— Магия бывает и домашней, — вдруг заявил оборотень. — В моем доме, в Ульфхольме, есть камин, на который наложено особое заклятье. Я ради этого приглашал к себе светлого альва. Пришлось, правда, охранять его несколько дней — чтобы ненароком не высунул на улицу свой красивый нос. И не получил потом по нему… зато мой камин никогда не чадит и греет комнаты всего парой поленьев. От него не начнется пожар, с ним ты не угоришь, даже если я буду в отлучке. В моем доме большие окна, каких не бывает в городе людей, где опасаются грабителей. Кстати, в Ульфхольме не смеют появляться даже светлые альвы, чтобы поймать какую-нибудь доверчивую дурочку.
На меня намекает, осознала Света. И метнула на оборотня недовольный взгляд. Но он смотрел куда-то в сторону, и её праведного возмущения, похоже, не заметил.
Она поняла, подумал Ульф. Запах девушки, стоявшей рядом, сносило в сторону ветром, задувавшим сейчас в правый борт. Но он все равно почуял достаточно, чтобы сообразить — она обиделась.
Ульф ухмыльнулся, не глядя на Свейтлан. Заявил на пробу:
— А ещё в моем доме есть широкая резная кровать.
И вот теперь уже посмотрел на девушку. Та вдруг насмешливо улыбнулась, бросила, в точности повторив его слова, сказанные перед этим:
— Поймать какую-нибудь доверчивую дурочку?
А потом, оглянувшись на его людей, все ещё толпившихся на палубе, осторожно погрозила ему пальцем.
Ульф широко улыбнулся. Убрал руку с носа драккара, поскольку причалы Нордмарка уже остались позади — и сообщил:
— Мои люди сейчас разойдутся по своим местам, но я останусь на палубе. Если побудешь со мной, то я поучу тебя языку, Свейтлан.
Девушка, чуть помедлив, кивнула.
Крыши Нордмарка за кормой становились все меньше и меньше. Впереди уже распахнулась ширь открытого моря, по ту сторону которого догорал малиново-алый закат. За кормой драккара, то и дело ныряя вниз, в струю, остававшуюся за кораблем, проносились чайки. Пронзительно вскрикивали…
Люди, толпившиеся на палубе, один за другим спускались вниз, в каюты для команды.
— Гавань. — Ульф ткнул рукой в темно-синюю гладь позади корабля, подкрашенную сейчас алыми бликами. — Вон те холмы — горы.
— Гавань, — торопливо повторила за ним Света. — Горы.
Потом вскинула один палец, посмотрела вопросительно.
— Гора, — уронил Ульф.
Они так и перебрасывались словами, пока не стемнело, а палубу не залил свет луны, крупной, серовато-желтой. И пока Света не начала зевать. К гадалке она отправилась под вечер, сюда попала под утро. Потом целый день провела на ногах. Больше суток без сна…
Ульф, без особой охоты, но велел:
— Иди спать. В каюте тебя ждет ужин — я распорядился, должны были принести. А я останусь. Тут море мелкое, есть пара подводных скал. Торфред, право на борт!
Света оглянулась в сторону Торфреда, стоявшего на корме — и державшегося за какую-то рукоять, торчавшую из кормового столба параллельно палубе. Тот после окрика Ульфа легко отжал рукоять в сторону. Драккар накренился. Нос его, хоть Ульф и сказал «право», покатился влево.
Но её любопытство уже тонуло в дреме. Света покачнулась, переступила с ноги на ногу, чтобы устоять.
— А я бы сейчас поддержал — позволь ты касаться себя, — вкрадчиво сказал оборотень.
Лицо его пряталось в сумраке, но глаза желтовато поблескивали.
— Наивную дурочку, — сонно сказала Света на его наречии.
Но пальцем грозить не стала, все равно вряд ли увидит.
Ульф засмеялся, бросил:
— Там, на лесенке — поосторожней…
Света, кивнув напоследок оборотню, побрела к дыре в палубе. Все заливал лунный свет, на желто-серой палубе люк казался черным провалом, полным мрака.
— Доброй ночи, — крикнул Ульф ей в спину.
И она, уже по привычке, повторила вслед за ним:
— Доброй ночи.
А потом, добравшись до каюты, обнаружила, что в углу, под самым потолком, мягко светился крохотный желтоватый шар. Непонятно кем зажженный — и неведомо как излучавший свет. На сундуке дожидался свежий поднос…
Но сил на еду не было. Света собрала ткани в узел, запихнула в угол. Потом улеглась на постель прямо в одежде. Так, на всякий случай.
Она уже засыпала, когда мелькнула мысль, что нужно хотя бы загородить дверь сундуком. На случай, если капитан вдруг захочет навестить её ночью.
И Света, заспанно жмурясь, кое-как поднялась. Убрала поднос, вцепилась в сундук, дернула его в сторону двери.
Ничего не вышло — тот оказался намертво прикручен к полу.
Она с печальным вздохом снова повалилась на постель. Но едва растянулась на мехах, приятно теплых после прохладного ветерка, гулявшего наверху, осознала, что можно хотя бы поставить поднос под дверь. Та открывалась внутрь, и если Ульф решит зайти, миски загремят…
Пришлось снова вставать.
***
На палубе Ульф проторчал до рассвета.
