риментов в лаборатории. Сам он во время экспериментов с болезнью был одет в воздухонепроницаемый защитный костюм с искусственным обеспечением кислородом. И вскоре, по его мнению, болезнь будет укрощена. Алхимик даже добавил кое-что этому чудовищному вирусу – одну коварную черту, чрезвычайно новаторскую в современном мире болезней. Этот дополнительный сюрприз он хотел преподнести генералу Тиктаку в качестве подарка, тайно надеясь на повышение по иерархической лестнице придворных алхимиков. Он хотел сделать так, чтобы Подкожный эскадрон смерти погибал вместе с разрушенным телом.
Но как только он начал работу над этим последним пунктом, в дверь лаборатории Тихона постучали. Это были два солдата генерала Тиктака, которые приказали ему сейчас же предоставить отчёт.
Тихон знал, что протестовать не было смысла. Поэтому он взял свои записи и шприц со смертельной болезнью и пошёл к генералу Тиктаку.
Представление
– Ну, как ‹тик› обстоят дела с заданием? – спросил генерал Тиктак Тифона Цифоса, стоящего перед ним с трясущимися коленями.
– Я создал такую смертельную болезнь, какой ещё никогда не существовало, – сказал Тихон. – Но…
Генерал Тиктак поднял вверх руку.
– Никаких "но" в ‹так› моём присутствии! Никаких "но", никаких "нет" и никаких "невозможно" ‹тик›. Каждое такое слово карается ‹так› смертью.
Тихон опустил голову.
– Покажи мне болезнь! ‹тик› Она у тебя с собой?
Алхимик подошёл ближе и вынул шприц.
– Одной капли из этого шприца достаточно для инфицирования любого существа. Целого шприца хватит на сто. Но…
Тихон укусил себя за губу, но было слишком поздно.
– Я тебя ‹так› предупреждал, – сказал генерал Тиктак и взял шприц. – Слишком много ‹тик› "но".
Он ухватил Тихона за руку.
– Ты сказал ‹так› одной капли достаточно?
И когда Тихон понял, что произошло, игла уже уколола его. Генерал Тиктак осторожно вколол каплю жидкости в вену алхимика и снова отпустил его.
– Прошу прощения ‹тик› за мою нетерпеливость, – сказал генерал Тиктак. – А теперь покажи, что ‹так› может твоя болезнь.
Тихон неожиданно стал очень спокойным. Он слегка удивился тому, как быстро он смирился со своим смертным приговором.
– И как называется ‹тик› твоя болезнь? – спросил генерал Тиктак. – Или ты пока ещё ‹так› не придумал названия?
– Я назвал её подкожный эскадрон смерти, – ответил Цифос.
– Хорошее ‹тик› имя. Научное и военное ‹так› одновременно.
– Спасибо, – ответил алхимик.
– Но это какая-то ‹тик› медленная болезнь, – нетерпеливо сказал Тиктак.
Цифосу стало плохо, его ноги стали ватными – первый признак того, что эскадрон начал свою работу.
– Она как раз начинается, – сказал он. – Одного она убивает за день, другого за неделю. У меня это, кажется, происходит очень быстро… Можно мне сесть?
– Нет, – сказал генерал Тиктак. – Извини, ничего ‹так› личного. Я ‹тик› просто хочу точно ‹так› изучить все симптомы. Начинается с ног?
Даже такая мелочь – умирать сидя – не была ему дозволена. И это был именно тот момент, когда Тихон Цифос решил не рассказывать генералу, что болезнь заразна. Он также не расскажет ему о своём сюрпризе, о маленькой коварной особенности, которую он добавил вирусу. Нет, Тихон Цифос хотел забрать свои последние тайны с собой в могилу, поскольку это было его единственной возможностью отомстить. Самому генералу Подкожный эскадрон смерти ничего не мог сделать. Когда Тихон умрёт, вирус погибнет, вероятно, где-то через час, так как генерал – машина и не может быть инфицирован, а поблизости кроме него нет ни одного живого организма, на который могла бы перепрыгнуть болезнь. Все остальные возбудители - в шприце. Может быть, один из них когда-нибудь получит возможность разрушить планы генерала Тиктака. Необходимое для этого оружие он им выдал. Тихон Цифос оставлял после себя армию, слишком маленькую, чтобы её заметить, но достаточно сильную, чтобы победить сильнейших противников.
Алхимик улыбнулся последний раз в жизни и сказал последнее предложение:
– Да, – сказал он. – Это начинается с ног.
Остаток дня генерал Тиктак занимался тем, что наблюдал, как Тихон Цифос умирает. Точно, алхимик создал что-то, что побеждает и искореняет каждую форму жизни, без особых усилий, без звука и без жалости. Это выглядело так, будто тело пожиралось изнутри, в то время как снаружи с него исчезал слой за слоем. Тиктак наблюдал, как Тихон с ужасным криком и судорогами корчился перед ним на полу, как из него исчезли все краски и как вскоре от него осталась только каменно-серая кожа, как эта кожа потрескалась, как пергамент и рассыпалась в хлопья пепельного цвета. Он смотрел, как у него выпали зубы и волосы, язык и глаза, как высохло его мясо, как впали его щёки и обнажили костяную личину смерти.
