Какими бы ужасными и опустошительными ни были войны с фрауками, жителям Бела все же удалось одержать победу над захватчиками и даже приспособить тех для своих нужд. И все благодаря обонятельному гипнозу, придуманному алхимиком Хемоном Цифосом. Он укротил врага при помощи зелья с кисловатым запахом. Отныне обязанность по приручению фрауков была возложена на гильдию алхимиков, и влияние их при дворе усилилось.
Еще одним важным последствием войн с фрауками стало создание гомункулов. Идея противопоставить чудовищам армию искусственно созданных существ также принадлежала алхимикам. Смешав вещество, добытое в подземном нефтяном озере, с другими секретными ингредиентами, они получили так называемый «материнский суп», из которого создавались гомункулы.
В центре Бела установили гигантский котел из подземной руды, наполнили материнским супом, а под ним развели огромный костер. Затем в суп побросали беременных самок всевозможных подземных тварей, пойманных в пещерах под Белом: пещерных воронов, костяных раков, свиней-трубачей и хоботковых жуков, и все это несколько раз вскипятили. Клетки животных смешались с доисторической субстанцией, что содержалась в нефти, и немного погодя из бурлящего и клокочущего варева стали выходить гомункулы: существа с хоботами или клювами, с клешнями, как у раков, или лапами, как у кротов, в самых причудливых сочетаниях.
Однако создать гомункулов удалось, когда фрауки давно были побеждены и приручены. Из материнского супа вышли не только солдаты, но и огромное множество рабов. Новые гомункулы регулярно пополняли их ряды. Благодаря нескончаемому потоку гомункулов благосостояние Бела существенно возросло: бесплатная рабочая сила стала выполнять самую тяжелую и опасную работу. Наряду с коренными белянами и пришельцами из наземного мира, гомункулы стали третьей кастой Бела, имевшей куда больше обязанностей, чем прав. Численность гомункулов неуклонно росла, но жили они недолго.
Но вот разрушительные войны позади, и горожане желают получить вознаграждение за свои страдания и лишения. Гаунабу Пятьдесят Первому пришла в голову мысль построить Театр красивой смерти.
В разгар трех последних войн с фрауками Гаунаб Пятьдесят Первый наблюдал за ходом сражения с безопасного расстояния, сидя на балконе дворца. В жизни не видывал он ничего прекраснее! Когда же войны были позади, правитель впал в глубокое отчаяние, и только идея создания театра вернула ему радость жизни. Гаунаб велел архитекторам соорудить в центре города огромную восьмиугольную арену, чтобы устраивать там бои фрауков и рабов. Предполагалось, что театр будет служить для увеселения одного лишь короля, однако мудрые советники убедили его позволить всем горожанам посещать бои.
Вскоре выяснилось, что устраивать бои с фрауками — плохая идея. Если слишком уж разозлить этих тварей, гипнотическое зелье алхимиков перестает действовать, и фрауки становятся опасны для зрителей. Для состязаний использовали лишь самые мелкие экземпляры, но и те, разбушевавшись, нередко насмерть затаптывали укротителей, нападали на зрителей, а однажды едва не сожрали самого Гаунаба Пятьдесят Первого.
Итак, от боев с фрауками решили отказаться, заменив их поединками рабов и гомункулов, рабов и пришельцев или рабов и диких зверей, лучше поддававшихся дрессировке, чем фрауки. Гаунаб Пятьдесят Первый понял, что бойня без участия фрауков доставляет ему ничуть не меньше удовольствия — тогда-то и родился Театр красивой смерти, ставший с тех пор культурным центром Бела.
Тем временем нравственный и физический распад членов королевской семьи стремительно продолжался. Гаунабы делались все уродливей и меньше ростом, а язвительная ухмылка все шире. Эпилептические припадки, истерия, мании, депрессии и буйное помешательство стали отличительной чертой династии Гаунабов.
Никто не решался заявить в лицо королю о его душевном нездоровье, и придворные врачи представляли болезнь добродетелью, галлюцинации — даром пророчества, а приступы безумия возвели в культ.
Когда у короля случались припадки, врачи давали ему крепкую микстуру, чтобы еще усилить бешенство. Если правитель впадал в депрессию, окружающие делали все, чтобы только омрачить его состояние. Целые поколения придворных считали особым шиком подражать поведению монархов: разыгрывать припадки бешенства, имитировать истерический хохот. Уродство и слабость сделались всеобщим идеалом красоты, и, желая произвести благоприятное впечатление, беляне старались принимать на публике самый болезненный вид.
Этот идеал переняли и строители. Гармония исчезла из архитектуры, на смену ей пришли уродливые аляповатые формы и малопригодные для строительства материалы. Кривые углы, горбатые крыши и глубоко просевшие стены господствовали в архитектуре Бела. Фасады отделывали окаменелой чешуей доисторических рыб или панцирями подземных насекомых. Печные трубы торчали, как рога у черта, ворота зияли, будто разинутые пасти, а окна походили на пустые глазницы черепов. В дело шли кости, окаменелые щупальца осьминогов и клешни раков. Из панцирей мертвых фрауков, удалив внутренности, тоже устраивали жилища. Красок в Беле почти не знали, и со стороны подземный мир мог показаться черно-белым: по серым улицам ходили бледнолицые жители, закутанные в темные одежды.
