— Последний раз предлагаю, — её голос раздался у меня в голове. — Отдай то, что у тебя внутри. Не противься, и тогда я верну тебе всё. Настоящего тебя. И покой.
— Я и так настоящий, — выдохнул я. — Слишком настоящий, чтобы тебе верить.
И тогда я повторил то, что в эти мгновения говорил мне Шелест. Кикимора Кука, дух ночной,Убирайся в Навь домой!Не в подполье, не в тени —Там, где тени всех дней!
Там тебя уж Мара ждёт,В царстве мрака, в вечный холод.Там твой трон костей скрипучих,Средь болот безлунных, жгучих!
Ножом предков прогоняем,В Навь дорогу открываем!Коль назад явишься снова—Станешь прахом у порога!В Навь ушла — так будь там вечно,Сгинь во тьме, уйди навечно!
После этих слов мир треснул. Это было наяву: я увидел, что воздух вокруг дал трещину, как лёд весной. Вода с шипением расступилась. Кикимора дёрнулась, как от удара. Повалил пар. В её лице проявились тысячи лиц — жертв, матерей, детей, унесённых в Навь.
Она протянула ко мне руку. Я занёс нож.
— Вернись туда, откуда пришла, — сказал я. — Сколько бы ты ни кормила тьму, она тебя не насытит.
— Не ты должен говорить это… — прошептала она. — Но ты сказал. Ладно… пусть будет так.
В этот момент на поверхности водной глади появились размытые, полутонкие силуэты. Это были не дети. Это были фрагменты наших страхов: моей матери, потерянной в роддоме, моей собственной уязвимости. В каждой капле, казалось, я вижу отражение самого себя — потерянного, не принявшего, забывшего. Это было тяжелее ножа. И в сердце защемило.
Она улыбнулась. Почти по-человечески. И исчезла. Растворилась в каплях, которые медленно опали вниз, и погасли, будто свечи.Наступила полнейшая тишина.
Я стоял в центре круга. Дышал так, будто пробежал марафон в костюме водолаза. Под ногами грязь, нож в руке почему-то дымится. Вода исчезла. Просто исчезла. Всё вокруг было сухо. И пусто.
А потом раздался лёгкий звук, будто капля упала в колодец, только внутри меня. По венам пробежал холодок. Я поднял руку и почувствовал, как воздух вокруг неё сгустился, уплотнился и стал влажным. Меня наполнило непонятной пока силой.
— Вот и всё, — произнёс Шелест. — Мастер ты, конечно, так себе, но живучий. А это дорогого стоит.
— Что со мной? — прошептал я.
— Ещё одна метка. Связь. Река теперь не просто под ногами — она в тебе.
— Это пройдёт? — спросил я.
— Нет. И ты уже не тот, кем был до этого.
Я кивнул, убрал нож в сумку и поднялся. Сделал шаг. И услышал, не в голове, не ушами, а всем собой, как где-то далеко-далеко, из этого мира уходит жажда тьмы. Одной дочерью Нави здесь стало меньше. На сегодня достаточно.
Я стоял и устало смотрел на место прошедшего изгнания. Хотелось верить, что всё закончилось. Однако вместо облегчения чувствовал только пустоту. Оглядевшись вокруг, увидел на земле какой-то странный чёрный камень. Сам не знаю почему, но захотел взять его с собой. Сунул в рюкзак.
По дороге к машине, заметил: небо над Московом потемнело. Как-то внезапно, словно сдвинулся невидимый обычному человеку занавес. С юга шёл странный белёсый и низкий туман. Мне показалось, что над улицами пронёсся гул. Очень было похоже на то, что под землёй заговорил старый Царь-барабан.
Шелест снова заговорил:
— Думаешь, ты её прогнал?
— А разве нет?
— Прогнал. Одну. Одним именем. — Он помолчал. — А в Нави имён много. Не забывай, что все они там родственники.
Я молча сел в машину. Руки подрагивали. Мотор с первого раза не завёлся. Когда я всё же поехал, город за окном казался другим. Дворы — чуть тише, фонари — чуть тусклее. На переходе стоял ребёнок — мокрый, босой, в капюшоне. Я моргнул, и его не стало.
Добрался до дома Насти поздно вечером. Она открыла дверь в халате, с кружкой чая, и внимательно меня рассмотрела:
— У тебя глаза как у выжатой тряпки.
— У меня всё нормально, — соврал я.
— Ты весь мокрый. Попал под дождь?
— Кажется, да.
Она прижалась ко мне, но я едва чувствовал тепло.
— Стас, — прошептала она. — С тобой точно всё хорошо?
— Лучше не бывает, — снова соврал я.
Сомнений в том, что это только начало изменений, не было.
Кухня у Насти была маленькая, но уютная. Я грел ладони о чашку, слушая, как за окном дождь капает по карнизу.
— Как прошёл твой день? — спросил, глядя на плечо девушки. Это было безопаснее, чем взгляд прямо в глаза.
— Да всё как всегда. Шерстяная суета. С утра женщина пришла. Говорит, у кота стресс. Ты понимаешь? У кота. От нового шампуня. Я ей отвечаю: у вашего кота стресс не от шампуня, а от хозяйки. — Она хмыкнула. — Еле уговорила её не стричь животное под ноль. А у тебя как?
— Ну так. Насыщенно. — Я сделал глоток. Чай был мятный, немного сладковатый. — Немного ездил, много думал.
— Ты сегодня на удивление тихий и молчаливый, — она присела напротив. — Всё хорошо?
Шелест в голове громко фыркнул и рассмеялся.
