Подземные каналы естественного происхождения возникли в доисторические времена. Запутанный лабиринт походил на губку. Многие алхимики утверждают даже, будто подземелья Бела — и есть гигантская окаменевшая губка. Нужно обладать превосходной памятью и недюжинным чутьем, чтобы не заблудиться. Сородичи Рибезеля пропадали почти каждый день, но никто по ним не горевал. Быть может, их уносило сточными водами, или они сталкивались с подземным чудищем покрупнее собаки — подземелье таило множество опасностей, одна хуже другой.
Рибезель не только превосходно ориентировался в тоннелях, но и невероятно метко насаживал паразитов на трезубец. Так бы и провел он всю жизнь, чистя канализацию, пока в один прекрасный день его не настигла бы смерть. Но однажды Рибезель спас жизнь маленькому белянину, по неосторожности угодившему в канализационный люк, где малыша едва не сожрали кровавые крысы. В награду Рибезелю позволили занять новую должность. Так кончилась трудная жизнь Рибезеля в клоаках Бела и началась новая, в качестве слуги Укобаха.
— Ну ладно, — вновь заговорил Укобах, когда все трое двинулись дальше. — Мы оказываем тебе услуги одну за другой. Выдали все тайны своего народа и с риском для собственной жизни пытаемся незаметно провести в Бел. Думаю, теперь твоя очередь.
— Ты о чем? — не понял Румо.
— Твоя очередь рассказывать. Идти еще далеко. Интересно, зачем ты так рвешься в Бел вопреки здравому смыслу. Хотелось бы знать, ради чего мы рискуем жизнью. И кто такая эта таинственная Рала?
— Я не мастер рассказывать, — возразил Румо.
— А ты просто пропускай неинтересные места, — посоветовал Рибезель. — Рассказывай только самое занятное.
Рала готова к смерти. Она могла стерпеть все: боль, озноб, жар, тошноту, но только не эту гримасу безумия. Кто бы ни стоял за всем этим, он победил. Противника, вступившего в сговор с безумием, не одолеть. Рала хотела просто уснуть, без снов, без боли, без страха.
— Рала?
Рала вздрогнула. Кто ее зовет? Снова этот голос?
— Рала? Не бойся! Это всего лишь я.
Внутренним взором Рала видела лишь черноту.
— Я прошел долгий путь.
Что-то мелькнуло в потемках.
— Да, очень долгий путь, дочурка. — Из темноты выступила массивная черная фигура, и Рала узнала Талона. Талон Когтистая Лапа, медвежий бог, ее приемный отец и спутник на охоте.
— Здравствуй, Рала! — приветствовал ее Талон.
— Здравствуй, Талон! Я думала, ты умер, — отвечала Рала. В последнее время с ней столько всего произошло, что она ничему не удивлялась.
— Не решаюсь спросить, — продолжал Талон, — но медлить нельзя. Итак, скажи мне, детка: неужели то, что я вижу, происходит на самом деле?
— А что ты видишь?
— Ты желаешь умереть?
— Верно, — отозвалась Рала.
— Шутишь?
— Вовсе нет.
— Не то чтобы я вмешивался в твои дела, но я-то уже умер и знаю: не так-то это приятно.
— Я больше не могу, — прошептала Рала.
— Понимаю. Хм. Больно, да?
— Боль я могу терпеть.
— Что может быть хуже боли?
— Ужас, Талон. Страх.
— Ясно. Это трудно вынести.
— Ты восстал из мертвых, только чтобы сказать мне это?
— Что? Да. Нет! Ну вот, ты сбила меня с мысли.
— К делу, Талон! Я умру, и мы будем вместе.
— Плохая идея. Я умер слишком рано. Совершил ошибку. Учись на моих ошибках.
— Какая же это ошибка? Что ты мог поделать?
— Убежать, когда в меня летела палка, — ответил медведь.
— Послушай, Талон. Я не могу больше. Я устала. Мне страшно. Я хочу спать.
— Ты уже говорила. Помнишь, что мы делали в лесу?
— Охотились?
— Конечно! Охотились. На кроликов. Весело было?
— Только не кроликам.
— Верно. А помнишь, что делали кролики?
— Убегали.
— Именно. А помнишь, как они убегали?
— Перебегали от одного укрытия к другому.
— Именно так они и делали! Мелкие поганцы. И как часто им удавалось уйти?
— Часто.
— Вот-вот, девочка моя. Очень часто, — усмехнулся Талон. — Понимаешь, к чему я клоню?
— Я должна бежать?
— Умница! Узнаю свою Ралу! Побежали вдвоем! Как прежде, в лесу. — Талон так взглянул на Ралу, что та едва не расхохоталась.
— Но как это сделать? Я и пошевелиться не могу. Меня заперли в этой машине.
— Знаешь, в чем прелесть смерти? — шепотом спросил Талон.
— Нет. Наверное, в том, что все позади.
— Да что ты знаешь о смерти! Нет, совсем наоборот. Главное — впереди, все только начинается, дочурка! Дух обретает свободу. Свободу от разума, ведь разум — это тюрьма, а заботы и страхи — в ней тюремщики. Когда умрешь, дух вырвется на свободу сквозь прутья решетки и ты, наконец, поймешь, что такое свобода.
— Ближе к делу, Талон.
— Я научу тебя, как освободиться от оков.
— Правда?
