Некоторое время они еще стояли молча, настороженно поглядывая друг на друга.
— Качан, чего стоишь? Бей! — услыхал Сашка голос Спирочкина.
Расправившись с остальными, разгоряченная ватага подбежала к ним. А Сашке вдруг захотелось защитить эту смелую девчонку. И не потому вовсе, что… Да просто она одна, а их вон сколько, и худенькая к тому же.
— Хватит, Аркашка, ей и так досталось, — с решимостью сказал он.
— Ой, Качан, шос не тэ, як каже Мишка… — загадочно проговорил Брятов.
— Дело ясное, что дело темное, — вставил Спирочкин.
Сашка покраснел, но не ответил. Девчонка вплотную подошла к нему и, глядя прямо в глаза, выпалила:
— А вот и не правда! Тебе больше досталось. — И добавила, улыбаясь: — Качан-капуста.
Смех ребят заглушил ее голос.
— Ого-го-го! — засмеялся во все горло Цоба и вдруг, заложив два грязных пальца в рот, засвистел что было силы. — Вот так девчонка! Отрубила!
А девчонка, не оборачиваясь, спокойно зашагала вверх, к городу.
Сашка, пряча горькую обиду, смотрел ей вслед.
К нему подбежал Спирочкин.
— Сашка, как же, а? Я ей сейчас! — и бросился в догонку.
— Стой! — крикнул Сашка, но Спирочкин был уже около обидчицы. Он сильно рванул ее за руку и повалил на землю.
— Не тронь, Помидор! — крикнул Сашка, отталкивая Спирочкина. Он бросился к девчонке, подал руку: — Вставай!
Но та сама легко поднялась с земли.
— Хулиганы! — дрогнувшим голосом крикнула она, и в голубых ее глазах блеснули слезы.
— Помидор толстомордый, — обрушился Сашка на Спирочкина. — Везде свой нос суешь.
— О, глядите, Качан за девчонку заступается.
— А ты и рад, что послабей нашел? — пришел на помощь Сашке Брятов. — Вояка девчачий.
— А ты какой? Сам же гильзы у них отнимал. Выходит, и ты гвардеец девчачий, — огрызался Спирочкин.
— По коням! — скомандовал Игорь.
Трофейная кобыла Фердинанд, видно, ждала давно этой команды. Она мотнула головой, как бы ответила: «Есть!», крутнула толстым куцым хвостом и тронулась с места.
Следом за телегой, нагруженной доверху гильзами, прутьями, осколками и колючей проволокой, шли ремесленники. Они были веселы, довольны богатой добычей.
Только Сашка все хмурился: «Тоже мне, Качан-капуста. При всех так… Ну и что же, что храбрая и ямочки на щеках? Подумаешь. А в конце посмотрела, будто перед ней и впрямь кочан капусты. Интересно, как ее зовут?..»
ЛЕДЕНЦЫ
Вернулись радостные дни к токарям. Оси крыльчаток на заводе приняли с высокой оценкой. А совсем недавно в гости к ремесленникам приходили рабочие. Они осматривали мастерские, учебные классы, спальни. Благодарили ребят за помощь. А перед уходом сам директор завода пообещал дать ремесленникам новый заказ — изготовить двести короткоструйных насадок для дождевальных установок.
Весть эту ребята встретили радостно. Насадки решили делать из металлического лома.
Через несколько дней Владимир Иванович принес в цех новые чертежи и образец готовой насадки. Деталь эта ремесленникам уже была знакома. Они видели ее на заводе.
— Так туточки ж нема ничего хитрого, — говорил Мишка, рассматривая деталь, — тики дюже широка. Дэ таки громадны железяки достать?
— Да, — соглашался с ним Брятов, — оси можно было точить из прутьев, а это…
— Будем на заводе получать отливки.
— Та-ак, — медленно протянул Спирочкин. — Выходит, болтуны мы? Обещали из лома делать, а теперь: подайте, христа ради, отливки.
— Болтуны мы или нет, — проговорил Владимир Иванович, — будет зависеть от нас.
— Значит, снова будем собирать лом! — радостно воскликнул Аркашка. — Порядочек!..
— Чего это, Помидор, так обрадовался? — удивился Брятов. — Раньше ты что-то не особенно рвался рубить арматуру.
— То ж раньше, — загадочно ответил Спирочкин. А потом поведал своему другу Мишке:
— Знаешь, Потапыч, металлолом мне этот дюже очень нравится. Здорово Цыган придумал. На вот, грызи, — Аркашка протянул другу пригоршню звенящих грецких орехов.
— Орехи? — удивился Потапенко. — Дэ стянул?
— Стянул? Это Цоба мог гимнастерки слямзить. Так он буржуй, у капиталистов воспитывался. Бери.
— Стой, — отвел в сторону Аркашкину руку Потапенко. — Шо ты мени хвилософию заправляешь, га? Кажи, дэ орехи взяв?
— Ну, не хочешь орехи, вон соси леденцы. — Аркашка высыпал орехи за пазуху и достал из кармана горсть разноцветных леденцов.
— Поки не скажешь, дэ украл, не буду исты. И знать тебя не хочу.
— Да не украл я, Потапыч. Вот тебе честное слово.
— Була у собаки хата, так и у тебя — честное слово. З неба хиба ж гроши сыплются? Ты мени мозги не вправляй. Знаю тебя. Спер дэсь.
— Ну, раз не веришь, так слушай. И ты, если захочешь, заработаешь. — Аркадий великодушно протянул Мишке горсть конфет. — Вот кушай и слушай.
— Кажи сперва.
— Вот ведь Медведь упрямый. Собираем мы лом, да, собираем? Так вот, не весь же его в цех тащить. Ну я и припрятывал. Да сам иногда собираю. А потом сдаю понемногу. Вот и все. Что тут такого?
