Сигвард торопливо шагнул в сторону, уступая место у правила ярлу. Ульф поспешно бросил:
— Хради хаумархс фъёлди!
И драккар качнулся. Днище, севшее на скалы, заскрипело ещё сильней, чем прежде — но водная прядь, магия темных альвов, вделанная в корпус и послушная словам Ульфа, толкнула корабль вперед.
Вперед, на глубокую воду…
Оборотень ощутил ладонью дрожь правила — водные струи били по рулевой лопасти, спрятанной под волнами, показывая и подсказывая, где под водой скалы опускаются пониже. Чуть отжал правило влево.
И, содрогаясь от носа до кормы, издавая страшный скрежет, «Черный волк» пополз по горящим волнам.
Над морем тут же прокатился неживой рев — от оставшегося сзади струга огненных прилетела струя белого пламени.
Резной деревянный дракон на корме драккара, скаливший зубы в сторону врагов, в ответ выпустил два крыла черного мрака, обнявших корпус почти до середины.
А дальше, до самого носа, по правому борту уже выстроились люди, вскинув над планширем щиты — в два ряда, один над другим. Белая струя, отраженная крыльями, растеклась по ним, осыпав палубу искрами. И расплылась по волнам. Из-за правого борта тут же выметнулись клубы дыма, едко запахло.
Драккар снова качнуло — уже в последний раз. «Черный волк» наконец-то выбрался туда, где кончались подводные скалы, тянувшиеся от береговой линии в море. Рванулся вперед, подгоняемый водной прядью…
Ульф тут же молча заложил правило влево — на полном ходу уводя драккар на правый разворот. Стиснул локоть Свейтлан, чтобы та не упала, когда корабль качнется влево, после слишком резкого поворота.
По палубе уже бегали его люди, накладывая белые лоскуты на ожоги тех, кого задело сильнее прочих. Торопливо утаскивали вниз обожженных, которые не могли встать сами.
Мертвых, хвала богам, в этот раз вроде бы нет, подумал Ульф. Иначе ему уже сказали бы. Вовремя Свейтлан прогулялась от люка до кормы — случись это чуть позже, он сейчас считал бы погибших…
Но раненых — треть хирда.
Тела огненных, оставшиеся на драккаре, повыкидывали за борт, подцепив баграми, чтобы невзначай их не коснуться. Света, увидев это, дернулась.
— Это враги, — проворчал Ульф, придержав её за локоть. — Тебя они не пожалели бы. Постой пока рядом со мной, Свейтлан. О том, что случилось, поговорим потом. И дай мне руку — ту, что с ожогом.
Он отпустил её локоть, не убирая одной ладони с правила, задрал свою кольчугу с одного бока, добираясь до пояса, застегнутого поверх рубахи. Отыскал одну из узорчатых блях, украшавших кожаный ремень — и вытащил прижатую ею крохотную скатку. Достал, встряхнул.
По морскому ветерку развернулся лоскут чисто-белой, полупрозрачной ткани.
— Эта тряпка заговорена светлыми альвами, — пояснил он, глядя в лицо Свейтлан, глаза которой сейчас подозрительно блестели — а губы кривились. — Лечит. А ещё унимает боль. При нужде останавливает кровь. Руку?
Света, стоя рядом, сморгнула слезы и вскинула перед собой обожженное предплечье. Теперь, когда бой вроде бы закончился, боль вернулась, став даже сильней, чем прежде. Руку нестерпимо жгло…
Ульф быстрым движением, которого она даже не успела уловить, налепил белый лоскут на кожу пониже локтя, где уже налился желтовато-серый волдырь. Велел хрипло:
— По краям растянешь сама. Прижми к коже, и оно прилипнет. С этой штукой все пройдет быстро, даже шрама не останется. Ты ведь поймала только одну стрелу огненных?
Света кивнула. Подумала — значит, вот как это называется. Стрелы огненных.
Хрипевшего рядом воина с обгоревшей шеей уже уводили к люку. Шлем с него сняли, горло и подбородок покрыли точно такими же белыми лоскутами. Густо, внахлест.
Ещё один человек из команды корабля, стоя рядом, прилепил лоскуты на обе ладони. Но не ушел.
Света, покосившись на него, переложила нож в ладонь обожженной руки. Морщась, начала натягивать ткань по бокам, стараясь прикрыть края ожога.
Боль и впрямь стала меньше, причем почти сразу же.
— Держи нож покрепче, — вдруг приказал Ульф, не глядя на неё. — Что он значит для тебя, разберемся потом. И встань у меня за спиной, чтобы не задело ненароком стрелами огненных.
Она посмотрела в ту же сторону, куда уставился оборотень — но он дернул её за зеленую рубаху, подтаскивая к себе и запихивая за спину. Света покачнулась, схватилась здоровой рукой за широкое плечо, по которому рядами шли бляхи.
И решила, что вот теперь самое время постоять в уголке.