— Разумеется, ты не сможешь унестись в космос, увидеть кольца Сатурна и все такое — нет! Для этого пришлось бы умереть по-настоящему. Мы ведь этого не хотим. Послушай-ка! Я научу тебя освобождать дух от разума, и тот станет свободно парить в твоем теле. Это я умею!
Рала рассмеялась.
— Я поняла: на самом деле тебя здесь нет, все это — лишь прекрасный сон, он заставляет меня забыть о боли. Но продолжай!
— Некогда спорить, хотя мне есть что ответить. Скажу еще вот что: то, что вы, живые, называете снами, на самом деле — нечто иное. А теперь идем! — И Талон протянул ей свой огромный коготь.
Рала колебалась.
— Идем же! — проревел Талон. — Пора убираться отсюда.
Генерал Тиктак пребывал в прекрасном настроении. В последнее время такое случалось нередко. Сегодня он приступит к допросу — самой интересной части работы. Воля Ралы сломлена. Что за крик! Не просто крик, а фанфары, сигнал к началу нового этапа их отношений. С сегодняшнего дня он начнет разговаривать с пленницей, и они вдвоем пойдут по следам смерти. Процесс начнется сегодня!
Настала великая, неповторимая минута. Нельзя осквернять ее какой-нибудь глупой болтовней. Первый вопрос особенно важен. Генерал долго над ним размышлял. Нужно дать Рале почувствовать его страсть, нежность, понимание. Задача для настоящего поэта, и генерал Тиктак очень гордился тем, что придумал подходящий вопрос сам.
Медленно и торжественно приблизился генерал к медной деве, склонился над ней и прошептал:
— Испытываешь ли ты [тик] то же удовольствие, что и я?
Рала не отвечала. Конечно, она смутилась, не ожидая столь романтического вопроса, и теперь, вероятно, ищет подходящий ответ. Нужно дать ей немного времени.
Тиктак стал ждать.
А может, она не так его поняла? Или он спросил слишком тихо? Несколько минут спустя он повторил вопрос, на сей раз немного отчетливей:
— Испытываешь ли ты [тик] то же удовольствие, что и я?
Теперь-то Рала непременно ответит — не хочет же она испортить торжественный момент. Пусть дерзит или ругает его, но только не молчит!
— Испытываешь ли ты [тик] то же удовольствие, что и я? —
прогремел Тиктак, склонившись над медной девой.
Нет ответа.
Генерал Тиктак ничего не понимал. В таком положении любая жертва воспользовалась бы случаем хоть на мгновение забыть о боли. Неужели ей неинтересно знать, кто ее истязатель?
Вдруг его как громом поразила ужасная мысль: да уж не умерла ли Рала? Генерал поспешно проверил приборы. Учитывая обстоятельства, показатели в норме: пленница дышит, сердцебиение ровное. Термометр смерти показывал «шестьдесят восемь».
— В последний [так] раз спрашиваю, — грозно проревел генерал Тиктак. — Я жду ответа!
Испытываешь ли ты [тик] то же удовольствие, что и я?
Нет ответа. Генерал Тиктак серьезно занервничал. Рала жива: приборы не лгут. И воля ее сломлена: крик тоже не лжет.
И тут Тиктак наконец понял. Ну конечно! Упрямство тут ни при чем. Рала не сошла с ума и не лишилась дара речи. Нет, ей удалось такое, о чем он и помыслить не мог.
Рала сбежала!
Покинула тюрьму своего разума и прячется где-то в теле. Это единственное объяснение. На сей раз стены пыточной сотряс крик самого генерала Тиктака.
Укобах всхлипнул и смахнул слезинку.
Все трое все еще шагали по унылому Мертвому лесу. Румо закончил свой рассказ. Теперь Укобаху и Рибезелю известно о его чувствах к Рале, о дружбе с Урсом, о шкатулке и о том, как он решил в одиночку идти в Бел и освободить вольпертингеров.
— Отродясь не слыхал такой романтической истории! — воскликнул Укобах. — Неужели такое случается в наземном мире? Бескорыстная любовь? Дружба до последнего вздоха? Верность навек?
Из тумана над головой раздался неприятный визг. Похоже, визжал какой-то дикий зверь. Румо поднял голову.
— Видимо, обезьяны, — пояснил Рибезель. — Они довольно опасны.
Румо сжал рукоятку меча.
— А как давно ты и Рала вместе? — пропыхтел Укобах.
— Вообще-то, мы пока не вместе, — ответил Румо, понурившись. — Мне еще нужно ее… завоевать.
— Погоди-ка, — встрял Рибезель, — так ты спустился в подземный мир, чтобы спасти девчонку, хотя даже не знаешь, любит ли она тебя?
— Да, но серебряная нить…
— Что за серебряная нить? — удивился Укобах.
— Эх, вам не понять.
— Я-то уж точно не понимаю! — согласился Рибезель. — Мы, гомункулы, мало смыслим в любви, да что там — совсем не смыслим, такова уж наша биология. Но рисковать жизнью ради любви, не будучи уверенным, что она взаимна, — нет, этого мне не понять.
Укобах немного успокоился.
— А представь, покажешь ты ей шкатулку, а она тебе — от ворот поворот. Что будешь делать? — поинтересовался он.
— Об этом я пока не думал, — упрямо ответил Румо.
— А ты, я смотрю, не любитель думать, — не унимался Рибезель. — Решаешь все трудности грубой силой, размахивая демонским мечом.