Освещение в городе, конечно, имелось, но только самое необходимое: слабый, мерцающий свет. Улицы освещались бледно-желтыми медузами в каменных чашах с водой, в окнах мерцали факелы и свечи из темного воска, а в жаровнях пылали общественные костры. От вездесущего дыма и сажи и без того нездоровая и мрачная атмосфера Бела становилась еще тягостней.
Несмотря на болезни и крайне дурное обхождение врачей, почти все Гаунабы дожили до глубокой старости. Даже Гаунабу Первому стукнуло сто шестьдесят четыре, и он, несомненно, протянул бы еще немало, не устрой ему собственные дети столь жестокую расправу. В среднем Гаунабы со своим букетом болезней жили по сто восемьдесят — двести лет. Всю жизнь короли делали вид, будто стоят одной ногой в могиле, но большинство из них умирало дряхлыми стариками.
При всем при том болезни и прихоти Гаунабов (за исключением нескольких поджогов и дурацких законов) почти не проявлялись на публике. Как любили шутить придворные врачи, болезнь прячется во дворце. Безумие короля при нем же и оставалось.
Так продолжалось довольно долго. Лишь при Гаунабе Шестьдесят Втором безумие, что называется, вышло за ворота. Помутнение его рассудка ощутили на себе и жители наземного мира. Именно Гаунаб Шестьдесят Второй приказал строить так называемые города-ловушки, прочитав о них в одной детской книжке.
Алхимик Нгюан Чугс Кан, ветеринар и учитель при дворе Гаунаба Пятьдесят Восьмого, для отпрысков королевской фамилии написал книгу, где просто и наглядно изложил основные принципы большой политики. Книгу с роскошными картинками он преподнес сыну тогдашнего правителя, Гаунабу Пятьдесят Девятому, в десятый день рождения.
Королей в книжке изобразили огромными и сильными черными пещерными медведями, простой народ — преданными и отважными крысами-альбиносами, гнувшими спину перед правителем, верных королю советников и придворных дипломатов — светящимися гусеницами, предателей — опасными змеями, врагов правителя — вампирами и болотными пиявками. Такая картина мира вполне доступна детскому пониманию. Сам город Бел Нгюан представил в виде мудрого столапого и стоглазого паука, притаившегося под землей. В один прекрасный день ему суждено выйти на поверхность. На ярких иллюстрациях паук строил в наземном мире домики-ловушки. Стоило земным существам устроиться в домике, как приходил паук и пожирал их. Таким юный принц увидел символ осуществления Красного пророчества.
Однако на Гаунаба Пятьдесят Девятого книга не произвела впечатления. Небрежно пролистав ее и завизжав от страха при виде паука, он забросил ее в ящик, набитый игрушками. Двое следующих Гаунабов также не проявили к книжке интереса, однако ценный подарок ручной работы передавался из поколения в поколение, пока не попал, наконец, в руки Гаунаба Шестьдесят Второго — к тому времени уже взрослого.
У этого короля безумие проявлялось чаще всего в виде мании. Сумасбродные идеи били ключом. Как-то раз он на целый год запретил белянам разговаривать иначе как шепотом. Короля с трудом отговорили от женитьбы на окаменелой рыбе. Он одинаково отвратительно рисовал, музицировал и сочинял стихи и постоянно выдумывал новые пакости. И вот однажды, роясь в королевской библиотеке, наткнулся на книжку Нгюана Чугс Кана.
Семена попали в благодатную почву. Гаунаб Шестьдесят Второй стал первым королем Бела, претворившим в жизнь идеи из детской книжки. Король обладал художественным вкусом и имел страсть к архитектуре и возведению монументальных сооружений. Бел стал застраиваться величественными зданиями по эскизам Гаунаба, однако под землей, в ограниченном пространстве, королю было не развернуться. Гаунаб Шестьдесят Второй пожелал продолжить строительство в наземном мире, однако советники то и дело его отговаривали. Пока алхимики не нашли средства для защиты от солнечных лучей, говорили они, строить что-то в наземном мире не имеет смысла. Но, несомненно, такое средство будет найдено.
Книжка Нгюана Чугс Кана запустила в воспаленном сознании Гаунаба Шестьдесят Второго цепную реакцию безумных видений и идей. И вот его градостроительные мечты, Театр красивой смерти, гомункулы, фрауки, искусство алхимии, иллюстрации из книжки, наземный и подземный мир слились воедино, в чудовищный, но абсолютно гениальный план.
Созвав советников, архитекторов, генералов, алхимиков и служителей Театра красивой смерти, правитель объявил о своем намерении поручить гомункулам, способным работать и при солнечном свете, построить в наземном мире город, проведя оттуда лестницу в подземный мир. Построив город, гомункулы должны вернуться в Бел.