Дикие родители Ушана оставили его в лесу близ Бухтинга. Городской отловщик диких собак словил его, когда тот обыскивал помойку в поисках чего-нибудь съедобного. Ловец бросил щенка за деревянную загородку, где уже сидела пара дюжин вшивых, бездомных псов. Там ему несколько раз была прочитана очень болезненная и унизительная лекция на тему "Права сильнейших", пока он не вступил в период роста и не стал в клетке главным. Когда ловец собак заметил, что Ушан превращается в большого и сильного вольпертингера, а население клетки каждую ночь уменьшается на одного-двух псов, то выпустил его на свободу. Он усыпил его, выстрелив ему в ногу стрелу со специальной жидкостью, перевёз находящегося без сознании вольпертингера в центр города и бросил его на мостовой в самом жутком районе города, сплошь застроенным пивными заведениями. Поздно вечером Ушан очнулся, голова его раскалывалась. Кабаки были битком набиты пьяными, их бормотание, смех и крики околдовывали вольпертингера. Что произвело на него наисильнейшее впечатление, так это тот факт, что каждый здесь передвигался на двух ногах. Везде были прямоходящие. Он тоже хотел стать прямоходящим. Ушан впервые встал на задние лапы и шатаясь направился в ближайший кабак. Он назывался "На конечной станции" и на протяжении следующих пяти лет был его домом.
Хозяин кабака, полугном с Мёртвых гор, сразу же понял ценность Ушана, так как его дед торговал щенками вольпертингеров. Он знал, что такие существа ценились на вес золота, если завоевать их доверие. Он дал вольпертингеру большой кусок мяса, выделил ему маленькую комнату, выдал ему несколько тёплых одеял и бутылку водки. Утром Ушан проснулся с ещё большей головной болью, чем вчера вечером. Хозяин кабака принёс ему хороший противопохмельный завтрак, а немного позже ещё одну бутылку водки. Через пару дней Ушану разрешили завтракать, обедать и ужинать в кабаке. После еды он тихо сидел в углу и напивался до потери сознания. Так продолжалось пару недель, и когда Ушан так привык к водке, что не мог представить себе существование без неё, хозяин кабака, перед тем как дать ему новую бутылку, сказал:
– Минуточку! В жизни ничего не даётся даром, а в кабаке – тем более. Понимаешь?
Ушан пытался словить бутылку, которую хозяин кабака постоянно отодвигал в сторону.
– Конечно ты ничего не понимаешь! Ты же просто тупой полудикий вольпертингер, не так ли? Но мы всё изменим. Я научу тебя говорить, ты получаешь свою водку, а я эксплуатирую тебя по полной программе – справедливая сделка?
Ушан заскулил.
– Я принимаю это за положительный ответ, – хозяин кабака отдал ему бутылку и Ушан жадно припал к ней.
– А знаешь ли ты вообще, что за благородный напиток ты пьёшь? – спросил хозяин кабака. – Это чистейший 58-процентный Ушан из района Де Люкка. О! Кстати, а имя у тебя есть?
Сперва Ушан выполнял самую грязную работу в кабаке. Он чистил плевательницы, подметал пол, вытирал кровь после драк, прикатывал бочонки с пивом, а поздно ночью выбрасывал за дверь последнего пьяного клиента. Когда хозяин кабака заметил, что из всех драк Ушан выходил победителем, то назначил его собственным телохранителем и охранником кассы. С этого момента ему не нужно было больше мыть тарелки. Он должен был просто с грозным видом торчать около кассы, держа пивную кружку в руке, и время от времени избивать клиентов, не желающих платить.
Жизнь без алкоголя Ушан не мог уже себе представить, он даже не знал, что есть существа, которые не напиваются с утра до ночи. "На конечной станции" и её гости – это был его мир. Каждый гость начинал день с водки и заканчивал обмороком. И это считал Ушан нормальным течением жизни. Также само собой разумеющимся считал он то, что ни у одного из его знакомых не было другой работы, кроме как торчать в кабаке и убивать время, мух, а иногда и пару неизвестных пьянчуг на заднем дворе. Его друзей звали Хонко-Палисад или Одд-Забойщик, Хогу-кот или двенадцатипалый Тим. Можно представить, что то, чему он у них научился, было далеко не игрой на арфе. Они научили его воровать, влезать в чужие дома, скрываться в толпе прохожих и в канализации, чеканить и подсовывать фальшивые деньги, обманывать и укрывать награбленное. Короче – они сделали из него отпетого бандита. Если бы в тот вечер Ушан зашёл в булочную или в кузницу, то наверняка стал бы достойным пекарем или кузнецом, но в кабаке он мог стать только разбойником. Ему говорили, что только идиоты ходят в школу и получают профессию, потому, что деньги можно получить гораздо более лёгким методом. Их можно просто взять. Время от времени его друзья и знакомые пропадали на короткое и длительное время. Некоторые больше не появлялись. Тогда Ушану говорили, что они или в отпуске, или уехали из города туда, где им предложили более интересный карьерный рост.
К сожалению своих друзей Ушан был плохим бандитом. И это не потому, что он не старался, нет, наоборот, он очень старался, но у него просто не было преступного таланта. Если он пытался украсть сумку, то у переодетого полицейского, если он хотел ограбить дом, то всегда натыкался на спящего сторожевого пса, а если он подсовывал фальшивые деньги, то ловцам фальшивомонетчиков. Его приятели только тем и занимались, что вытаскивали его из подобных ситуаций. Он также не подходил для кровавой работы, поскольку отказывался носить оружие. Из-за своих боевых способностей он считал это ненужным. Всё это оказалось причиной того, что он опускался всё ниже и ниже в иерархии бандитов Бухтинга, пока ему не осталась самая простая работа: придерживать лестницы, стоять на стрёме и быть подсадной уткой. Так он стал фонарщиком.
Собственно говоря, профессия фонарщика была престижной во всех крупных городах Замонии. Тебе платили за то, что ты освещал дорогу домой пьяным и гостям города. Особенно популярно это было в слабо освещённых районах. Единственное но – среди таких фонарщиков встречались заблудшие овцы, которые работали вместе с бандитами и заводили своих клиентов в ловушки, где их грабили и нередко убивали. При этом фонарщик стоял рядом и освещал место происшествия.
Чаще всего Ушан был пьянее своих жертв, поскольку он всегда носил с собой бутылку водки. И даже если никто никогда не обвинил его в незаконности происходящего, каждый раз, когда он ночью освещал место работы своих фальшивых друзей, его охватывало необъяснимое чувство вины, погасить которое он мог только высокопроцентным Ушаном.
В ту ночь, которая изменила его жизнь, Ушан был так пьян, как никогда ранее. С огромным трудом он нашёл обусловленное место. И теперь он шатаясь стоял там и смотрел, как его приятели – банда из шести хундлингов, которые постоянно напаивали свои жертвы в Конечной станции – грабили жертву. Это был богатый крестьянин из окрестностей Бухтинга, пьяный, толстый полугном, отмечавший до глубокой ночи удачную продажу скота. Крестьянин с трудом вытащил свою шпагу, когда заметил засаду, но в этот же момент он получил удар по руке и оружие со звоном упало на землю. Ушан стоял рядом и инстинктивно поднял шпагу, как это делают вежливые люди, помогая кому-то поднять упавшее. Он ещё никогда не держал шпагу в руках.
Когда он взял шпагу в руки, с ним что-то произошло: впервые за пять лет он был трезв. Будто весь алкоголь перетёк из его крови в шпагу, которая теперь как пьяная разрезала воздух. Ушан вырезал в тумане месяц и стёр его остриём шпаги. Затем вырезал пятиконечную звезду, затем – летящую птицу, потом контур скачущей лошади. Ушан рассмеялся.
– Эй, посмотрите, что я могу!
– Не занимайся ерундой! – крикнул один из хундлингов.
– Заткнись! – крикнул ещё один.
Ушан почувствовал себя освобождённым от гнёта. Неожиданно он увидел всё так ясно и просто, как никогда ещё в своей жизни: всё, абсолютно всё, что он до сих пор делал, было неправильным. Ушан опять засмеялся.
– Вжик-вжик-вжик! – имитировал он звук шпаги. – Шестеро против одного. Это неправильно. Отпустите его!
Хундлинги озадаченно посмотрели друг на друга. Крестьянин стоял между ними ничего не понимая.
– Вжик-вжик-вжик! – повторил Ушан снова. – Вы меня поняли. От-пус-ти-те е-го!
Предводитель банды первым пришёл в себя:
– Не лезь, пьянь!
– Вжик-вжик-вжик! – свистел Ушан. – Как ты назвал меня, Двенадцатипалый Тим? Ещё никогда в жизни я не был так трезв. Вжик-вжик-вжик!
– Ты назвал моё имя, идиот! Теперь мы вынуждены его убить! Пьянство, наверное, разжижило твои мозги.
– Вжик-вжик-вжик! А я могу назвать все ваши имена: Хонко-Палисад, Одд-Забойщик, Хогу-кот, Томтом-Амфибия и Нарио, которому всё ещё не дали клички, потому что он слишком туп. А меня зовут Ушан де Люкка-Бутылка.
– Ты с ума сошёл? – закричал крестьянин. – Теперь они на самом деле вынуждены меня убить!
– Видишь? – засмеялся двенадцатипалый Тим. – Даже он так считает. Вали, Ушан! Бери эту проклятую шпагу и вали отсюда! Мы без тебя разберёмся.
– Вжик-вжик-вжик! А вы знаете что это? Это не шпага. О, нет! Это часть моего тела. У меня выросла ещё одна рука. Вжик-вжик-вжик.
– Ушан, уйди, наконец! – тихо и угрожающе прошипел двенадцатипалый Тим. Все вытащили свои шпаги.
– Вжик-вжик-вжик, – продолжал Ушан. – Нет, вы исчезните! Оставьте бедного парня в покое и я вас отпущу. Я вам предлагаю сделку. Вжик-вжик-вжик.
Перед последними тремя вжиками он шагнул к бандитам и – вжик – отрезал Хогу-коту штанины, – вжик – разрезал ремень Одду-Забойщику и – вжик – порезал щёку Томтома-Амфибии.
– Ты сбредил? – сказал Томтом, прижав руку к кровоточащей щеке. Нет, бандитов Ушан этим не удивил. Это стало сигналом к началу драки.
– Вжик-вжик! – тихо шипел Ушан. – Вжик-вжик-вжик!
Он легко кружился по камням мостовой и раздавал удары и порезы. У Хонко-Палисада кровь ручьём текла из руки.
Только двенадцатипалый Тимм не был ранен. Он целенаправленно пошёл на Ушана, который – вжик-вжик-вжик – парой лёгких ударов дал ему отпор, со скоростью пули всадил шпагу ему в сердце и вытащил назад. Двенадцатипалый Тимм безжизненно шлёпнулся на мостовую.