Единорожка взбежала по стволу и скрылась в дупле. Голос ее зазвучал глухо, как из глубокого колодца.
— Я стал расти в глубину, уйдя корнями на много километров под землю. На ветки внимания не обращал — это чепуха для любителей свежего воздуха и птичек. Вот скажи, какое из живых существ ты назвал бы самым неповоротливым?
— Не знаю, — ответил Румо.
Единорожка высунулась из дупла.
— Наверняка ты бы сказал «дерево». А то и вовсе «дуб». Не зря нас считают символом стойкости, непоколебимости, закоренелости. Чушь какая! На самом деле дубы — весьма подвижные создания. Мы движемся каждый миг, во все стороны: вверх, вниз, на север, на юг, на восток и на запад. Не ведаем сна и отдыха. Растем ветка за веткой, листок за листком, корешок за корешком, кольцо за кольцом. Дуб — это идеальный символ движения, но все упорно не желают этого видеть. Что поделать?
Единорожка выбралась из дупла, вскочила на ветку и распушила хвост.
— Глубоко-глубоко уходят мои корни, гораздо глубже, чем у любого другого дерева. Я мог бы поведать тебе, где находятся самые богатые залежи золота и алмазов в этой местности. Мне известно, где можно собрать целую гору лучших белых трюфелей. Я знаю, где зарыты сказочные сокровища.
Единорожка растопырила лапки.
— Корни мои и теперь растут. Известно тебе, почему Нурнийский лес стоит на холме? Все это — корни. Мои корни.
С этими словами единорожка юркнула в листву дуба. Румо нерешительно озирался, но тут из норки выглянул крот и продолжил рассказ:
— Знаю, для тебя «геология» — это что-то очень скучное, примерно как вязание. Грязь и камни. Это потому, что у тебя нет корней. Ты и представить не можешь, как это увлекательно: пускать корни через самые разные слои почвы, вниз, к центру планеты. Будто читаешь книгу, написанную самой Землей. Сколько тайн, сколько неожиданных открытий и чудес! — Крот высыпал кучку земли из норки.
— Я сделал поразительные открытия! Из трещины в скале, в подземной пещере, будто родник, струится свет. Он стекает в озеро светящегося воздуха. А какие окаменелости мне встречались — ты не поверишь. Я нашел кристаллизованную медузу около трехсот метров в диаметре. Внутри нее — гигантский динозавр, наполовину переваренный. А у того в животе — тоже какое-то полупереваренное существо, его и словами не описать. Моих открытий хватило бы на целую армию палеонтологов.
— Нельзя ли ближе к делу? — поинтересовался Румо. — Если нетрудно.
Крот юркнул в норку, оттуда высыпалось еще немного земли, и зверек скрылся.
Двуглавая куропатка, покрытая шерстью, облетела вокруг Румо и уселась ему на левое плечо. Заговорила первая голова:
— Ладно, ладно, не буду утомлять геологическими подробностями. Все это ничто по сравнению с самым великим открытием, которое я сделал под землей.
— Однажды, — подхватила вторая голова, — мои корни, преодолев много километров, пробили свод. Потолок гигантского помещения. Понимаешь, что это значит?
— Нет, — ответил Румо.
Теперь головы заговорили хором:
— Это значит, что весь наш континент — это купол. А под ним, глубоко под землей, скрыт иной мир.
— Подземный мир! — ухнул одноглазый филин в ветвях дуба. — Подземный мир!
Двуглавая куропатка испуганно чирикнула и улетела.
— Подземный мир! — еще раз гулко крикнул филин. — Запомни эти слова! Мы ходим по тонкому хрупкому льду, а внизу раскинулся темный мир, исполненный зла!
Филин мотнул головой туда-сюда. Выпучив водянистый кроваво-красный глаз, он пристально уставился на Румо.
— Признаться, с тех пор я ужасно жалею о своем непомерном любопытстве! Не узнай я этого, жил бы себе беззаботно. А теперь я только и жду, что земля подо мной разверзнется и поглотит меня.
Выплюнув комок шерсти, филин с шумом расправил крылья и улетел.
Прямо перед глазами Румо с ветки дуба свесилась зеленая лесная змея, долго смотрела на него, будто гипнотизируя, а затем прошипела:
— Вот и весь мой рассказ. А рассказ — это предостережение. Теперь, если хочешь, отпили кусок дерева. У меня его хоть отбавляй.
Пока Румо рубил ветку дуба, змея сползла в кучу листьев и стала с любопытством его разглядывать.
— Шкатулка для возлюбленной, — прошипела она. — Ну-ну. Могу себе представить, каким успехом ты пользуешься у дамочек. С такой-то фигурой.
— Вообще-то нет, — промямлил Румо и покраснел.
— Ну, полно, — возразила змея. — Старый ловелас! Вырезать шкатулку из древесины нурнийского дуба — что может быть романтичнее? Ты тертый калач.
— Идея не моя.
— Вот как, — протянула змея. — Все заранее спланировал. В тихом омуте черти водятся. Бьюсь об заклад, все девчонки у твоих ног.
— Ничего подобного, — буркнул Румо, продолжая рубить.
— Ты отличный парень, — продолжала змея. — Не хвастун. Не то уже рассказал бы, что укокошил нурнию.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю все, что происходит в моих владениях. И кое-что сверх того. Времени-то у меня вдоволь. Хочешь что-нибудь узнать, спрашивай, не стесняйся.
