Оркестр из двенадцати музыкантов, все без исключения жители Туманного города, начал концерт. Эта музыка напоминала нежное бульканье и подействовала на меня успокаивающе. Казалось глиссандо выплывало из инструментов как пузырьки воздуха и исчезало вверху в тумане. Создавалось такое впечатление, будто туман реагирует на музыку – он то уплотнялся над оркестром, то кружился, то безумно трепетал. Но причиной этого был, конечно же, ветер. Музыканты обладают чрезвычайным профессионализмом. Каждый из них сыграл короткое соло-импровизацию, показав какие нежные звуки можно извлечь из этих инструментов лишь объединив сокращение и удлинение звуковых дорожек с натренированным положением рук на четырёх клапанах. Воодушевлённый направился домой и из-за плохой видимости споткнулся о ведро полное дохлых медуз.
День десятый
На оцтафанском туманометре как минимум 10 колибрил – таблица еле видна. Густой водяной пар по-настоящему угрожающе колышется вокруг маяка. Местами он на столько плотный, что как мокрая губка скользит по стёклам. Впервые за всё время пребывания здесь у меня возникло чувство дискомфорта.
Беру себя в руки и выхожу на улицу в туман. Такое ощущение, будто идёшь под водой, для каждого шага требуется серьёзная работа мышц. Тяжело дышать, на нёбе очень быстро появляется солёный, неприятный налёт. Подавленность охватывает меня, как телесно, так и душевно. И сюда приезжает кто-то лечиться? Как же ужасны должны быть их болезни! Решил вернуться назад. Но я заблудился. Минимум час я как дурак болтался вокруг, пока наконец по чистой случайности не врезался в свою собственную входную дверь. Ощутил огромное облегчение закрыв входную дверь.
Приступил к работе.
Вечером тщательно обследовал лейденского человечка. Туманный червь приклеился как паук к пробке бутылки, недосягаем для Хельмхольма или забывшего о его присутствии, или игнорирующего его. Я постучал по стеклу и Хельмхольм постучал мне в ответ. Забавно!
В кровати читал дальше дневник путешественника Мифореза. Так увлекательно, что читал пол ночи.
День одиннадцатый
Девять колибрил.
Всё ещё сильный туман. Повторяю сульфидные измерения, на этот раз по всем правилам с предварительным мёбизированием контактов. Результат такой же, как и вчера. Невероятно! Сульфидная плотность тумана соответствует плотности живого существа.
И никакого сомнения – это измерение верное. Нет, я конечно предполагал что-то подобное, – физическое поведение тумана бросается в глаза. Но всё-таки результаты поразительны. Такой же сульфидной плотностью обладает, к примеру, медуза.
Настройки почти закончены.
Вечер: пытаюсь отвлечься чтением. "Моносиментизация полисемии в гралсундской шахтовой поэзии". Так захватывающе, как дохлая мышь. Представлял себе науку о литературе абсолютно неточной дисциплиной.
Странно: туман, про который я сперва думал, что он повышает работоспособность, начинает угнетать. Меня злит, как он окутывает маяк и пытается проникнуть в каждую щель.
День двенадцатый
На туманометре всего шесть колибрил. Облегчение.
Продолжительная утренняя прогулка по курортному парку. Местные жители проскальзывают мимо меня, будто движутся по линиям, скрытым в тумане. Никто не отвечает на мои приветствия. Серьёзно, не понимаю, почему некоторые ездят сюда в отпуск? Ну да, это дёшево.
Полдень: наконец-то! Аурограф готов к работе. До обеда проводил последние настройки, затем заполнил аурографическую пластинку радиевым порошком, с огромной осторожностью, это очень опасная вещь. Перед этим одел защитную маску, свинцовые перчатки и фартук! А теперь – всё просто. Устанавливаю лабиринтную колбу перед аурографом и делаю точную подстройку. Затем съёмка. Щёлк! Лаборатория освещается ярким аурографическим светом. Хельмхольм от испуга падает на спину в питательную жидкость. Просто волшебство, не смотря на абсолютно научные характеристики. Теперь ожидание, несколько дней, пока аурография не проявится. Можно расслабиться.
Смайк пролистал дальше. Колибрил наполнил свой дневник всевозможными научными умозрительными заключениями. Кажется, его четыре мозга воспользовались временем ожидания для необузданного обдумывания всех существующих тем. Иногда встречалось несколько страниц подряд, покрытых математическими или химическими формулами. Наконец он дошёл до обычных записей.
День четырнадцатый
Уже две недели в Туманном городе. Пошёл в город за покупками. На дороге между дюнами встретил трёх тумангородцев, направлявшихся к морю. Это необычно, поскольку местные скорее избегали моря. А почему? Я, на некотором отдалении, последовал за ними. На берегу их окутал густой туман. Когда он рассеялся, эти трое уже исчезли.
Пока шёл в город, возникло идиотское чувство, будто туман преследует меня. Он шевелился и окутывал меня, как никогда ранее, и впервые мне показалось, что я слышу внутри него звуки: постоянно повторяющийся скользкий звук и тихое дыхание. Так должны звучать последние секунды жизни рыбы, выброшенной на берег. Вероятно, это просто ветер, он же является и причиной необычного движения тумана. Тем не менее: чувство дискомфорта растёт с каждым шагом, так же как и назойливость тумана. Тонкие ватные руки ощупывают мою голову и пытаются попасть в мои ушные проходы. Я слышу чёткий шёпот и влажное шипение. Пытаюсь разогнать туман руками, как разгоняют назойливых насекомых. Безуспешно.