Все-таки нюх оборотня — большое подспорье, когда идешь ночью вдоль побережья. С земли долетают запахи, да и нутром чуешь, что скоро мыс, а за ним пара мелей, и пора отжать правило влево…
«Черный волк» всю ночь шел вдоль побережья Эрхейма, забирая к югу. А на рассвете Ульф высмотрел в тающей мгле желтые глазки — горели сигнальные огни на двух башнях Рюндсвеллира, одной из морских крепостей Эрхейма. И положил драккар на курс, ведущий к юго-западу, в сторону Хрёланда.
Потом он кликнул наверх пару человек, и оставил их на носу корабля, присматривать за морем. А сам спустился вниз — в его присутствии на палубе больше не было нужды, драккар на полном ходу уходил от берега, с его мелями и подводными скалами. Сигвард, ещё перед рассветом сменивший на правиле Торфреда, умел держать курс по компасу не хуже самого Ульфа…
Он собирался поспать немного и снова выйти на палубу — но ноги сами свернули к его каюте. Благо дверь была рядом с лесенкой. И Ульф уже протянул руку к створке, когда ноздри вдруг уловили запах еды. Близко, очень близко. Мясо, сыр, хлеб, намазанный подтаявшим соленым маслом. Яблоко.
Он присел на корточки возле собственной двери, принюхался получше. Запах шел снизу.
Значит, Свейтлан поставила поднос у порога, подумал Ульф. Сообразила.
Он коснулся когтем створки, чуть нажал, заставив её приоткрыться на палец, не больше. Край подноса высунулся из-под двери. Ульф прихватил одной рукой бортик подноса, другой — створку, снизу, над палубой. Мягко нажал…
А потом, когда поднос оказался достаточно далеко от порога, скользнул в каюту.
Свейтлан спала. Шарик альвова огня, горевший в углу, освещал девушку, лежавшую на левом боку, как-то по-ребячески поджавшую согнутые руки и ноги. Волосы в слабом свете казались темней, чем днем. Легкие веснушки побледнели…
И спала она одетая. Опасалась его? Ульф вдруг с усмешкой подумал — один из ножей, что он сам ей дал, сейчас наверняка припрятан под мехами, на которых она лежит.
Поднос, одежда… его тут ждали. И это только раззадорило Ульфа.
Он сделал ещё один шаг, растянулся на досках рядом с собственной постелью. Того, что Свейтлан проснется раньше, чем это нужно, Ульф не опасался — та слишком устала.
У женщин, насмешливо подумал он, кончиком когтя осторожно отводя волосы с её щеки, разум и тело иногда пребывают в несогласии. Тело уже готово на все, поскольку у него те же желания, что и у зверей — а разум ещё упрямится. Не хочет смиряться, чего-то требует.
У Свейтлан, похоже, та же беда. Её тело уже согласно. Как запах, так и гривна, остававшаяся прохладной после его прикосновений, это подтверждали. А вот душа Свейтлан упрямилась…
Хотя бывают, конечно, и такие девицы, у кого разум и тело желают одного, как у зверей, мелькнуло у него. Но зачем утруждаться, оставаясь человеком — если та, что рядом, мыслит по-звериному?
С этой стороны Свейтлан ему подходила, вот только разногласия между разумом и телом у неё были уж слишком велики. И клыки её заметно пугали — хоть этот страх и не доходил до яростного отвращения.
Ульф неслышно фыркнул. Губы Свейтлан были уже рядом. Ну, пусть сначала почувствует его поцелуй — а уж потом проснется и повозмущается.
Он коснулся её губ медленно, осторожно. Надавил языком, раздвигая. Потом нажал подушечкой пальца на подбородок, заставив ещё шире открыть рот…
И тут потерял голову. Хоть и принял решение подождать до завтра, поскольку она пока не была готова смириться с тем, что попала сюда. Но одна рука, словно сама по себе, облапила Свейтлан сверху, вторая подлезла ей под бок.
А следом навалились ощущения. Запах. Мягкость под его руками. Пряди волос, в которые он запустил пальцы.
И тихое, мерное дыхание, сквозь которое пробивался стук сердца — слух оборотня был достаточно острым, чтобы его уловить.
Что забавно, ему понравился даже ритм, который её сердце выводило. Завораживающий. Успокаивающий. Правда, потом он участился…
Света проснулась от того, что её кто-то целовал. Довольно-таки нагло обняв — и даже немного завалив на себя.
Ульф все-таки пришел, спросонья подумала она. И несколько мгновений, прежде чем поступить как следовало, лежала неподвижно, плавая в полудреме, смешанной с удовольствием.
После двух дней на ногах, одного в своем мире, второго в чужом, сознание было затуманенным. Сонным. А рот Ульфа горячим, и ласка его языка на удивление нежной. Один из клыков упирался в её нижнюю губу, но ощущение оказалось совсем не болезненным, скорее наоборот.
А вот возьмет да и сдвинет челюсти, уже вполне ясно подумала Света. Вот тогда и будет больненько.
Ей вдруг стало страшно. Настолько, что она замерла, боясь пошевелиться. Решила — пусть сначала закончит целовать, тогда уж и…
А то как бы за губу не цапнул.
То, что девушка очнулась, Ульф понял по её дыханию. Ожидал, что она упрется ему в грудь руками, задергается, пытаясь оттолкнуть.
Но Свейтлан лежала, нехорошо окаменев. Слишком тихо лежала — хотя сердце стучало испуганно, взахлеб…
И он, оторвавшись от её рта, но так и не разжав рук, выдохнул: