— Ничего не видно! — заскулил Укобах. — Один неверный шаг — и мы погибли!
Даже у Румо закружилась голова, когда он ступил на узкую каменную лестницу без перил, что вела вдоль отвесной стены в черную бездну. Водопадов в темноте было не разглядеть, лишь из глубины доносился их рокот. Свинцово-серый туман окутывал все клубящейся пеленой.
— Держитесь за стену, — крикнул Рибезель. — И будьте осторожны: кое-где не хватает ступенек. До канализации совсем недалеко.
— «Недалеко» — это сколько? — простонал Укобах.
— Не больше километра, — отозвался Рибезель.
Все трое, тесно прижавшись к стене, осторожно спускались по лестнице, Рибезель шел первым. Мало того что ступеньки были неровные, узкие и непрочные — вдобавок они намокли и поросли скользким мхом. Чем ниже спускались путники, тем громче раздавался рокот водопадов и тем гуще становилась темная пелена.
Они разглядели водопады, лишь очутившись в нескольких десятках метров от них: три чернильно-черных потока, бьющих из скалы, с рокотом исчезали в темно-серой бездне тумана. Румо еще крепче прижался к стене.
— А где вход? — прокричал Укобах. — Где твоя чертова канализация?
— Вон там! — крикнул в ответ Рибезель. — Совсем близко.
Спустившись еще на несколько ступенек, все трое очутились у ворот, вырубленных в скале.
— Канализация! — с гордостью воскликнул Рибезель, словно привел друзей в свои владения. Миазмы, ударившие им в нос, могли бы потягаться с вонью в пещерах фрауков.
Румо, Укобах и Рибезель стояли в тоннеле, слабо освещенном красным светом фонаря на стене, по щиколотку в черной воде. Фонарь представлял собой стеклянный сосуд со светящейся медузой внутри.
— Медузья горелка, — пояснил Рибезель. — Они тут повсюду развешаны. Медузосветов кладут в сосуд с питательной жидкостью, и они светят, пока не погибнут. Вот это я понимаю, прогресс! В мои времена тут было хоть глаз выколи. Мы ходили со свечками на касках. Капля воды — и ты в кромешной темноте.
Рибезель огляделся.
— Нам туда, — заявил он, указывая налево. — Так мы попадем в центральную канализацию. — Рибезель затопал вперед, Румо и Укобах — за ним.
— Чем тут воняет? — спросил Укобах.
Рибезель указал на мутную воду.
— Здесь вода черная от копоти, а вот выше… ну, вы догадываетесь…
Укобах брезгливо поднял ногу. Рибезель многозначительно кивнул.
— И берегитесь! Твари, что тут водятся, вполне под стать месту обитания — если вы понимаете, о чем я.
— Что еще за твари? — спросил Укобах.
— Например, каложоры. Сажевые змеи. Осьминоги. Гигантские крабы. Многолапые…
— Кто такие каложоры? — воскликнул Укобах.
— Огромная мохнатая шестиногая тварь.
Укобах вздрогнул.
— Хочешь сказать, они питаются…
— Ну да. И не только, — ответил Рибезель. — При таком рационе все прочее для этой твари — деликатес.
— Какая гадость! — фыркнул Укобах.
— Ну, не все так страшно, — возразил Рибезель. — Зато вода теплая, и иногда попадаются отличные штуки. Невероятно, что только народ не выбрасывает в канализацию! — Рибезель указал на ответвление. — Там центр!
Такого жуткого создания Рала никогда прежде не видела. Оно постоянно меняло форму, выворачивалось наизнанку, выпускало то щупальца, то иглы, разевало и захлопывало пасть. Шкура пузырилась и колыхалась, беспрестанно меняя цвет. Чудовище выпускало мутные сгустки слизи, становилось то прозрачным, то черным, при этом монотонно пощелкивая. Но самое удивительное — оно двигалось против кровотока. С подобным Рала еще не сталкивалась.
— Что это? — спросила она Талона. Оба прятались в тонкой жилке в левом легком и видели, как странное создание уплывает по вене. Минуту назад оно походило на кусок сырого мяса, а теперь стало совершенно прозрачным.
— Не знаю, — ответил Талон. — Выглядит устрашающе.
Потоком плазмы принесло отряд из шестерых белых кровяных телец. Они преградили путь незваному гостю. Тот остановился и, приняв форму винта, стал менять цвет, при этом пощелкивая: зеленый, серый, розовый и опять серый, розовый, зеленый.
Раздался хрип, и существо выпустило четыре щупальца с клешнями-ножницами. Чудовище разрезало двоих защитников Ралы, словно бумагу, и отбросило обрывки в сторону. Остальные растворились в чернильном облаке. Все произошло за несколько мгновений.
Снова раздались щелчки, на сей раз чаще, и существо превратилось в серую пятиконечную звезду. Звезда разделилась на две точно таких же звезды, беспрестанно менявшие цвет.
— Они размножаются, — ужаснулся Талон.
Откуда ни возьмись, появилось еще с полдюжины таких существ. Подплыв к звездам-близнецам, существа тоже приняли форму звезд, и число их удвоилось. Вместе они двинулись дальше, против течения, круша все на своем пути.
— Нужно убираться отсюда, — сказал Талон.
Высадившись в тело Ралы, субкутанный эскадрон смерти немедленно и беспощадно принялся за дело.
