Где бы ни пытались укрыться Рала и Талон, в каждой вене они натыкались на мертвые или умирающие кровяные тельца. Щелканье вражеских воинов заглушало биение сердца. Каждую артерию патрулировал отряд бесформенных вирусов.
В конце концов Рала и Талон решили прикинуться мертвыми, затаившись среди гор умирающих кровяных телец. Из своего укрытия они беспомощно наблюдали за работой неутомимых захватчиков.
— Где нам спрятаться? — Голос Ралы зазвучал совсем слабо.
— Ума не приложу, — растерялся Талон. — Они повсюду. И их все больше.
Никто более не отваживался попадаться на пути всемогущих захватчиков. Те плодились, число их неуклонно росло. Из одного вируса получалось два, из двух — четыре, из четырех — восемь и так далее. Армия идеальных машин смерти постоянно росла, и никто не мог ее остановить.
Если субкутанный эскадрон смерти не был занят погоней или резней, он отравлял кровь, выделяя кислоту, резал нервные окончания клещами, прокалывал вены шипами или прогрызал в них дыры. Кровяные тельца гибли целыми легионами, и Рала чувствовала, что каждый из них, безжизненно падая на дно сосуда, уносил частичку ее сил и воли к жизни.
— Это конец, — прошептала Рала. — Нет смысла обороняться или бежать. Битва проиграна. Они убьют последний кусочек меня, и я умру.
— Ты знаешь, я стараюсь до последнего не терять оптимизма, — отозвался Талон. — Но, боюсь, на сей раз вынужден с тобой согласиться. Никогда не сталкивался со столь разрушительной силой.
— Что будет потом? — спросила Рала.
— Эге, — отвечал Талон, — разве ты хочешь сама себе испортить сюрприз?
— Мы будем вместе?
— Будем. Вот — одним сюрпризом меньше.
— Как бы я хотела сказать Румо, что люблю его!
— Для этого слишком много препятствий, крошка.
— Не могу больше, — прошептала Рала.
— Так не сдерживайся, — ответил Талон. — Там, куда ты попадешь, не может быть хуже, чем здесь.
Обоих, будто сухими листьями, осыпало мертвыми кровяными тельцами. По телу Ралы в последний раз прокатилась едва заметная дрожь, она тихонько вздохнула и затихла.
— Рала? — подал голос Талон. Ни звука, ни единого движения.
Рала умерла.
Талон должен идти, здесь он уже все потерял — потерял ее. Скоро, очень скоро этот мир разрушится — разрушение уже началось. Тело Ралы начнет распадаться клетка за клеткой, пока не обратится в пыль. И тогда дух Ралы обретет свободу.
Талон сделал все, чтобы это время пришло как можно позже, но теперь он столкнулся с силой, которая ему не по зубам. Он еще не встречал смерть в таком обличье; быть может, кто-то создал ее специально для Ралы. Талон был уверен: никто и никогда не оказывался один на один со столь могущественным и безжалостным противником. И никто не защищался так отчаянно, как Рала.
Талон покинул гибнущий мир. Он исчез. Ни стенки, ни затворы медной девы не могли ему помешать. Исчез, как исчезают лишь духи. Очень скоро он и Рала вместе полетят следом за кометами.
Новый день в Беле отмечал отнюдь не восход солнца, затмевавшего блеск луны, и не щебетание птиц. И днем, и ночью подземный мир окутывал мрак. Лишь двенадцать гулких ударов колокола разносились над городом, вспугивая стаи летучих мышей. День в Беле длился вдвое дольше, чем в наземном мире, а тот, что начался теперь, обещал стать особенным. Фрифтар продумал все до мелочей.
Не случайно советник короля по пути в Театр красивой смерти повернул к башне генерала Тиктака. Фрифтар беспокоился. В пещерах фрауков кто-то напал и ранил одну из самых крупных тварей. «Кто мог суметь отрубить кусок хобота такому великану?» — спрашивал он себя. Фрифтар принял меры. К фраукам приставлена круглосуточная стража, охрана ворот усилена. Но больше всего сейчас беспокоил Фрифтара генерал Тиктак.
Советник набирался мужества передать генералу Тиктаку повеление короля: снова регулярно появляться в Театре и выполнять свои обязанности. Фрифтар задумал преподнести это не как приказ, но как милостивый дар. Он скажет, будто сегодняшний сенсационный бой — лучший бой с участием вольпертингеров — устраивается лично для предводителя медных болванов.
И все же сердце Фрифтара бешено колотилось — как и каждый раз, когда приходилось встречаться с генералом. Даже Гаунаб куда более предсказуем, чем эта безумная ходячая машина. При каждом разговоре с ним Фрифтар чувствовал себя улиткой, ползущей по лезвию бритвы.
Фрифтар хотел уже постучать в медную дверь башни, как вдруг заметил, что та приоткрыта. Странно. В Беле никто не оставлял двери открытыми. Фрифтар несколько раз громко окликнул генерала. Ответа нет. Может, спит? Нет, исключено: машине сон не нужен. Очевидно, генерала нет дома.
Фрифтар нервно хихикнул. Выдался исключительный случай пошпионить! Нельзя упускать такой шанс. Вдруг он найдет что-то, что позволит дискредитировать ненавистного врага в глазах короля.
Толкнув дверь, советник вошел в башню. Обычно такие вещи он поручал своим слугам. Щекотливое положение! Интересно, на что похоже жилище машины?
Башня Тиктака озарялась сумеречным светом, маленькие окна занавешены плотными шторами, в комнате коптило несколько свечей, пахло машинным маслом и полиролью для металла. Всюду полно оружия: всевозможные мечи, шпаги, сабли, обнаженные клинки всех размеров, топоры, копья, кинжалы, косы, алебарды, сюрикэны разбросаны на столах, на полу, развешаны по стенам. Ничего, кроме оружия, инструментов и мелких деталей. Колеса, шурупы, гайки, металлические болванки, гаечные ключи и щипцы. Ни стульев, ни кровати, ни кухни. Зато множество зеркал всех размеров. Разумеется, именно так и устроен быт машин: они не едят, не спят, не сидят. Оставаясь один, генерал закручивал гайки или разглядывал себя в зеркало. Фрифтар подавил смешок.
По широкой лестнице черного мрамора он стал подниматься на второй этаж.
— Генерал Тиктак! — окликнул он еще раз для верности. — Эй?
Еще одна медная дверь — и снова не заперта. Фрифтар вежливо постучал.
— Эй? Генерал Тиктак?
Никого. Вперед!
Фрифтар очутился в камере, где стояла медная дева. Пришлось зажать нос — такой резкий тут стоял запах. Именем Гаунаба, что это? Лаборатория? Камера пыток? Фрифтар догадывался, что интересы и пристрастия машины смерти могут показаться странными, но даже он удивился, увидев в квартире генерала Тиктака столь древнее орудие пыток. Как старомодно и мило! Однако, похоже, генерал Тиктак оснастил медную деву по последнему слову техники. Все эти трубки и вентили! Все клокочет, свистит, шипит и постукивает. Этим приспособлением совсем недавно пользовались. Но почему трубки оборваны? Откуда эти вмятины на боках машины? Кто-то бесновался здесь в гневе. А что в медных сосудах? И, самое главное: кто внутри медной девы? Какую страшную тайну открыл Фрифтар?
Делать нечего, Фрифтару придется без спроса заглянуть еще в одну дверь. Глубоко вздохнув, он стал медленно и осторожно открывать створки медной девы. Фрифтар дрожал от страха: мало ли что могло оказаться внутри.
Беспрекословно подчиняясь приказам Тифона Цифоса, солдаты субкутанного эскадрона смерти, покончив с кровотоком Ралы, принялись за тело. Они сожрут все до последней клетки, а потом поднимутся в воздух и отправятся на штурм новой крепости из плоти. Захватчики не знали, что заперты в металлическом корпусе медной девы.
Но судьба распорядилась так, что свинцовые ворота вдруг распахнулись настежь. За ними стояло еще одно тело, свежий, здоровый организм, а поскольку большая часть работы в теле Ралы окончена, субкутанный эскадрон жаждал приняться за новое дело.
Итак, крохотные воины Тифона устремились наружу. Пробравшись сквозь стенки артерий, плоть и кожу Ралы, они бросились на Фрифтара.
Открывая медную деву, королевский советник был готов к самому ужасному. Тем больше он удивился, увидев там мирно лежавшую вольпертингершу. Она спит? Или мертва? Если бы не все эти тончайшие иглы — неужели это он выдернул их, открыв двери? — зрелище могло показаться вполне мирным. Какое прелестное создание!
Почему Фрифтар прежде не видел эту вольпертингершу? Судя по всему, она могла бы стать звездой Театра красивой смерти. Почему генерал Тиктак утаил ее от советника и короля?
Фрифтар пощупал пульс. Да, она мертва.
— Ох! — вдруг вырвалось у него.
Фрифтар почуял ледяное дуновение, исходившее от пленницы, отчего волосы у него встали дыбом. Казалось, будто холод проникает сквозь поры кожи и кровь стынет в жилах. Его бросало то в жар, то в озноб, кружилась голова, накатывала тошнота, колени подгибались, а на лбу выступил пот. Фрифтар задыхался, сердце бешено колотилось; чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за одну из створок. Под кожей зудело, будто сотни муравьев бежали по венам.
— Ооох! — снова простонал Фрифтар.
Неожиданно недомогание прошло, силы вернулись к нему. Фрифтар отпустил дверь, глубоко вздохнул и смахнул пот со лба. Растерянно взглянул он на мертвую вольпертингершу. Что это было? Неужели даже после смерти эти создания обладают какой-то непонятной силой?
Выбежав из камеры пыток, Фрифтар стремглав бросился вниз по лестнице, выскочил из башни и помчался по улицам Бела, отряхиваясь на ходу. Остановился он лишь у ворот Театра красивой смерти. Фрифтар оглядел стену с замурованными в нее черными черепами. Театр! Сегодня здесь состоится лучший бой из тех, что он когда-либо устраивал.
Эта мысль его успокоила. Фрифтар чувствовал легкое недомогание, но предстоящее зрелище, несомненно, полностью его исцелит. Настало время одного за другим прикончить этих непредсказуемых вольпертингеров.
Румо и его спутники, увязая в иле, брели по канализации Бела. Похоже, самая грязная старая часть, населенная жуткими тварями и странными водорослями, осталась позади. Здесь каналы проложены вручную, а кирпичные стены регулярно чистят от грязи и паразитов.