Когда, наконец, добрался до магазина колониальных товаров, он оказался закрыт. Очень неприятно, поскольку у меня мгновенно возникло необъяснимое желание купить ведро серы, сульфат меди, семь метров проволоки и гроб.
День пятнадцатый
Пять колибрил.
Осматриваю аурографию. Съёмка, кажется, получилась, не засвечена, эмульсия без пузырьков. Но пока ещё ничего нельзя сказать. Процесс проявки мучительно долгий.
Ночью наблюдал курьёзный погодный феномен: над городом несколько часов подряд висела гроза – гремел гром, сверкали молнии, превращаемые туманом в рассеянные вспышки света, – но странно, не упало ни одной дождевой капли, не было ни одного дуновения ветра.
Единственное логическое объяснение: туман покрывает город, как защитное покрывало, поглощая дождь и ветер.
День шестнадцатый
Гроза не могла быть причиной, но всё же – всего два колибрила на туманометре! Даже солнце слегка просвечивается.
Осмотр аурографии – что-то уже получается. Чёткое проявление ауры, эмульсия равномерно подсыхает. Скоро можно будет увидеть результаты.
Пользуюсь низкой туманностью для продолжительной прогулки. Бородавкоподобные свойства туманогородской архитектуры сейчас ещё более очевидны. Все строения зловещие, будто болезнь на коже земли. Только несколько официальных зданий, гостиниц, магазинов с колониальными товарами и тому подобное построены традиционным образом – с прямыми стенами и окнами. Впечатление, что эти строения существуют только для гостей города, не покидает меня. Туман вновь появился так же неожиданно, как ранее пропал. С моря подул сильный ветер, плотные туманный змеи поползли по улицам и проглотили дома и прохожих. Опять почувствовал всепроникающую назойливость тумана и поспешил домой.
Не знаю почему, но был очень раздражён, когда наконец захлопнул за собой дверь.
Мой взгляд упал на Хельмхольма, буянившего, как обычно, когда я возвращался домой. Я подошёл к лейденскому человечку и постучал по его стеклянному домику. Кажется Хельмхольм обрадовался, из-за того, что кто-то обратил на него внимание. Он начал подпрыгивать. Я наклонил бутылку так, что он упал на спину в питательную жидкость. Это меня рассмешило. Когда он с трудом поднялся, я наклонил бутылку в другую сторону так, что он упал на живот. Это рассмешило меня ещё больше. Затем я поднял бутылку и начал её трясти. Хельмхольм беспомощно шатался, жидкость плескалась во все стороны и обливала человечка. Я в бешеном танце крутился по лаборатории, тряся бутылку над головой и смеясь, как злобный ребёнок. А Хельмхольм, бедняга, ударялся о стены. Затем я наконец пришёл в себя. Почти без чувств плавал Хельмхольм в жидкости, пытаясь удержать голову над водой. Мне стало ужасно стыдно и до настоящего момента я не нашёл объяснений моему поведению.
Человечек пришёл вечером в себя и сидел безмолвно в своей жидкости, будто ничего и не произошло. Проба тумана исчезла. Вероятно я смешал её, тряся бутылкой, с питательной жидкостью. Учёные не ведут себя так, так ведут себя сумасшедшие! Стыдно, хоть плач.
За чтением Смайку становилось постепенно не по себе. Это всё было достаточно личным. Он чувствовал себя похожим на этот вездесущий туман, прижимающийся к окнам маяка, чтобы проследить за Колибрилом. Но сейчас Смайк уже не мог остановиться, чтение затягивало его.
День семнадцатый
Шесть колибрил.
Пол дня находился в замешательстве из-за вчерашнего поведения. Мне нужно опять в люди. Это одиночество в маяке разрушает мой мозг. Решаю устроить сегодня выходной, пусть аурография проявляется, а я пойду на прогулку.
Послеобеденное чтение: Мифорез "Сборник стихов". Боюсь, для поэзии я безнадёжно потерян. Моё мышление не может отойти так далеко от науки. Всё время эти неясности, загадки, глупые метафоры. Почему "водный чулок", если можно и "водосточная труба" сказать?
Вечером первый выход в общество за всё время пребывания в Туманном городе. Ужинал в единственной таверне "У туманной сирены". Четыре туманогородца сидели за другими столами и молча ели. Официант с привычным застывшим взглядом скользит по скрытому в тумане полу. У стены стояли напольные часы из чугуна, чьё громкое тиканье будто вдалбливало мне в голову мысли о непостоянстве всего живого. Было всего одно блюдо дня: неизвестная мне тушёная рыба (в меню обозначенная как "туманная рыба"), абсолютно прозрачная. Её органы, слегка светящиеся, были хорошо видны – вероятно она была ещё жива. На гарнир – крохотные угри, задохнувшиеся в дыме. М-да, хорошо, что я неприхотлив. Но на вкус, несмотря на мои подозрения, оказалось вес