Генерал впал в замешательство. Впервые в жизни он руководствовался не желаниями, а чувствами.
Через систему трубок медной девы он впрыснул субкутанный эскадрон смерти в тело Ралы — всего одну каплю, но он ведь и сам видел, на что способна эта капля. Как он мог потерять самообладание? Но пути назад нет: смертный приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Вся работа, все честолюбивые планы, грандиозный спектакль смерти пошли насмарку из-за минутной несдержанности. Не станет Ралы — медная дева превратится в бесполезную груду металлолома! Больше никогда не найти ему столь изысканной начинки для своей машины, как эта вольпертингерша, поправшая смерть!
В отчаянии генерал Тиктак нажимал рычаги и вертел краны, крича и ругаясь. Скорей, добавить того-сего! Тиктак принялся накачивать Ралу тонизирующими настойками, пропускал электрические разряды, разогревал — в общем, пытался вернуть к жизни всеми подручными средствами. Взглянул на термометр смерти: тот упал ниже шестидесяти.
Генерал Тиктак бессмысленно кричал на медную деву, приказывал субкутанному эскадрону смерти немедленно вернуться, колотил по машине стальными кулаками, оставляя в обшивке глубокие вмятины. Стал выдергивать трубки и вентили — из них брызнули алхимические отвары, настойки и зелья, вырвались с шипением газы, наполнив камеру едким запахом. Пучками выдергивал он медные провода и швырял в стену. Собственными руками уничтожал генерал Тиктак медную деву.
Вдруг он остановился. Снова взглянул на термометр смерти. Показания продолжали падать: «пятьдесят один», «пятьдесят», «сорок девять»…
— Кто? — взревел генерал Тиктак, оглядываясь, будто в поисках виноватого. — Кто [тик] это сделал?
Воздев руки кверху, он застонал, будто раненый зверь от невыносимой боли. Ему невмоготу смотреть, как умирает Рала, ее мучения он ощущал на себе. Отчего он вдруг стал так раним? Генерал в последний раз поглядел на шкалу смерти: «сорок пять», «сорок четыре», «сорок три»…
Нет, это невыносимо! Генерал сорвался с места и, накинув плащ, выбежал вон. Со всех ног бежал он прочь от башни и скрылся в темных переулках Бела.
В теплой и влажной канализации Бела обитало неслыханное множество разнообразных животных и растений. Не только в подземном мире, но и во всей Цамонии не было такого разнообразия флоры и фауны.
Стенки тоннелей поросли дышащим мхом и светящимися грибами, их усеивали тысячи улиток-сосальщиков, в зловонной жиже хлюпали пиявки, ядовитый плющ разрастался прямо на глазах, кишели светящиеся муравьи, а с потолка сыпались дождевые клещи. Медузосветы, сбежавшие из стеклянных фонарей, расползлись по всей канализации и светились разноцветными огоньками. Румо то и дело приходилось стряхивать какого-нибудь кусачего или сосущего паразита.
— Без шлема я бы тут и трех дней не протянул, — заявил Рибезель, с гордостью постучав по воронке на голове. — А кое-кто из моих товарищей изошел гноем после укуса паука.
Укобах натянул ворот плаща на голову.
— Не мог предупредить до того, как мы сюда пришли? Я бы утопился в угольном водопаде.
— Не очень-то легкая смерть, — заверил его Рибезель. — Вода падает в кипящую лаву и испаряется. Сперва ошпаришься, потом поджаришься и, наконец, отравишься ядовитыми газами.
— Далеко до театра? — прервал их Румо.
— Рукой подать. Километра два-три.
— А где держат пленников?
— В самом Театре красивой смерти пленники содержатся в одиночных камерах, — ответил Укобах. — Но только молодые и сильные. А еще рядом с театром есть здание, где держат не слишком опасных пленников. Стариков обычно. Огромная общая тюрьма. В общем, чтобы освободить всех вольпертингеров, тебе предстоит взломать две тюрьмы.
По тоннелю прокатился гул. Стайка светящихся мошек взметнулась в воздух.
— Что это? — испугался Укобах.
— Труба лопнула, — пояснил Рибезель. — Если повезет, наш тоннель не затопит.
— А если не повезет? — поинтересовался Укобах.
Рибезель пожал плечами.
— Кто охраняет Театр красивой смерти? — продолжал расспросы Румо.
— О, всего-то пара сотен вооруженных до зубов солдат, — отвечал Укобах. — А еще — медные болваны. Для тебя — раз плюнуть. — И он истерично рассмеялся.
— На это можно взглянуть и по-другому, — возразил Рибезель. — Да, стражников много, но они охраняют вольпертингеров и короля. Нападения извне никто не ждет. Тем более теперь, когда театр стерегут медные болваны.
— Вот только не начинай! — огрызнулся Укобах. — Это безумие! Один в огромном городе! К тому же незнакомом.
— Он прав, — сказал Рибезель, глядя на Румо. — Никаких шансов. Еще не поздно повернуть назад.
— Пути назад нет, — тихо произнес Румо. — Я должен подарить шкатулку.
— Знаю, — вздохнул Рибезель. — Ты говорил.
В ту самую минуту, когда захватчики вторглись в тело Ралы, борьба превратилась в победоносную завоевательную войну, в бойню, в массовое убийство. Нечего было и надеяться защититься. Субкутанный эскадрон смерти пришел не воевать, а победить.