— Боюсь, в поход с фрауками вам придется отправиться без меня, Ваше Величество! Нужно полностью исключить опасность заражения.
— Нме? С рафуками? — едва выдавил Гаунаб.
— Именно так. Вы возглавите поход. Король должен продемонстрировать народу и военным свою силу. Не то мятеж, того и гляди, продолжится.
— Зеб тоэво каник? — Гаунаб закрылся подушкой.
— В ближайшие несколько недель в Беле все равно будет мало развлечений. Театр и часть города разрушены. Придется заняться кое-какими политическими делами. Восстанавливать разрушенные здания. Произносить речи. Успокаивать народ. Все это я могу сделать за вас. А еще нужно поскорее сжечь трупы, не то начнется эпидемия. — Фрифтара все сильнее душил кашель.
— Демиэпия? — хныкнул Гаунаб, сильнее стиснув подушку. — Не чухо каникой демиэпии!
Король задумался. Поход с фрауками — не так уж плохо. Прочь из этого хаоса! Подальше от беспорядка, мертвецов, инфекций и эпидемий!
— Это будет вроде прогулки! — добавил Фрифтар. — Триумфальное шествие. Я позабочусь обо всех удобствах. Распоряжусь, чтобы вас прямо сейчас доставили к фраукам. На то, чтобы мобилизовать и загипнотизировать фрауков, уйдет несколько дней, но вы проведете их в роскоши. Для вас разобьют большой шатер, кроме того, с вами поедут придворные повара, шуты, чтецы, танцовщицы — словом, все. И я велю не докучать вам проблемами.
Гаунаб съежился:
— Блепромами? Какими блепромами?
— Смею заверить, Ваше Величество, их не будет! Я отдам распоряжение погонщикам фрауков. На спине самого большого фраука установят трон с балдахином. Едва войско настигнет беглецов, вы примете командование и войдете в историю как король, подавивший мятеж вольпертингеров. А вам останется лишь отдать приказ уничтожить вольпертингеров и наблюдать за представлением с безопасного расстояния, сидя на троне. А потом вы с триумфом вернетесь в Бел.
Гаунаб хихикнул. Звучит заманчиво. Куда веселее, чем жечь трупы.
— И если я все правильно понял… — тихонько добавил Фрифтар.
— Что? — перебил Гаунаб, окончательно проснувшись. — Что ты випрально няпол?
— Если я правильно понял, тем самым вы исполните Красное пророчество.
— Я?
— Ну разумеется! — Фрифтар хлопнул себя по лбу. — Вот ваше предназначение!
— Назнапредчение?
— Конечно! — воскликнул Фрифтар. — Как я раньше не догадался? Красное пророчество исполняется! Вы — Гаунаб из Гаунабов! Начнется новая эра!
Гаунаб опешил.
— Но ведь льтоко дуюслещему Набугау стопредит тасть Набогаум из Набогаув, — возразил он.
— Вовсе нет, Ваше Величество! Вы не последний, а первый из Гаунабов! Возможно, кто-то ошибся в расчетах. Или неверно истолковали пророчество. Победа над вольпертингерами станет первой официальной войной против наземного мира. А значит, исполнится Красное пророчество. И вы станете Гаунабом Первым! Гаунабом из Гаунабов!
— Да! — взвизгнул Гаунаб. — Я Набгау! Набгау из Набогаув! — король ожесточенно колотил подушку.
Фрифтар перевел дух. Король загорелся идеей.
— Набгау! — каркал Гаунаб. — Набгау из Набогаув! Да, да! Зиве няме к рафукам! Я копринчу гертинперволей! Копринчу! Копринчу!
Йети и вольпертингеры молча двинулись к башне генерала Тиктака, невзирая на суматоху, творившуюся вокруг Театра красивой смерти. Всюду разбросаны куски поверженного фраука и его дурно пахнущие внутренности, беляне и гомункулы спешили на помощь раненым, не обращая внимания на чужаков.
Вот они у черной башни генерала. Румо и Рольфу предстояло тяжелое испытание: унести тело Ралы домой.
Оба молча вошли в башню, пока их сородичи обсуждали обратный путь.
— Она там, наверху, — сказал Румо.
Они поднялись по лестнице в камеру пыток, и Румо отворил дверь, пропуская Рольфа вперед.
Рала стоит посреди камеры, бледная, как призрак. Щеки ввалились, под глазами — темные круги, вся дрожит, едва не падает. Смейк и Колибриль поддерживают ее, доктор щупает пульс.
— Ба-бом, ба-бом, ба-бом! — повторял доктор. — Музыка жизни. Можно слушать бесконечно. Классика.
Рольф бросился навстречу Рале, брат с сестрой обнялись. Румо стоял как вкопанный. Как всегда при виде Ралы, он смутился.
— Ну же, — ухмыльнулся Смейк. — Чего замер, мальчик мой? Чудо жизни! Скромно замечу, что я принял в нем некоторое участие. Как в театре? Все уго?
Румо стоял как громом пораженный.
— Что? — рассеянно переспросил он.
— А, это такая фигура речи, — ответил Смейк. — Я спросил, все ли в порядке.
— Театр разрушен, — прошептал Румо. — Мой народ свободен. Генерал Тиктак мертв.
— Кто такой генерал Тиктак? — спросила Рала.
Все замолчали. Румо и Рала смущенно переглядывались, будто оба очнулись от кошмарного сна. Румо нащупал шкатулку на поясе, но не стал ее доставать.
— Нужно уходить, — проговорил Румо. — Воспользуемся суматохой, чтобы сбежать из города.
