ака, засыпанных стружками. На них лежали всевозможные рубанки, стамески, лобзики, угольники. К каждому верстаку крепились мощные тиски.
Сбросив бревно с плеча, Румо приблизился к одному из верстаков. Столяр, стоя у циркулярной пилы, механически давил на педаль и распиливал бревно. Он не заметил Румо. Тот поднял с пола дощечку, зажал ее в тисках и принялся орудовать рубанком.
Столяр Орнт ла Окро убрал ногу с педали и обернулся. У него в мастерской за его верстаком стоит юный вольпертингер и строгает дощечку. Дело не просто необычное — неслыханное! Во всем Вольпертинге только ему позволено выбирать подмастерьев и обучать их столярному ремеслу. И только сам Орнт дает подмастерьям задания.
Орнт решил, что кто-то из соседей подшутил над ним, подослав этого парня в мастерскую. Выглянул за дверь — никого. Вернувшись, он увидел, что наглец стоит за токарным станком и вытачивает ножку для стула.
Сперва Орнт хотел хорошенько отделать Румо и, схватив за шиворот, вышвырнуть из мастерской, но остановился, прислонясь к бревну. Никогда еще он не видывал, чтобы кто-то так проворно вытачивал ножку для стула. Румо вынул готовую ножку из станка, оглядел ее, отложил и стал вытачивать вторую.
Орнт закурил трубку.
Выточив все четыре ножки — за такое время сам Орнт успевал сделать всего одну, — Румо достал со стеллажа большую доску и тут же выстрогал сиденье, тоже весьма искусно. Соорудил спинку из трех продольных перекладин и одной поперечной. Принюхавшись, Румо уверенно выбрал из двадцати баночек с клеем нужную — сам Орнт отдавал предпочтение именно этому клею. Просверлил отверстия для перекладин спинки, подобрал шурупы, прикрутил ножки к сиденью, приклеил спинку и отшлифовал края наждачкой.
Румо поставил стул посреди мастерской и уселся на него. Стул скрипнул — шурупы, дерево и клей понемногу привыкали друг к другу. Только теперь Румо бросил на Орнта затуманенный взгляд, будто только что видел приятный сон и вдруг проснулся.
— Хочу стать столяром, — буркнул он.
— Ты и так столяр, — ответил Орнт.
Едва четверо узников склепа научились читать связные фразы, составлять из букв слова и записывать их, чтение и правописание сократили до двух уроков в день, и новички смогли больше учиться вместе с остальными.
Румо был рад чаще видеть Ралу, а так как умел читать и писать, воспринимал занятия по-новому. Теперь Румо понимал, что учитель пишет на доске, и даже сам мог нацарапать словечко-другое.
С огорчением он заметил, что Рольф то и дело трется возле Ралы. Хуже того: Рала, похоже, не возражает! На переменах Рольф так и увивался за ней, затевал у нее на глазах потасовки, а однажды даже отдал свое яблоко, и та — о, ужас — взяла. Сам Румо и помыслить не мог ни о чем таком: до сих пор он и словечком с ней не перекинулся. Самое большее, на что он отважился, — написать на бумажке имена «Румо» и «Рала» рядом другие другом. Но тут же изорвал бумажку в мелкие клочья.
Румо по-прежнему не допускали до занятий борьбой, но он продолжал терпеливо ходить в школу, так как понял: само собой ничего не делается. Уроки игры в шахматы стали для него настоящей пыткой: едва ли он ненавидел что-нибудь сильнее. Когда соперник по игре загонял Румо в угол (а такое случалось постоянно), больше всего ему хотелось схватить доску и огреть того по башке. Но основные правила игры это запрещали.
Час от часу не легче: Рала оказалась чемпионкой школы по шахматам. Может тягаться даже с учителями и играть одновременно несколько партий — хоть десять. Но и это еще не все: единственный, кто хоть как-то дотягивает до нее, — это Рольф. Они то и дело устраивали состязания, и побеждала то Рала, то Рольф. Румо завидовал Рольфу: уж очень много времени тот проводит с ней.
Не лучше обстояли дела и с арифметикой. Не то чтобы Румо не умел считать — он не хотел! До глубины души его возмущала необходимость складывать, вычитать или делить абстрактные числа. Слова ему нравились, ведь они наполнены образами или ощущениями, они нужны в повседневной жизни, а от цифр — сплошная путаница. Считать — это все равно что щупать дым или жевать запах. Арифметика — это для зануд и канцелярских крыс. И впрямь, лучше всех по арифметике успевали самые скучные одноклассники Румо. Даже на переменах они собирались кучкой и решали математические головоломки, которые давал им учитель. На уроках арифметики Румо глядел в окно и надеялся, что его не вызовут к доске. Вскоре учитель махнул на него рукой, решив, что Румо совершенно безнадежен и не стоит понапрасну терять время.
А вот героеведение пришлось Румо по вкусу. Он с удовольствием запоминал звучавшие на уроке имена героев и их подвиги: Кондор Беровальт — задушил в розовом лесу трех медведей, пожиравших младенцев; Бефусаил Бальдо — в возрасте ста девяноста девяти лет заткнул дыру в плотине собственным телом, предотвратив наводнение; Андромека Кристалл — обратилась в статую изо льда во время бури в Северном краю, облившись водой, чтобы заслонить собой семью от ледяного ветра.
