В эту суровую действительность попал щенок-вольпертингер, бегающий всё ещё на четырёх лапках, всё ещё не умевший говорить и которого периодически рвало. Но Смайк знал, что этот щенок олицетворял собой причину, по которой он построил Комнату воспоминаний. Он олицетворял надежду, которая не позволяла ему отчаяться на дне вонючего водоёма, он представлял собой последнее желание, которое было у него в этом жутком мире: желание быть спасённым с Чёртовых скал. Этому желанию требовалось имя. То, на что мы надеемся, должно иметь название. Он думал не долго: в Замонии существовала карточная игра, которую Смайк особенно ценил. Главная карта, давшая также и имя игре, называлась Румо. С одной стороны играть в Румо означало бросить вызов судьбе и всем – действительно всем – рисковать. С другой стороны – огромный выигрыш. Так и получил Румо своё имя.
Спящие слова
– Румо!- сказал Румо.
– Точно! – воскликнул Смайк. – Ты Румо – я Смайк!
– Ты Румо – я Смайк! – повторил Румо старательно.
– Нет, нет, – засмеялся Смайк. – Ты Румо – я Смайк!
– Ты Румо – я Смайк! – сказал Румо упрямо, и стукнул себя лапой в грудь.
Смайк учил Румо говорить. Или правильнее: Румо мог уже говорить, но ему не хватало правильных слов. Он получал их просто сидя у водоёма и слушая червякула. Смайку было что рассказать. Сначала Румо казалось, что он слушает зверя издающего дикие, рахитичные звуки, шушуканье, кряхтенье, звуки, не имеющие никакого смысла. Скоро он заметил, что некоторые звуки возбуждали в нём картинки, другие вызывали чувства, страх, замешательство и радость. Были ещё такие, которые заполняли его голову геометрическими фигурами и абстрактными узорами.
Маленький вольпертингер впитывал как губка необычные звуки, которые издавал Смайк. Во время некоторых высказываний в ушах у Румо неожиданно звучала чудесная музыка и он чувствовал необъяснимое счастье, распространявшееся по всему его телу. Иногда он видел вещи, о существовании которых он не мог знать: большой чёрный город, в котором горело множество огней, горы, покрытые сверкающим снегом. Пустынную, раскалённую от жары долину. Потом он снова впадал в транс, как-будто он спал с широко распахнутыми глазами и бешено стучащим сердцем. При этом он всё ещё видел Смайка, плавающего в воде, жестикулирующего всеми четырнадцатью ручками, но через его тело протекал поток событий, чувств, понятий. Ему казалось, что слова проникают в его тело через тысячи точек, взрываются внутри и становятся рисунками, группирующимися в неясные и несвязанные сцены, летящими друг за другом и стирающими друг друга. Будто огромные способности и древний опыт дремали в нём и теперь были насильно разбужены. Нет, Смайк не учил его говорить – он будил в нём слова ото сна.
– Да! Да!- вскрикивал постоянно Румо. – Рассказывай! Рассказывай!
Слова. Рисунки. Чувства. Но Румо было этого мало.
С наибольшим удовольствием Смайк рассказывал о сражениях. Легко можно было заметить, что сам он не был воином, но о теоретических аспектах сражений он знал больше, чем любой другой. Он изучил до мелочей все виды сражений: спортивные сражения, битва в поле, смертельно опасные дуэли на шпагах, бокс специально накаченными кулаками, стрельбу из маленьких арбалетов, древнюю борьбу ногами жителей болот, жуткие кровавые драки моргенштернами. Смайк видел дуэли, в которых противники, облитые смолой, пытались поджечь друг друга факелами. Он, вооружённый лупой и счётчиком муравьёв, сутками наблюдал битвы между враждующими муравьиными родами, сопровождаемые чудовищными потерями. Он мог так рассказывать о сражениях, что слушателей бросало в пот, они видели разваливающихся на части противников и слышали хруст их костей. Иногда Румо сидел перед водоёмом, как перед боксёрским рингом, и боксировал воздух своими маленькими, сжатыми в кулачки, лапками, так захватывали его рассказы Смайка.
Смайк был судьёй на профессиональных боксёрских состязаниях и военным советником во время Наттиффтоффских малых войн, официальный лицензированный секундант для дуэлей флоринтской знати и хронометражист в шахматных турнирах вольпертингеров в Бухтинге. Его профессиональный спектр охватывал также: организацию петушиных боёв, работу в качестве казначея Замонийской Червяковой лотереи (в которой орнистские черви боролись друг с другом), в качестве натравливателя в Мидгардийских боях карликов и в качестве крупье в Форте Уна, городе вечных азартных игр. Нет, Смайк не был воином, он был игроком. Поэтому он изучал битву, наблюдал за сражающимися, анализировал победу и поражение в любой форме. Тот, кто знал как работают сражения, мог предугадать их исход. Это было его страстью, целью его жизни – как можно глубже развивать способность знать, кто победит.
– Как-то раз я наблюдал за битвой двух скорпионовых гидр, – внезапно начал он однажды и Румо прислушался.
"Скорпионовые гидры", – насторожился он и что-то маленькое, с множеством ножек проползло у него в мыслях.
– Скорпионовые гидры – это очень маленькие, но очень ядовитые звери с семью чрезвычайно подвижными хвостами. Каждый из них заканчивается ядовитым жалом, – продолжил Смайк.