— Мишка некоторое время смотрел в глаза Спирочкину, потом с силой ударил по его протянутой руке.
— Ты что, очумел? Вот Медведь!
— Заробыть предлагаешь, гад? Собираешь?! — Мишка грозно надвигался на Спирочкина.
Что бы произошло в этот момент, неизвестно. Подоспел Брятов. Он еле успокоил Потапенко.
— Ни, ни, Игорь, ты чув? — не унимался Мишка.
— Ничего не чув, — шутил Игорь. — Опять друзья ссорятся. Это я видел уже. Вы так: врозь скучно, а сойдетесь — ругаетесь.
— Та шо так? Цэ ж гад! Я его больше и знать не хочу! Ну чув? Так слухай.
С каждым Мишкиным словом Игорь бледнел все больше. Наконец, не дослушав Мишкин рассказ, вплотную подошел к Спирочкину и сквозь стиснутые зубы сказал:
— Я думал, ты пташка невинная, а ты… Ну, получай конфеты…
— А ты, гвардеец, — хныча, причитал Аркашка, — сам-то металл, как кулак, припрятывал, чтоб себе побольше, а теперь… Ты еще ответишь. Староста, а с кулаками. За самосуд ответишь. Я Павлу Андреевичу скажу. Не имеешь права. Никому нет запрета железки собирать.
Но об этом случае директору ребята доложили сами. Вечером в пятой группе токарей состоялось собрание.
Накануне к Цобе подошел Брятов:
— Сейчас будем песочить Помидора. Ты бы это… выступил, а?
Ребята по-прежнему недолюбливали друг друга. А вот сейчас Игорь сам подошел, да еще с такой просьбой. Уговаривает Бориса выступать в роли судьи. Как же Цоба может судить других, если сам недавно едва в тюрьму не попал? Нет, здесь что-то не так. Не заговорил бы Игорь первым из-за пустяка. А может быть? Ну, конечно, выступит Борька, а его со всех сторон начнут клевать: «А сам? Воришка! Молчи уж!» На это и рассчитывает Брятов. Хочет столкнуть Бориса с Аркашкой. Факт. Нет, гвардеец, не на такого напал.
— У меня язык деревянный, — уклончиво ответил Цоба. — Пускай выступают другие, у кого тра-ля-ля получается.
— Эх ты, — удрученно проговорил Игорь. — Не эти ли «тра-ля-ля» спасли от тюрьмы тебя?
— Это что же? Для того и на поруки брали, чтоб теперь я подчинялся всем? Перекупили меня у милиции, да? Хозяева мои, да? А я-то, дурак, думаю, почему все такие добрые. С выгодой.
— Да какая мне выгода? Спира пробрать надо.
— Пусть директор, мастер пробирают.
— Без директора и мастера. Сами, — горячился Брятов, — сами разберемся.
— Ладно, видно будет, — неопределенно ответил Борька и вразвалку зашагал от Брятова.
…Аркашка сидел не на отдельной скамье, как подсудимый, а за своей же партой. Но сидел один. Потапенко перебрался на заднюю парту к Игорю. Там место было свободное. Брятов вел собрание.
Говорил он тихо. А Спирочкин вызывающе нагло смотрел ему в глаза и мотал головой в такт словам. Этим он злил особенно Мишку.
— И шо ты его поучаешь? Шо уговариваешь? Га? — выкрикивал тот, обращаясь к Игорю.
Наконец Брятов умолк. Сел и спросил, кто еще хочет говорить.
В ответ долгое, тягучее молчание.
— Сами просили собрание, а теперь онемели?
— Опять уговоры, тары-бары, — пробурчал Сырбу. Потом не выдержал, стал и закричал с места: — Зачем уговоры? Такую свинью подложил Аркашка. А что теперь делать? Я не знаю, почему раньше не посмотрели, какой он свинья. А еще песни поет красиво.
— Пусть Помидор скажет! — требовали ребята.
Аркадий не заставил себя ждать.
— Я же… Я… — начал он. — Никому не запрещено. Наоборот, объявление везде: «Сдавайте лом».
— И в объявлениях ты вычитал, как брать этот лом у товарищей?
— Я сам его собирал.
— Мы все собирали, чтобы рабочим помочь.
— Не я начинал всю эту кашу, а гвардеец, — упорно защищался Аркашка. — Пусть он и расхлебывает. А меня за мой же лом шерстить нечего. Никому не должен.
— Ты ж, Помидор, по-гадскому поступаешь. За себя отвечай, — не выдержал Цоба.
— А… и ты, Цобик, заговорил; уже чистенький стал. В бане после тюрьмы побывал. В учителя записался. А чьи гимнастерки уползли на барахолку?
Цоба молчал. Он ни словом не возразил Спирочкину. «Да и что скажешь, — уныло размышлял он. — У самого хвост запачкан».
— Вот, Помидор, — вскакивая с места, заговорил Сашка. Заговорил быстро, словно боясь, что не успеет все высказать. — Ты, ехидина, еще Цобу упрекаешь. Да ты, ты… как медуза. — Сашка уселся на место и добавил: — А Цыгана не тронь. Ты его ногтя не стоишь. — И, обратившись к группе, предложил: — В наказание — не разговаривать с ним до самых экзаменов. Месяц не разговаривать и не брать с собой никуда.
Этого Аркадий не ожидал. Он сразу притих, ссутулился, будто собирался свернуться улиткой. Лицо сделалось как у дряхлой морщинистой старухи. Обернувшись к классу, он бросил:
— Эх вы… Да у меня отец был герой. Погиб за вас же, а вы…
— Что мы? — закричал Игорь, забывая о своей официальной роли председателя собрания. — А мой отец что? Мух ловил?
— А мой за кого погиб?