу дежурить около вас круглосуточно и защитить.
– Мне не нужна ваша защита, – проговорила она, будто втыкая булавки.
– Это ваше последнее слово?
– Месье Пушкин, вы казались вполне достойным человеком, не то что ваша тетушка. Но теперь я вижу, что ошибалась… Отныне прошу не беспокоить меня. Всего вам доброго, господин полицейский. Ловите преступников, а меня оставьте в покое…
Настасья повернулась и пошла по лестнице с гордой осанкой. Как королева, восходящая на трон. Оставалось только одно предположение: деньги меняют человека. Пушкин никогда не думал, что изменения могут произойти так быстро и так глубоко. Но теперь совершенно в этом убедился.
Закрыв за Пушкиным, тетушка вернулась в гостиную. На диванчике она села на некотором расстоянии от гостьи.
– Наконец отделались, – сказала она.
В ее настроении Агата уловила изменение. И разумно промолчала.
– Теперь, моя милая, расскажите, кто вы на самом деле… Только не говорите, что тайный агент… Не поверю.
Можно было рассказать про бумагу, которая осталась в номере «Лоскутной». Но чутье подсказывало, что такой ответ приведет к худшему из результатов.
– Вы правы, я не агент сыскной полиции…
Тетушка наградила ее доброжелательным кивком. Глаза следили внимательно.
– Кто же тогда?
– Еще недавно занималась тем, что помогала состоятельным господам расставаться с лишними деньгами и драгоценностями…
– Вы не похожи на содержанку. Тем более – на проститутку. Вы – другая.
Агата еле заметно поклонилась.
– Благодарю. Деньги и драгоценности забирала сама. Только у богачей…
– Да вы, моя милая, Робин Гуд в юбке…
– Нет, копила состояние. Век воровки короток. Зато для мужчин, которые хотели получить легкую добычу, будет урок на всю жизнь. Чтобы не изменяли женам…
Такая прямота нравилась Агате Кристофоровне. Она улыбнулась.
– Попадались?
– Никогда… Пусть не покажется хвастовством, но в России мне не было равных… Насколько мне известно, – все-таки добавила Агата. – Но с этим покончено. Навсегда…
– Почему удалились от дел?
Это вопрос, на который Агата сама не знала ответ.
– Ваш племянник поймал меня… Совсем недавно… Воровать стало скучно: достигла высот. А вот ловить преступников – так интересно…
В этом ребусе Агате Кристофоровне все стало ясно. К тому же Агата ей понравилась: авантюристка с добрым сердцем. Как будто вернулась в юность. Правда, тетушка никогда и никого не грабила. Ну почти…
– Мой племянник совсем не такой, каким хочет казаться, – сказала она. – Он замкнутый не по злобе. Это кольчуга. Он честный и ранимый. Алексей не любит ошибаться. Потому что ошибался в женщинах часто… Мой вам совет: никогда не называйте его Пи. Позволяется только мне…
Совет Агата приняла с благодарностью.
На правах старшей Агата Кристофоровна протянула руку, заключая между ними союз. Агата ответила таким искренним рукопожатием, будто обрела настоящего друга. И, не сдержавшись, бросилась к ней на шею, крепко обняв.
– Спасибо… – прошептала она.
Тетушка нежно похлопала ее по спине.
– Ну будет, будет, моя милая, – сказал она чуть придушенно.
Отпустив объятия, Агата смахнула случайную слезинку.
– Ну, теперь уж все выкладывай, – сказала тетушка, переходя на «ты». – С Тимашевой как познакомилась?
Скрывать было нечего. Агата рассказала, как спасла ридикюль Настасьи из рук воровки и стала опекать беспомощных барышень. И про рулетку ничего не скрывала.
– Много Настасья просадила?
– Вчера – триста рублей. До этого чуть меньше. Только Тимашева не играла. Прасковья делала ставки.
Агата Кристофоровна выразила удивление.
– Компаньонка? Как странно…
– Настасья не подходит к рулетке, держит слово, данное отцу. А подруга ее чрезвычайно поддается азарту рулетки…
– Прасковья… Надо же, – проговорила тетушка, как будто в сомнении. – Кто бы мог подумать…
Чего-то недоговаривает Агата Кристофоровна. Но спросить Агата не решилась.
– Настасья страшно боится, что вы отправите телеграмму отцу, – только сказала она. – Не знала, где найти деньги…
– Такие нежные, и попугать нельзя, – ответила тетушка. – Ну, теперь-то другая напасть: не знает, куда деньги девать. А характер у Настасьи такой, что удержу нет. Самое взрывоопасное сочетание. Как начнет куролесить, так только держись, Москва. И папенька не остановит.
– Простите, не понимаю вас…
Рассказ о свалившемся на Тимашеву наследстве Агата выслушала молча.