Румо встряхнулся.
– Хочешь узнать, как проходила битва?
– Рассказывай, – сказал Румо.
История скорпионовых гидр
Это происходило в пустыне, мне нечем было заняться, поэтому я начал наблюдать за этими двумя ядовитыми чудищами в песке, ставя сам себе ставки. Я поставил на меньшую, более подвижную скорпионовую гидру. Сначала некоторое время танцевали они в песке по кругу, этакий танец вежливости и уважения, как два придворных танцора, развлекающих публику. Затем, неожиданно, они приступили к делу: большая гидра сделала отвлекающий манёвр, и одним ударом убила меньшую. Чик! Готово. Всё. Потом она её съела. Итак, я проиграл сам себе, и одновременно сам у себя выиграл.
Румо наморщил свой маленький лобик.
– Но самое поразительное произошло позже: после того, как победившая гидра съела свою соперницу, она ужалила себя в голову своим же жалом и умерла мучительной смертью.
– Ух! – выдохнул Румо.
– Позже, кто-то, знающий толк в пустынных скорпионах, всё мне объяснил. Он разъяснил мне, что это были самец и самка.
– Самец и самка?
– Это была пара, – закончил Смайк свою историю, как-будто это всё объясняло. – Чудо любви.
– Это я не понимаю, – сказал Румо.
– Я тоже, – вздохнул Смайк и ушёл на дно.
В эту ночь Румо долго бодрствовал, пытаясь найти объяснение словам "самец" и "самка". У него не получалось. Кроме того, ещё в трёх местах во рту прорезались новые зубы. Четыре первых уже прорезались и Румо с удовольствием водил по ним языком, радуясь тому, какие они гладкие и острые. Скоро у него во рту будет много зубов, также, как у того белого медведя в клетке.
Затем он всё-таки уснул. Ему снилось, что он медведь, медведь с белым мехом и серебряными зубами. Он охотился, он был огромный, сильный и опасный. Он шагал на двух лапах и ужасно рычал, а чёрные тени толпой убегали от него. Маленький вольпертингеp засмеялся во сне.
Пять правил
Теперь Румо передвигался в гроте увереннее. Существовало пять правил, которые ему объяснил Смайк и которых он жёстко придерживался:
Правило номер 1: Держись подальше от клеток с дикими животными!
Правило номер 2: Держись подальше от водоёмов со щупальцами!
Правило номер 3: Никогда не пытайся перелезть через ограду!
Правило номер 4: Прячься в пещерке, когда проходят циклопы!
Правило номер 5: Если не успеешь спрятаться в пещерке, двигайся как можно меньше в присутствии циклопов!
Румо наслаждался своей наибольшей среди пленников грота свободой: он не был ни закрыт в клетке, ни привязан, ни прикован цепью, и не должен был прятаться в воде. Он питался у всех кормушек и поилок, кроме кормушек диких зверей, он обнюхивал все углы, и у него была спальня, в отличие от прочих свободно передвигающихся пленников, в которой он мог прятаться от циклопов. Кроме того, Румо наслаждался возможностью ходить к Волцотану Смайку, когда на него нападал страх, чтобы послушать его истории. Особенно когда циклопы дули в трубы из ракушек и гремели в барабаны, что, в последнее время, происходило всё чаще. Тогда Румо прибегал к Смайку, чтобы отвлечься от беспокойного шума.
– Рассказывай! – приказывал Румо.
Смайк любил рассказывать что-нибудь Румо, так как это уносило его так же далеко с Чёртовых скал, как и маленького вольпертингера.
– Хочешь услышать историю битвы у Драконгоры? – спросил Смайк.
– Битва! – воскликнул Румо. – Рассказывай!
История Драконгоры
Смайк глубоко вздохнул, как-будто он хотел рассказать историю на одном дыхании.
– История Драконгоры – самая старая история Замонии, вероятно даже самая старая история в мире, – начал Смайк. – Готов ли ты, сын мой, услышать древнейшую и величайшую историю Замонии?
Румо кивнул.
– Ей миллиарды лет. – Смайк драматически замахал своими четырнадцатью ручками.
– Миларды? – Румо не удивился, а просто повторил слово.
– Да, миллиарды! Один миллиард – это тысяча миллионов лет. А один миллион лет – это тысяча раз по тысяче… но скоро ты это выучишь. Важно, что миллиарды лет назад в море появилось первое животное, первое живое существо в мире.
– Там, снаружи в воде?
– Да, там, в воде.
– Какое животное?
Смайк задумался. Этот малыш задаёт удивительные вопросы. Какое животное? Что-то на "А". Название крутилось в голове. Амёре? Амёсе? Чушь! Подходило ли вообще слово "животное" к тому что он описывал? Смайк был потрясён. В конце концов он прослушал трёхнедельный курс Замонийской палеонтологии, в Вечерней академии в Сундхайме. Это было…Ух, это было сто пятьдесят лет назад!
– Какое животное?
Смайк не мог вспомнить. Кажется клетки были первыми живыми существами. Они потом делились и … Или клетки не считаются живыми существами? Не должны ли сперва две клетки встретиться, чтобы создать новую жизнь? Которая затем делилась или что там ещё? Ему необходимо освежить свои познания в палеонтологии. И в биологии. И вообще.