— Верно, — отозвался Смейк. — Всем нам есть о чем рассказать друг другу. Но сперва выберемся из этого отвратительного города.
Никто не решился помешать вольпертингерам и йети покинуть Бел. Они шли по пустым темным улицам, местные старались не попадаться им на глаза, а если попадались — тут же прятались в потемках.
Укобах и Рибезель шли впереди, так как знали кратчайший путь из города. За ними следовал Шторр-жнец со своими людьми, а вольпертингеры замыкали шествие. Румо догнал Шторра, чтобы кое о чем спросить.
— Зачем ты пошел за мной в Бел?
— Зачем? — усмехнулся Шторр. — А зачем меня понесло в зыбучий песок Беспределии? Потому что я тупица!
— Это точно! — крикнул кто-то из йети.
— А почему ты спрашиваешь? — Шторр заскрипел черными зубами. — Я скажу тебе зачем: уж точно не ради тебя. Я пошел ради Йелмы.
— Что за Йелма? — спросил Румо.
— Ну, слушай, — начал Шторр. — Я много думал о тебе, парень, после того как высадил из лодки. Плавал по черному озеру и размышлял, какой же ты идиот.
Румо фыркнул.
— А потом я расхохотался. Целый день в себя не мог прийти, вспоминая твою дурацкую затею одному пойти в Бел и драться с целой армией чертей, чтобы освободить возлюбленную. Ох, как же я хохотал.
Йети у него за спиной язвительно осклабился.
Румо уже и сам был не рад, что спросил.
— А потом я зарыдал, — продолжал Шторр. — Ну как, зарыдал — у нас, мертвых йети, не бывает слез. Больше похоже на сухой кашель, но так уж мы плачем, понял? Ревел я не из-за тебя, даже не надейся! Я черствый старый йети, и мне совершенно ни до кого нет дела. Окажись рядом лучший друг — а друзей у меня нет! — так вот, окажись он рядом и ударь в него молния, я бы и ухом не повел, понял?
Шторр взглянул на Румо мертвыми глазницами.
— Понял, — ответил Румо.
— Нет, я рыдал вовсе не поэтому. Рыдал я оттого, что увидел в тебе свое отражение, будто я не старое, мертвое страшилище, а молодой и сильный йети, каким был в твоем возрасте!
Румо кивнул.
Голос Шторра зазвучал моложе и звонче.
— Я один мог уложить двоих, троих — да что там — полдюжины йети. Я даже мочился против ветра! Мир принадлежал мне, и все в нем жили по законам Шторра, усек? Не зря меня прозвали Шторр-жнец. Йети с горячим сердцем!
— Это уж точно, — поддакнул йети, шедший позади.
Шторр снова понизил голос:
— В те времена я полюбил одну девушку-йети. Ее звали Йелма. Ну, там грустная история. Если вкратце — Йелма умерла. Заболела и вскоре умерла. О, как бы я хотел вернуть ее. Да узнай я, что ее утащили в город, где полным-полно злобных чертей, я бы голыми руками прорыл туда дорогу и вызволил мою Йелму! Но не было никакого города чертей, она просто умерла. Я понемногу успокоился, состарился, а в конце концов и сам умер, ну, или почти умер. Вот так.
Шторр надолго умолк. Его душил сухой кашель.
— А тут тебя заносит ко мне в лодку, и ты рассказываешь, что направляешься в город, кишащий чертями, чтобы освободить возлюбленную, один, с кухонным ножиком. И вот, когда ты ушел, а я вдоволь наревелся, нахохотался и все обмозговал, я сказал себе: «Отчего бы тебе не пойти следом за маленьким идиотом? Отчего бы не пойти в город, где полным-полно чертей, и рискнуть еще раз? Если ты этого не сделаешь, твоя Йелма никогда не простит тебя, и ты не посмеешь показаться ей на глаза, когда окончательно умрешь».
Шторр снова закашлялся.
— Именно этого мои воины от меня и ждали. «Эй, парни, — сказал я, — мы идем в город, где полно чертей, спасать этого болвана-вольпертингера». — «Ладно, — крикнули они в ответ, — это самая толковая твоя затея со времен похода в Беспределию». А я им: «Тому, кто еще раз помянет эту проклятую историю с Беспределией, я затолкаю в глотку весло, а потом суну в камыши вниз головой!» — Никто ничего не ответил, тогда я сказал: «Ладно, трусы, я иду в город, где полным-полно чертей, и мне все равно, пойдет кто-нибудь со мной или нет. А если вам так нравится быть мертвецами, то и сидите в своих дурацких лодках на этом вонючем озере, пока оно не застынет! И поминайте лихие времена! А я иду в Бел, ведь я в долгу перед Йелмой!» — И знаешь, что? Все, как один, пошли со мной, только небольшой отряд остался стеречь лодки. Мои воины! Мои придурки!
— Сам придурок! — буркнул йети, что шел позади.
— И знаешь, что я тебе скажу? — продолжал Шторр. — Мы пришли не зря. Одолели медных болванов! Показали этим чертям из Бела, почем фунт изюму. А еще я повидал твою Ралу! Слишком тощая, на мой вкус, но было бы жаль, если б она умерла. Считаю, поход состоялся. А ты подарил ей шкатулку? — Шторр заговорщически ухмыльнулся.
— Нет, — тихо ответил Румо.
Шторр опешил.
— Нет? Как нет?
— Не было случая.
— Какого еще случая?
— Подходящего.
— И когда же он, по-твоему, представится?
— Скоро, — ответил Румо.
— Как скоро? — не унимался Шторр.
— Очень скоро, — ответил Румо, замедлив шаг, дожидаясь сородичей.