– Невероятное везение…
– Ты права, моя милая, кто бы мог подумать. Расспросить Анну Васильевну мы не можем, так что давай вернемся к ее убийству…
– У меня есть предположение, – поторопилась Агата.
– Так скажи, тут Пушкин не услышит…
– Полагаю, что убил Лабушев… Он же взял весь выигрыш. Об этом каким-то образом узнал Фудель. Или подозревает. Теперь крепко держит его на крючке.
– Почему так решила?
Послышались знакомые интонации: как будто на допросе у Пушкина. Агата рассказала о вчерашней игре.
Тетушка пребывала в раздумье.
– Сомнительно… Зная Петра Ильича… Но когда такие деньги, мог, конечно, решиться… А с Фуделя станется: везде нос сует, тип редкой скользкости… Как проверить?
– Если сегодня Лабушев и Фудель будут играть на рулетке сторублевыми купюрами – вот и доказательство…
– Шаткое, но другого нет, – сказала Агата Кристофоровна. – Хотя… Зачем Алексею понадобился пистоль?
– С его скрытностью ничего не узнать, – пожаловалась Агата.
– А как ты хотела? Он же – чиновник сыскной полиции. – В голосе тетушки звучала гордость. – Еще идеи имеются?
– Некая Рузо…
Это имя Агате Кристофоровне ни о чем не говорило.
– Секретарша мадам Терновской… Вертелась вокруг нее в ночь выигрыша… Такая мерзкая. – Агата скривила лицо. – Наверняка сегодня придет снова.
– Эх, жаль, нельзя мне соваться на рулетку… Если Лабушев виновен, сразу поймет, что подозреваю, затаится…
Агата расправила плечи.
– Я пойду. Он видел меня в маске, ни за что не узнает…
Такой подвиг Агата Кристофоровна наградила мягким пожатием руки. Они условились, что никто не узнает об их совместных усилиях. Но каждая теперь будет рассказывать все, что узнает. Даже о малейших подозрениях. И тогда они смогут обскакать Пушкина.
Прощаясь, они расцеловались.
– Прасковья на рулетке играет, – сказала тетушка, как будто это не давало ей покоя. – Вот ведь… Ты присматривай за Настасьей. Характер вздорный, но еще ребенок…
Агата обещала, что мадемуазель Бланш не спустит глаза с богатой наследницы.
В доме Терновской среднее окно было заколочено на совесть. А в соседнем все окна были целы, в них пробивался свет. Пушкин заглянул, но шторы укрывали плотно от посторонних взглядов. Он невольно подумал, что мадам Медгурст наверняка проснулась после снотворного и наблюдает за ним. Возникло желание помахать темным окнам особняка. Мальчишество в себе Пушкин пресек, списав на усталость. Без сна человек глупеет.
Он поднялся на крыльцо и дернул звонок. За дверью послышался шум, как от сдвигаемых стульев.
– Кто там? – Мадам Живокини по-прежнему была осторожна.
– Алексей Пушкин из сыскной полиции.
Открывать не спешили.
– Что вам угодно?
– Некий вопрос требует срочного разъяснения.
– Слишком поздно, я ложусь спать… Приходите завтра.
Лезть за часами не стоило, от силы девять вечера. Даже одинокие женщины так рано не ложатся.
– В таком случае, вернусь с приставом, и мы высадим дверь…
Угроза подействовала.
– Прошу подождать, я не одета…
Ждать пришлось не слишком долго, не так, как мадемуазель Тимашеву. Живокини открыла, прячась за створкой. Пушкин вошел.
В прихожей висели салоп, шуба и дорожное пальто. Ничего, кроме одежды и обуви хозяйки. В гостиной был накрыт стол к чаю. Зайдя, Живокини села за него. Переодевалась Вера Васильевна стремительно. За краткий промежуток сменила ночную сорочку с домашним халатом на платье, в каком не стыдно выйти. Она не замечала, что нервно постукивает указательным пальцем. Сесть Пушкину не предложила.
– У вас гости? – спросил он, глядя на чашку с блюдцем и блюдце без чашки.
– С чего вы взяли? Что за вопрос? Кажется, сегодня не лучший день для шуток. Уже насмеялись от души… Что вам угодно?
– Терновская обещала оставить вам немного денег и обманула…
Вера Васильевна гордо держала подбородок.
– Если ради этого надо врываться ночью в дом вдовы, то извольте… Да, вы правы. Она обещала, что оставит небольшой капитал Вадиму, моему сыну… Не думала, что Анна так злопамятна… И кому оставить все? Тимашевой! Амалия, ее мать, и так ни в чем не нуждалась… Выгодно выскочила замуж… Такая несправедливость. Наследство достается не тем, кто его достоин… Зачем Настасье деньги Анны? Свои девать некуда… А Вадиму так нужны средства, он блестящий офицер… До сих пор не нашел себе достойную партию… Уже вызвала его телеграммой… Хоть бы Настасья заехала ко мне с визитом…