Но кое-что Румо не нравилось: героями всегда были другие. Динозавры из Драконгора одолели черных людей, клан скелетов и медных болванов. Принцессы Гральзунда защитили город от войска туманных ведьм. Окин Волкрик рухнул в ущелье Вотана вместе с мостом, чтобы задержать войско кровопийц, и при этом, заметьте, пел! Почти у всех народов Цамонии имелись свои герои, и только у вольпертингеров — никого. Ни один вольпертингер еще не совершил подвига. Ни один!
Даже Гот. Он заслужил всеобщий почет лишь тем, что вошел в пустой город. Но героем от этого не стал. Вольпертинг никто никогда не осаждал. Здесь не знали разрушительных ударов стихии, пожаров или налетов демонов, и у вольпертингеров просто не было возможности проявить героизм. Казалось, беда обходила город стороной, испугавшись воинственного вида его обитателей. Румо же считал, ему на роду написано стать героем. Подвиг на Чертовых скалах — вот о чем, несомненно, следовало бы рассказывать на уроках героеведения. Но некому было об этом поведать, а Смейк теперь очень далеко. Быть может, кто-нибудь из добротышек расскажет своим детям о подвиге Румо, но, кто знает, не перепутают ли они имя героя? Назовут его Рому или Умор — не все ли равно? Нет, ничего не попишешь: у Румо был шанс прослыть героем, и он его упустил. И уж скорее он обыграет Ралу в шахматы, чем отыщет опасные приключения в пределах города.
Урок общих сведений о вольпертингерах представлял собой странную смесь биологии, истории и правил поведения, немыслимую путаницу наставлений, фактов и легенд, прикладных данных и нелепых слухов — в общем, кашу из всего того, о чем не расскажут на других уроках. Учитель разглагольствовал то об особенном чутье вольпертингеров, то о системе общественных обязанностей, то о важности городских туалетов с точки зрения гигиены, то об опасности купания в водоемах — никто никогда не знал наверняка, о чем Гарра заговорит на следующем уроке. На сей раз речь пошла о черном куполе.
— Черный купол, — вещал Гарра, — существовал, когда нас еще и в помине не было, он существует сейчас и будет существовать еще долго-долго, когда про нас и думать забудут.
Выждав немного, пока ученики обдумают его слова, Гарра продолжал:
— Бытует мнение, что купол — на самом деле шар, попавший сюда из космоса: в Цамонии такого металла не сыщешь. Да, кое-кто полагает, что купол — это упавший на Землю метеорит. А вокруг него давным-давно кто-то выстроил город. В пользу этой теории говорит тот факт, что мы до сих пор не знаем, из чего состоит купол.
И Гарра записал на доске: «1. Теория метеорита».
— Согласно второй теории, купол возвели уже после строительства Вольпертинга, а секрет строительного материала утерян. Горе-строители забыли про дверь, замуровались изнутри и задохнулись. Если эта теория верна, то в самом центре города стоит здание, битком набитое скелетами.
И Гарра записал на доске: «2. Жуткая теория».
— Третья теория гласит: купол не падал с неба, и его никто не строил — он вырос сам. Каменное растение, металлический гриб или прыщ, вскочивший на лице Земли. Если это так, не хотел бы я очутиться поблизости, когда прыщ лопнет.
Ученики засмеялись, а Гарра записал на доске: «3. Теория прыща».
— Все эти теории — а я могу привести еще десятка два — говорят лишь о том, что точных сведений о черном куполе нет. Я же придерживаюсь такого, сугубо личного, мнения: не важно, существовал ли купол до Вольпертинга, или его построили горожане. Думаю, черный купол — это скульптура-символ. Огромная каменная загадка, знак вопроса, призванный напоминать: пока мы живы, вот здесь, — Гарра постучал лапой по лбу, — всегда найдется дело. Понимаю, не очень-то вам по душе труд без передышки, но уясните себе: работа мысли, тяга к знаниям, поиск ответов не должны прекращаться ни на миг.
Румо вдруг вспомнил загадку Смейка: «Что одновременно становится длиннее и короче?» Ответа он пока не нашел.
Румо чувствовал некоторую гордость собой за то, что выучил алфавит. По вечерам, возвращаясь домой из школы вдвоем с Урсом, Румо читал вслух каждую вывеску, что попадались по дороге.
— Ну, как дела в склепе?
— «Городская пекарня».
— Хочешь колбасы?
— «Фонтан Гота».
— Думаю завязывать с колбасной лавкой и устроиться в пекарню. По горло сыт колбасой.
— «Царузо, торговля древесиной».
— А может, пойти работать в пищеблок? Там тебе и первое, и второе.
— «Пожалуйста, не сорите!»
— Свой ресторанчик — вот было бы здорово! У меня же целая пачка рецептов. Все сам придумал.
— «Чистите зубы пять раз в день!»
— В Вольпертинге определенно не хватает ресторана флоринтской кухни. Нет в местных харчах изысканности.
— «Кожаные изделия на любой вкус».
— Пусть на каждом столе будет по шахматной доске. Можно одновременно есть и играть в шахматы.
— «Будьте осторожны с огнем!»