"Пусть Гел со всеми его жителями будет сожран изнутри, как я сейчас", – это была последняя мысль Тихона Цифоса.
"Невероятно!" – сказал сам себе генерал Тиктак. – "Что сотворил этот алхимик!"
Качая головой, он обернулся и посмотрел на шприц с подкожным эскадроном смерти. Какая потеря! И какое приобретение! Он потерял гения. Но он получил беспощадную, невидимую армию.
Гел
Каждая область подземного мира имела свой собственный запах, считал Румо. Пещера со сталактитами и сталагмитами, где он познакомился со Шторром-жнецом, ужасно воняла нефтью. Холодные пещеры пахли снегом и древней водой. Нурненвальдский лабиринт – перегнившей листвой и кровью. Мёртвый бор – ядом чёрных грибов. Пещеры врахоков, конечно, воняли врахоками, а грот водяных камней распространял приятный аромат мелкой гальки, по которой течёт родниковая вода. Но эта огромная пещера, в которую он только что зашёл с Укобахом и Рибезелем, не имела никакого конкретного запаха. Румо чуял множество ароматов, больше, чем он когда-либо чуял за один раз, больше, чем при его прибытии в Вольпертинг, больше, чем тогда, на ярмарке. Румо чуял Гел.
Пещера, в центре которой находился Гел, была, после Холодных пещер, самой крупной из всех, которые видел Румо. Потолок, находящийся на километровой высоте, отражал неровный, рассеянный свет города и из-за этого походил на желтоватый купол.
Область вокруг Гела представляла собой неразбериху из узких каньонов и длинных долин, из вулканических выбросов и высохших речных русел. Все камни в округе были за сотни лет окрашены дымом Гела в чёрный цвет.
– И каков твой план? – спросил Рибезел.
– Да, Румо, какой у тебя план? – спросил Укобах.
– Мне тоже интересно, – сказал Львиный зев.
– У тебя же есть план? – добавил Гринцольд.
Румо почувствовал, что от него требуют слишком много. План? Проще всего было бы пойти в город с факелом через главные ворота, сжечь его дотла и освободить своих товарищей. Как было бы хорошо, если бы Смайк был с ним рядом! Если кто-то и знал, как освободить сотни пленников из хорошо охраняемого вражеского города, то только бывший военный министр.
– Сначала мы пойдём через канализацию в центр, – сказал Румо. – А там – посмотрим.
– Ну, это нам известно, – сказал Укобах. – Я имею ввиду: что ты будешь делать потом? Когда попадёшь в город. Среди тысяч врагов. Единственный свободно передвигающийся вольпертингер. Что ты будешь делать?
– Да, – сказал Рибезел. – Что?
– Я считаю, что это справедливый вопрос, – сказал Львиный зев.
– У тебя вообще нет никакого плана, правда? – спросил Гринцольд.
Румо не отвечал.
– Мне кажется, у него нет вообще никакого плана, – прошептал Укобах Рибезелу.
Патруль
Путь до угольных шахт прошёл без особых приключений, если не считать, что Румо, Укобах и Рибезел наткнулись в одном тёмном ущелье на патруль врахоков. Пять солдат армии подземного мира, все – гелцы, сидели на маленьком, около десяти метров ростом, врахоке, который под их весом с трудом ковылял по дороге.
Румо уже давно учуял и услышал монстра. Он и его сопровождающие спрятались в небольшой пещере и солдаты их не заметили. Астматически хрипя, прошёл врахок мимо них и Румо увидел, что один солдат держит в руке факел, а другой – длинную палку, на которой висела бутылка, которую он раскачивал туда-сюда перед чудовищем. Длинное щупальце летало по воздуху и ощупывало всё в непосредственной близости, хобот врахока был свёрнут и находился прямо под его призрачно светящимся голубым животом. Суставы врахока трещали и скрипели при каждом шаге.
– Для чего им палка и бутылка? – спросил Румо, когда патруль исчез вдали. – Они так управляют чудовищем?
– Врахоки – слепые и глухие. Для них существует лишь то, что они могут почуять или пощупать, – сказал Рибезел. – Алхимикам удалось создать хитроумные ароматы, с помощью которых можно приманивать или усыплять врахоков. Смотря, что тебе нужно. В той бутылке, вероятно, был запах мёртвой свиньи, за которым и шёл врахок. Они, собственно говоря, очень тупые звери. Как и большинство живых существ, ориентирующихся в основном по запахам.
Румо сурово посмотрел на Рибезела:
– Давай! Вперёд! – приказал он.
Над угольными шахтами
Прошло несколько часов, пока они добрались до обрыва, откуда начинался спуск к угольным шахтам.
– Тут ничего не видно! – ныл Укобах. – Один неверный шаг и мы погибли!
Даже у Румо закружилась голова, когда он ступил на узкую каменную лестницу без перил, ведущую вдоль каменной стены в чёрную пустоту. Было слишком темно, чтобы видеть водопады угольной воды, но их грохот был хорошо слышен. Снизу поднимался свинцово-серый туман, накрывая всё вокруг подвижным покрывалом.
– Ощупывайте стену, – воскликнул Рибезел. – И будьте внимательны, кое-где нет ступенек. Уже недалеко до канализации.