При правильном уходе и хранении человечек живет в бутылке с питательной жидкостью около месяца. Он реагирует на холод, тепло и всевозможные химические соединения, совсем как живой. Некоторые считают, будто у лейденского человечка есть душа и он чувствует боль, но я категорически отрицаю все эти суеверия. Как может чувствовать боль тот, у кого нет нервной системы? Я считаю варварством мучить лягушек и пытать мышей, когда можно воспользоваться гуманным средством. Моя речь окончена.
Мне попался человечек превосходного качества. Каждый раз, оживляя лейденского человечка, я даю ему имя. Нынешнего я назвал Гельмгольмом. Гельмгольм из Туман-города.
На ближайший месяц Гельмгольм станет моим главным собеседником. Всякий ученый одинок, а невеста его — наука!
Туман заглядывает в окно, будто шпион.
Утром ходил в город. Жители немного похожи на привидений, особенно когда неожиданно появляются перед тобой из тумана, тараща водянистые глаза.
Чего я только не слышал про этот взгляд! Дескать, злобные жители хотят тебя загипнотизировать или околдовать. Но этому (как и всему остальному) есть научное обоснование: жителям Туман-города приходится таращить глаза, потому что в городе очень мало света. И никакого дурного умысла. Еще один миф развенчан!
Туман все сгущается. Я искал магазин колониальных товаров и постепенно перестал различать дома. Вокруг — лишь серая пелена тумана. Вдруг передо мной возникла пара огромных глаз — такого пронзительного взгляда я прежде не видел. Я оцепенел от ужаса. Пара глаз — и ничего больше, только клубы тумана. Неужели привидение? Однако я смело шагнул вперед, мой визави сделал то же самое, и теперь нас разделяло всего несколько сантиметров. Тут подул ветер, туман рассеялся, и оказалось, что я стою перед витриной магазина. Мои собственные глаза отражались в стекле! Кстати, это и был магазинчик колониальных товаров.
Туман проник даже внутрь, клубы пара стелились по полу, доходя до колена. Я купил все необходимое. Хозяин оказался не слишком разговорчив, но вежлив. Голос его звучал глухо и хрипло.
На прощание хозяин магазинчика посоветовал сходить в местный парк, где духовой оркестр время от времени устраивает концерты. Ну разве можно упрекнуть жителей Туман-города в плохом гостеприимстве?
После обеда взял первый образец тумана возле маяка: с помощью ретромагнитного насоса закачал пар в лабиринтовую колбу Гейслера. Как ни странно, это оказалось непросто: мне пришлось приложить немало усилий, чтобы набрать насосом хоть немного тумана. Все это сопровождалось смачным хлюпаньем. Наконец я заткнул колбу закупоривателем Фюссли.
Будто змея, пополз образец тумана по изгибам лабиринтовой колбы — трудно поверить, что это вода! Но на аураграмме все будет видно.
Вечернее чтение: «Говорящая печь» Хильдегунста Мифореза. Ужасная романтическая чепуха, чудовищная пошлость, образец мертворожденной цамонийской выдумки, лишенной всякой научной основы. Даже заголовок следует понимать буквально, никакая это не метафора. Ну и фрукт этот Мифорез! Хотя пишет неплохо. Это ж надо — пятьдесят с лишним страниц описывать тиканье напольных часов!
Туман. Ну разумеется, туман — я же в Туман-городе. Но сегодня он кажется плотнее прежнего. Я придумал приспособление для ежедневных измерений плотности тумана и назвал его оцтафановым туманоптометром. Метрах в десяти от маяка я поместил таблицу с буквами, как у врача-окулиста (нарисовал ее сам) — это одна часть приспособления. Вторая часть — линия, начерченная мелом на полу спальни, прямо у окна. Теперь я каждое утро становлюсь на этой линии и смотрю на таблицу. Чем меньше буквенных рядов видно, тем гуще туман. Можно даже придумать единицу измерения количества нечитаемых строк. Как бы ее назвать? Колибриль? Отличная мысль!
Сегодня оцтафанов туманоптометр показывает два Колибриля.
Долго гулял по Туман-городу, почему-то не встретил ни одного жителя. Архитектура этого города — совершенно уникальное для Цамонии явление. Если бы пришлось описать местные постройки одним словом, я бы назвал их «сутулыми». Домики напоминают холмики, какие оставляют за собой кроты, только выложенные из камня. Одинаковые круглые крыши будто торчат из земли. Мне отчего-то кажется, что эти домики большей частью уходят под землю.
Гельмгольм приветствует меня каждый раз, как я прихожу домой. Забавный карлик! Стучит кулачками по стеклу, топает ножками, стоя в питательной жидкости. Жаль, говорить не умеет.
Два Колибриля на оцтафановом туманоптометре.
Сегодня ввожу образец тумана в бутылку лейденского человечка. Чему быть, того не миновать.
Взял часть образца из лабиринтовой колбы (снова это смачное хлюпанье) и закачал в бутылку. Кажется, человечку понравилось. Туман ведет себя почти как живой. Змеей пополз он по внутренней стенке бутылки, а Гельмгольм тщетно пытался поймать его. Как завороженный, я наблюдал эту незатейливую игру, пока, наконец, чувство долга не напомнило о себе.
Устанавливаю аураграф. То еще веселье: все настройки сбились при транспортировке. Регулировка с помощью свечного гелиостата займет пару дней. Отладка аураграфа сродни настройке инструментов целого оркестра. Провозился весь день.
Перед сном читал Мифорезовы «Путевые заметки сентиментального динозавра». Это из раннего. Удивительно сильная вещь. Наверное, мне понравилось потому, что в книге больше фактов, чем вымысла. Пока прочел только первую главу, где Мифорез описывает Книгород, город антикваров, но одна эта глава тянет на отдельную книгу. Что там правда, а что вымысел? В любом случае, меня поразило скрупулезное описание городских катакомб и их загадочных и опасных жителей. Как интересно было бы когда-нибудь исследовать мир, где царит такая темнота!
Смейк бегло проглядел несколько страниц за последующие дни: Колибриль обстоятельно описывал регулировку аураграфа. Зевнул, протер глаза и выглянул в окно. Он увидел таблицу с буквами, большую часть из них смог различить. Кажется, пять колибрилей по оцтафанову туманоптометру? Смейк ухмыльнулся. Ох, уж эти ученые! Не успокоятся, пока не переведут все на язык цифр. Он стал читать дальше.
Семь колибрилей на туманоптометре. Нечего и думать высунуть нос. Продолжаю возиться с аураграфом. Начинаю исследовать сильфидную плотность тумана. Закачал насосом еще один небольшой образец в двойную спираль. Подключил теодолит Линденхопа, но, конечно, снова забыл мобизировать контакты! В результате — два лишних часа на чистку микропинцетом и кисточкой. Гельмгольм в бутылке с удивлением слушал, как я осыпаю себя проклятиями. Маленький ротик беззвучно повторяет мои слова.
Наконец провел измерения. Результат меня удивил. Нет, этого просто быть не может, у водяного пара не бывает такой сильфидной плотности. Проверил еще раз — то же самое. Черт знает что! Нельзя было начинать измерения до мобизировки. Чистка кисточкой — способ ненадежный, кроме молекул тумана, в прибор могли попасть микробы или бактерии. Завтра все сначала. Прав был Соловеймар, когда говорил, что однажды я натяну носки поверх ботинок. Я всегда слишком тороплюсь.
Вот и день прошел. Написал небольшую статью для Гральзундского университета о губительных последствиях роста популяции демонского жучка (Leptinotarsa daemonlineata) на сельское хозяйство Нижнего Зернограда.
Наконец по совету хозяина магазинчика колониальных товаров побывал на концерте духового оркестра в тумангородском парке. Кроме меня там оказалось всего несколько кашляющих курортников (астматиков-полугномов из Сморчковых гор).
Начался концерт. Музыканты все местные. Их инструменты издавали легкое клокотание. Мне стало спокойнее. Звуки, словно пузырьки воздуха, струились из труб и растворялись в тумане. Казалось, туман двигался в такт музыке: то сгущался, то кружился вихрем, то трепетал, хотя, конечно, это все из-за ветра. Музыканты очень талантливы. Каждый играл немного по-своему, импровизировал. Удивительно, какие нежные звуки можно извлечь из музыкальных инструментов, всего лишь вовремя открывая и закрывая клапаны натренированной рукой! Будто на крыльях, я полетел домой, только по дороге, из-за плохой видимости, споткнулся о ведро с дохлыми медузами.
Не меньше десяти колибрилей по оцтафанову туманоптометру — едва вижу таблицу. Густая пелена, окутавшая башню со всех сторон, выглядит устрашающе. Кое-где туман такой плотный, что стекает по оконным стеклам, будто морская пена. Впервые за время пребывания в Туман-городе мне не по себе.
Наконец скрепя сердце выхожу в туман. Кажется, будто ходишь под водой, каждый шаг требует огромного напряжения мускулов. Дышать трудно, на нёбе очень скоро неприятно оседает соль. Тело тяжелеет, на душе кошки скребут. А ведь кто-то едет сюда лечиться! Нужно быть очень тяжело больным. Решил вернуться в башню, но сбился с дороги и добрый час блуждал, как ненормальный, пока случайно не наткнулся на входную дверь. Запершись изнутри, вздохнул с облегчением.
Целиком ушел в работу.
Вечером тщательно осмотрел лейденского человечка. Туманный червь повис у самой пробки бутылки, как паук. Гельмгольм не может до него дотянуться и, видимо, совсем о нем позабыл, во всяком случае, внимания не обращает. Я постучал по стеклу, Гельмгольм постучал в ответ. Забавно.
В постели опять читал «Путевые заметки» Мифореза. Так увлекательно — всю ночь не мог оторваться!