— Очень рад, — учтиво поклонился Ушан. — Но скажи-ка, Укобах, кого это ты с собой притащил? — И он небрежно указал шпагой на чудовище, капавшее слюной.
— Это паук, — отвечал Укобах, прячась за спиной Румо. — Гигантский крылатый паук. Понятия не имею, что за идиот его выпустил!
Рибезель во главе маленького отряда пожилых, но решительно настроенных вольпертингеров шагал к Театру красивой смерти. На ближайшем перекрестке путь им неожиданно преградила целая армия.
Таких громадин Рибезель в Беле еще не встречал. С головы до ног закутаны в черные плащи, на головах — огромные капюшоны. Вооружены кто гигантским топором, кто мечом, кто дубиной. От нескольких сотен воинов несло гнилью, будто из открытого гроба. Вольпертингеры и Рибезель приготовились к бою.
Главарь странных воинов, исполин с гигантской косой, поднял руку и прогремел:
— Эй, дворняги! Вы вольпертингеры? Тогда вы наверняка знаете, где найти этого болвана Румо!
— Вы ищете Румо? — бургомистр выступил вперед, крепко сжимая рукоятку меча. — Зачем он вам?
— Хотим ему помочь, — пробурчал черный великан. — Могу себе представить, в какие переделки он вляпался.
Рибезель шагнул к бургомистру.
— Мы тоже идем на помощь Румо. А вы кто такие?
— Мертвые йети, — буркнул исполин и откинул капюшон, обнажив черный череп.
Рибезель и вольпертингеры отшатнулись.
— Не бойтесь, — успокоил их черный исполин. — Мы не такие уж мертвые, как на первый взгляд. Меня зовут Шторр. Шторр-жнец. Мне кое-что пришло в голову, и вот я здесь.
— И что же пришло тебе в голову, а, Шторр-жнец? — поинтересовался бургомистр.
— Тебя это не касается, — отрезал Шторр. — Это я скажу только Румо. Ну так что, знаете, где он?
— А вы умеете драться? — спросил Рибезель.
Шторр обернулся к своим воинам:
— Что скажете, ребята? Умеем мы драться?
— Нет! — выкрикнул кто-то из задних рядов.
Гнев вытеснил боль, шум битвы заглушил скорбь. Хаос, воцарившийся в Беле, сыграл генералу на руку. Чем ближе к Театру красивой смерти, тем чаще навстречу ему попадались раненые беляне и солдаты, бежавшие с громким криком. Но Тиктаку все равно: пусть Бел горит ярким пламенем, Гаунаб сожрет Фрифтара, а весь подземный мир рассыплется в прах. Чужие страдания отвлекали его от собственных.
Перво-наперво ему нужно оружие сверх того, которым напичкан его корпус. Внушительное оружие, изготовленное по его личному приказу. Генерал Тиктак направил стопы к своей башне.
Подумать только, какие перемены всего за пару часов! В оружейную мастерскую он шел через безмятежно дремавший город, и вдруг — такое безумие. Великолепно! Из Театра красивой смерти доносился шум битвы. Но не обычный лязг десятка мечей и рев публики — нет, там шла настоящая война!
Генерал Тиктак вошел в башню. Взял гигантский меч, выкованный специально для него из местной руды, и огромный черный топор. Любимое оружие. Кусок заточенного металла, без всяких выкрутасов — чтобы убивать, лучше ничего не придумано.
Тиктак замер на мгновение. Не подняться ли в пыточную? Еще раз взглянуть на Ралу? В последний раз? Он ведь так с ней и не попрощался.
— Унас новости, Смейк, — пропищала исчезнувшая кроха номер один.
— Хорошая и плохая, — добавила исчезнувшая кроха номер два.
— Что? — встрепенулся Смейк, едва не уснувший под собственное мурлыканье и электрическое гудение подкровной лодки. — Какие?
— Сперва хорошая: мы нашли контакты.
— Серьезно? Здорово! За работу?
— Не спеши. Плохая новость: там охрана.
— Охрана? — Смейк вытянулся.
— Выгляни-ка через мембрану.
Смейк протер глаза и выглянул наружу через прозрачную мембрану. От увиденного сон как рукой сняло.
— Это еще что? — вскрикнул Смейк.
— Мы и сами задаемся этим вопросом, — отозвалась исчезнувшая кроха номер один.
— Но не успеваем ответить, как эта штука уже выглядит по-другому, — добавила исчезнувшая кроха номер два.
— Она то и дело меняет форму и цвет, — пояснила исчезнувшая кроха номер три. — Это непостижимо!
«Непостижимо» — вот какое слово лучше всего описывает существо, плававшее в мертвом теле Ралы. Оно без устали меняло устрашающую форму и цвет, при этом потрескивая, будто кто-то ломал кости.
— Да что же это? — беззвучно прошептал Смейк.
— Мы все еще думаем над ответом на этот вопрос, — проговорила исчезнувшая кроха номер один.
Странное создание снова поменяло цвет, хрустнуло и выпустило облако мутной слизи.
— Вот что за звук мы слышали. Мы и впрямь не ошибаемся. В этом мертвом мире еще осталась жизнь.
— Мы полагаем, это болезнь. Она все и устроила.
— Болезнь? — удивился Смейк. — Но что болезнь забыла в мертвом теле?