— Скажи ей, что ты только что разорвал завесу между мирами и пообщался с давно умершей ведьмой. Отличная тема для беседы за кружкой чая, так сказать.
Я мысленно отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Просто день такой, — сказал я. — В голове каша. Бывает.
Настя вздохнула. Её тёплый взгляд тревожно скользнул по мне.
— Я подумала, может, возьму отпуск. На недельку хотя бы. Мама давно зовёт, надо бы сгонять к ней в Завидково. Воздух, грибы, тишина.
Я кивнул.
— Звучит неплохо. Тебе бы это пошло на пользу.
— Но в тоже время, какой мне отпуск, — вдруг резко сказала. — Пока Дашу не нашли, как-то не до отдыха совсем.
Она опустила глаза. Лицо стало хрупким, как фарфор. Вот в такие моменты мне особенно хотелось, чтобы её ничего из этого не касалось.
Потянувшись, накрыл её руку своей.
— Я кажется, знаю, как её найти, — сказал тихо.
— Правда? — Она вскинула взгляд. — Стас... А как? Тебе нужна помощь?
Я не ответил. Просто наклонился и поцеловал её. В этот миг хотелось только одного — тишины. Чтобы Настя не спрашивала, не отвечала и, чтобы не видела того, что вижу я.
Шелест отозвался в голове насмешкой:
— А вот и момент, когда герой выбирает, кого спасти. Как красиво! Классика. Трогательно. Надеюсь, ты не облажаешься.
Я не ответил ни ему, ни Насте. Только прижался лбом к её виску. Чай остывал, но руки оставались тёплыми. Завтра я пойду до конца. А сегодня?... пусть хотя бы этот вечер будет только нашим.
Глава 18. Возвращение
— Стас… Ста-ас, проснись…Я почувствовал, как кто-то касается моего плеча. Открыл глаза. Надо мной стояла Настя в футболке, с мокрыми волосами, без макияжа. У неё было такое тревожное выражение лица, которое врезается в память даже после яркого сна и остаётся перед глазами на целый день.
— Вода, — тихо сказала она. — Посмотри, что с водой.
Я сел на кровати, растёр руками лицо.
— Что с водой?
— Она… не знаю. Кран не до конца закрыт, хотя я точно закручивала. А струйка идёт почему-то мутная. И зеркало в ванной всё в разводах, словно на него кто-то дышал, причём изнутри. Я… мне приснилось… — она запнулась, — странное.
Я поднялся, всё ещё приходя в себя после сна и прогоняя глухой звон в голове. — Что именно снилось, Насть?
Она прикусила губу.
— Даша. Мне приснилась Даша. Она стояла перед нашей дверью. Босая. Вся в грязи. Но самое странное — у неё были закрыты глаза. И губы не шевелились, но я слышала голос. Такое ощущение было, что вода говорила за неё.
Я замер.
— И что она сказала?
— Я… — Настя села на край кровати. — Не всё разобрала. Но было слово — «мост». И ещё что-то про тебя. Похожее на: «он знает дорогу» или «пусть придёт». Не дословно. Всё было как сквозь толщу воды.
Мы помолчали.
— А ты уверена, что это был сон? — спросил я, стараясь сохранить нейтральный тон.Настя посмотрела прямо в глаза.
— А ты как думаешь?
Я ничего не ответил. Она опустила взгляд.
— Ты же сказал, что всё закончилось. С этой меткой, что у тебя на ладони. Мы… я уже начала думать, что можно просто жить. Что вот ещё Дашу как-нибудь отыщем и всё наладится.
— И мы её найдём, — сказал я мягко. — И всё наладится. Просто иногда мир напоминает, что цена ещё не заплачена до конца.
— Стас, давай без этого поэтичного пафоса. Ты так говоришь, как будто всё ещё впереди.
Присев рядом с ней, взял за руку.
— Хочешь правду? Я не думаю, что это просто сон. Однако и паниковать не надо. Мы не знаем, где Даша. Не знаем, кто тебе это показал. Может быть, это просто отголоски твоих дневных переживаний.
Настя покачала головой.
— Нет. Всё было как по-настоящему. Очень реалистично.Она помолчала.
— Стас, а если она уже не здесь?
Я посмотрел на неё. В глазах блестели слёзы, но она держалась. Настя не из тех, кто легко сдаётся.
— Если бы она была где-то ещё, — сказал я, — ты бы её уже не увидела. Понимаешь? Скорее всего она жива. Поэтому и зовёт.
— Или кто-то говорит от её имени, — прошептала она.
— И такое может быть, — неохотно признал я. — Но тогда всё немного запутаннее.
Настя встала, прошлась по комнате. Остановилась у окна, посмотрела на улицу.
— Знаешь, чего я боюсь?
— Чего?
— Что, когда она вернётся, это уже будет не совсем она.
Эти слова зацепили меня, но я не подал виду. Подошёл, обнял за плечи.
— Настя, не волнуйся заранее. Главное, чтобы она вообще вернулась.
Мы стояли молча, пока за окном по стеклу не потянулся первый бледный отблеск солнца. И тут же зазвонила мелодия телефонного звонка.
Настя подняла трубку почти сразу. Я стоял в кухне и заваривал крепкий чай. Из крана шла мутноватая вода и я кипятил бутылированную. Пар лениво поднимался над чашкой, но не поднимал настроения.
— Алло… да… это я… — Настя замолчала. Лицо у неё вытянулось, брови чуть сдвинулись. Я замер с ложкой в руке.
— Где?.. — снова пауза. — А что с ней?Я поставил чашку. Пошёл к Насте. Она, не отрываясь от телефона, кивнула — мол, сейчас расскажу.