— Нет, спасибо, — ответил Румо.
— Правда? Ни над чем не ломаешь голову?
Румо задумался:
— Постой-ка! Есть кое-что…
— Выкладывай!
— Что одновременно становится длиннее и короче?
— Жизнь, мой мальчик, жизнь! — отвечала змея. — Проще простого.
Румо почувствовал себя полнейшим дураком. Ну конечно! Как он сам не додумался?
— Можешь спросить, где зарыты величайшие богатства.
— Спасибо, — сказал Румо. — Все, что нужно, у меня есть.
Румо отломал ветку дуба.
— Ай! — вскрикнула змея. — Лучшего дерева на шкатулку для возлюбленной не найти.
— Очень щедро с твоей стороны! — поблагодарил Румо. — Но мне пора.
— Жаль, — вздохнула змея. — Приятно было поболтать. Ну, всего хорошего! Как знать, вдруг еще свидимся.
— Может быть. — Сунув ветку под мышку, Румо зашагал прочь. — Спасибо!
— Осторожней с этими проклятыми нурниями! — прокричала змея ему вслед. — А, кстати, звать-то ее как?
Румо обернулся:
— Ты про кого?
— Да про твою возлюбленную.
— Ее зовут Рала.
— Рала. Красивое имя. А тебя как зовут?
— Румо.
— Румо? Так называется…
— Карточная игра. Знаю.
— Забавно.
— Да уж, — вздохнул Румо. — Забавно.
— Что мы делаем? — прорычал Гринцольд.
Воин-демон, похоже, пока не пришел в себя после пробуждения и раздражался по любому поводу. Выйдя из Нурнийского леса, Румо уселся в траве, вынул меч и стал строгать дубовую ветку. Уже смеркалось.
— Вырезаем шкатулку, — слащаво мурлыкнул Львиный Зев, восхищенный мастерством Румо. — Шкатулку для возлюбленной.
Гринцольд застонал.
Несколько уверенных взмахов мечом — и из деревянной заготовки вышел брусок: десять сантиметров в длину, пять в ширину и пять в высоту. Выпилив плоскую крышку, Румо терпеливо выдолбил в бруске углубление. Вырезал пазы для крышки и принялся за отделку.
Румо украсил шкатулку узором из листьев, побегов, корней и древесной коры, а на передней стенке вырезал нурнийский дуб Иггдра Силь — таким, каким его запомнил. Тщательно проработал каждую ветку, каждый листок. На ветвях и среди корней Румо изобразил животных, через которых дуб разговаривал с ним: косого зайчика, единорожку, филина, змею, ворона, жабу, двуглавую куропатку и крота. Львиный Зев то и дело давал советы.
— За что мне такое наказание? — нетерпеливо проскрипел Гринцольд, когда Румо острием демонского меча стал вырезать ухо единорожки. — Неужели я опустился до подобной сентиментальной пошлости?
— Любовь сильнее смерти! — проговорил Львиный Зев.
— А вот и наоборот, — буркнул Гринцольд.
Щелк — от шкатулки отлетела крохотная щепка, а на ее месте появилась прорезь не толще волоса. Львиный Зев зашелся от восторга.
— Немного левее! Стоп! Полмиллиметра вправо! Стоп! Вот тут! Кончик корня нужно немного под… — да, вот так!
Щелк — отлетела еще щепка, пожалуй, даже пылинка. Потрясающе!
— У тебя здорово получается, — похвалил Румо.
— Истинное искусство — в деталях, — подытожил Львиный Зев. — Не люблю рубить сплеча.
— А я люблю, — возразил Гринцольд. — Размахнешься — и разом три головы летят в снег. Вот это искусство. Долго еще будете ерундой заниматься?
Румо мастерил до поздней ночи. Развел костер и сел поближе к огню. В их с Львиным Зевом работе не было предела совершенству — к огромному огорчению Гринцольда.
Придирчиво оглядев шкатулку, Румо наконец решил, что она готова. Никогда еще он не мастерил такую чудную вещицу. Положив внутрь красный листок нурнии, Румо задвинул крышку, спрятал шкатулку в сумку и лег спать.
На третий день пути Румо очутился в окрестностях Вольпертинга. Ощупал шкатулку сквозь сумку. Настоящий нурнийский дуб. Сам смастерил. Внутри — листок нурнии. Отличный талисман, чтобы покорить сердце девчонки. Румо ускорил шаг.
— Надо бы почаще вырезать такие милые безделушки, — подал голос Львиный Зев. — Такая работа мне по душе.
— А мне нет, — прорычал Гринцольд.
— Мы бы могли открыть мастерскую: «Румо и Львиный Зев — резьба по дереву. Шкатулки и другие подарки возлюбленным». Успех был бы огромный.
— Замолчите оба! Там кто-то есть.
Румо замер на месте, прислушиваясь. Они шли по холмистой местности, заваленной камнями величиной с дом и поросшей хилыми соснами. По земле стелился туман.
— Опасность? — шепнул Львиный Зев.
— Опасность? Будем защищаться? Будем убивать? — обрадовался Гринцольд.
— Их трое. Запах мне знаком… но откуда? Это не вольпертингеры. Пахнут неприятно, но опасности не чую. Воняет какой-то гнилью.
— Черт! — выругался Гринцольд. — Но все равно можем их прикончить. За вонь.