Жуткое создание в густеющей крови, которое Смейк увидал сквозь мембрану, — и есть тот самый сюрприз, приготовленный для генерала Тиктака. Часовой смерти — вот кого Тифон Цифос вживил в субкутанный эскадрон смерти.
Во время работы над субкутанным эскадроном смерти алхимика осенила необыкновенная мысль. «Если уж я, — думал Тифон, — создаю самую ужасную болезнь, почему бы не наделить ее еще одной коварной особенностью?»
Болезнь и без того получилась — хуже не придумаешь: мучительная, смертельная, неизлечимая, передается крайне необычным способом. И все же кое-чего она не умела. Впрочем, не умела этого ни одна другая болезнь: продолжать работу, даже когда вирус покинет тело.
Тифон давно уже представлял свое творение как военный отряд и задумал создать часового-камикадзе, который оставался бы в теле на случай, если его попытаются оживить. Даже после смерти больного субкутанный эскадрон смерти оставался стеречь свою разрушительную работу — в этом и заключался сюрприз.
— Смейк? — окликнула исчезнувшая кроха номер один.
— Ты в порядке, Смейк? — спросила исчезнувшая кроха номер два.
Смейк уставился на непонятное трескучее создание, как на призрака.
Чего от него ждать? А что, если операция сорвется? Судя по всему, чудовище способно принимать любое обличие и творить все, что заблагорассудится. Это новый полновластный хозяин тела Ралы.
— Что теперь? — спросил Смейк.
— Послушай-ка, Смейк! — заговорила исчезнувшая кроха номер один. — Начинается самое неприятное.
— Что же?
— Ты должен выйти и убить эту тварь.
— Что? Вы шутите?
— Нет, Смейк, мы не шутим. Тебе ведь известно: мы изжили юмор.
— Так не пойдет. Я не могу.
— А как же наш уговор? — напомнила исчезнувшая кроха номер два.
— Какой уговор?
— Уже забыл? — удивилась исчезнувшая кроха номер три. — О том, что мы можем тебя кое о чем попросить.
— Да, припоминаю.
— Но знаешь что, Смейк?
— Нет.
— Мы даже не станем просить тебя об одолжении.
— Не станете?
— Незачем об этом просить.
— Тебе, как ни крути, придется повиноваться.
— Выйди и убей эту тварь. Это твой единственный шанс выбраться отсюда.
Тяжело ступая, подошел генерал Тиктак к лестнице, положив оружие на нижнюю ступеньку. Медная дева. Там, наверху. А в ней — мертвое тело Ралы. Он поднялся на одну ступеньку. Дело всей его жизни. Его любовь. Да, нужно попрощаться.
Он поднялся еще на одну ступеньку. Свой величайший триумф и единственную любовь он уничтожил собственными руками! Нестерпимая боль вернулась.
«Рала, Рала, Рала», — стучало в голове.
Тиктак поднимался выше. С каждой ступенькой боль становилась все невыносимей. С помощью медной девы он надеялся превзойти саму смерть, но та отняла у него победу, оказавшись еще более непостижимой и непредсказуемой, чем прежде. Это его величайшее поражение.
«Рала, Рала, Рала», — стучало в голове.
Вот он стоит у входа в камеру пыток, стоит лишь распахнуть приоткрытую дверь, и он увидит ее, но кто знает, во что превратили ее беспощадные когти вируса Тифона Цифоса? Тиктак вспомнил, как ужасно выглядело стремительно разлагавшееся тело алхимика.
Тиктак схватился за ручку и плотно затворил дверь. Нет, он не вынесет вида Ралы. Никогда. Позже он вернется и сожжет башню. Но теперь он должен убивать.
Развернувшись, генерал Тиктак спустился по лестнице. Схватив оружие, направился к потайному ходу, идущему под землей прямиком в Театр красивой смерти. Он покажет Фрифтару и чокнутому королю, что такое настоящий бой. Больше того: покажет им, что такое война.
— Твоих рук дело? — тихонько спросил Румо Укобаха, чтобы остальные не услышали. — Ты выпустил это чудовище?
— Нет, — шепнул Укобах. — Я выпустил трех чудовищ.
Паук продолжал кружиться на тонких лапах и размахивать крыльями, похоже, не решаясь, на каком из лакомых кусочков остановить выбор. Все вольпертингеры направили оружие на гигантское насекомое, но никто не отваживался напасть первым. Медлил даже Олек, неторопливо раскручивая пращу.
Медные болваны на балконе тоже выжидали: зачем им стрелять, если чудовище, вероятно, сделает за них часть работы, сожрав парочку вольпертингеров? В эту минуту паук стал звездой Театра красивой смерти.
Паук замахал крыльями, поднимая тучи пыли, что-то хрустнуло, и чудовище поднялось в воздух. Дрыгая лапами, паук покружил над ареной, над головами Румо, Укобаха, Ушана, Рольфа и его друзей, и полетел в сторону трибун. Покружив еще немного, он бросился на кучку белян, толпившихся у выхода.
— Кажется, он на нашей стороне, — проговорил Укобах, потупившись. — Во всяком случае, пока.
Медные болваны вновь осыпали арену градом стрел, и вольпертингеры схватили щиты и латы убитых солдат, чтобы защититься. Солдаты преградили выходы с арены, но нападать не решались.