«Черный волк» на полном ходу приближался к паре черных стругов. К тому, что налетел на скалы, подошел третий корабль огненных, до этого державшийся в стороне. Там звучали неясные выкрики, сквозь которые пробивались резкие, отрывистые свистки…
— Пытаются снять с мели, — пробормотал вдруг Ульф
И Света поняла, что это было сказано для неё. А следом оборотень рявкнул:
— Щиты на нос! Прикрыть правый борт!
Его люди, уже очистившие палубу и от раненых, и от тел огненных, опять выстроились со щитами у планширя.
«Черный волк» прошелся рядом с черными кораблями на полном ходу. Оттуда одна за другой прилетели три струи белого пламени. Над палубой, чуть пониже поперечной реи на мачте, тут же раскинулось тонкое, колышущееся черное облако. Распустились темные крылья от столба на корме, люди вскинули щиты…
А потом Ульф крикнул:
— Верк фатн!
И изумленная Света увидела, как резная голова неведомого зверя, укрепленная на носу, повернулась в сторону пары черных кораблей. Выплюнула струю мрака…
Там завопили, и нос одного из кораблей оплыл, став бесформенным.
— Вот и все, — негромко сказал Ульф.
И опять для неё, как поняла Света.
— За нами они уже не погонятся. К берегам Эрхейма тоже не поплывут — им теперь надо убраться к себе. Все три струга не на ходу. Пару я повредил, ещё один сел на скалы.
Он проговорил это быстро, не оборачиваясь к ней. А потом уже громко бросил:
— Викар! Прими правило!
К оборотню кинулся один из людей, стоявших на палубе. Принял рукоять из его рук.
— Поворачивай корабль на прежний курс, — сказал Ульф, убирая ладонь с деревянной рукояти. — Но не спеша, чтобы раненых не кинуло на переборки. И держись при повороте открытого моря. Чем дальше мы будем от стругов огненных, тем лучше.
Затем Ульф обернулся к Свете, взял её за локоть здоровой руки. Выдохнул, глядя янтарными глазами сквозь прорези в личине:
— Мне нельзя покидать палубу… но нам надо поговорить. Отойдем в сторону.
Он не спросил, а приказал — и Света пошла за ним, косясь на серовато-молочную шерсть, выбивавшуюся из-под шлема, покрывавшую шею до самого ворота кольчуги. Сзади, над хребтом, окрас оказался темней, чем на горле. И куда-то исчез хвост из длинных, до лопаток, волос…
С десяток человек, задержавшихся наверху, стояли на носу. Остальные исчезли в люке. Черные струги за кормой уменьшались. Палуба под ногами опять едва заметно накренилась — корабль разворачивался.
Ветер разбирал волосы Светы на пряди, грязные, какие-то закопченные.
Интересно, как они тут моются, вдруг стрельнула у неё мысль — но тут же погасла, потому что Ульф, подойдя к борту, развернулся к ней. Разжал пальцы, державшие её локоть.
Хотя нет, не пальцы. Света проводила взглядом крючковатую ладонь, соскользнувшую с её руки. Густо поросшую все той же шерстью, с сероватыми когтями.
— Тебе будет трудно разговаривать со мной? — вдруг спросил Ульф. — Сейчас, когда я в волчьем облике?
И Света поняла, что оборотень заметил, куда она смотрела. Вдруг подумала — возможно, по лицу у неё даже проскочила гримаса отвращения…
Но с этим Света уже ничего не могла поделать. Да и потом, разве она не сама хотела, чтобы Ульф не так настойчиво шел к своей цели? Может, хоть это его остановит.
Света мотнула головой, отчаянно пытаясь припомнить, кривила ли она губы, когда смотрела на его ладонь. Вроде бы нет.
— Дай мне нож, — тихо сказал оборотень. — Моя волчья ипостась чует и ощущает больше, чем человечья.
Это прозвучало как извинение за то, что он не возвращает гривну на место. Или как объяснение?
Света немного неловко протянула ему рукоять. Оборотень взял нож, осмотрел его. Даже понюхал, поднеся к личине шлема. Поколупал когтем деревянные спинки рукояти, оплетенные тонким кожаным ремешком.
Нож как нож, хмуро размышлял Ульф. Но Свейтлан его держала так…
Словно от него что-то зависело. И стрелы огненных, пока её пальцы сжимали рукоять, от девушки отскакивали, он сам это видел.
Хотя на руке все-таки остался ожог…
— Когда тебя задело стрелой, ты держала нож? — спросил он, разглядывая её лицо, сейчас покрытое серыми полосками копоти.
Она помотала головой. Ульф протянул ей клинок, взяв за лезвие.
— Возьми его так, как держала.
Света приняла нож, внезапно показавшийся ей тяжелым. Наверно, от волнения. Опять стиснула рукоять ладонями…
Ульф вдруг перехватил её запястья, выдохнул:
— Сейчас просто подчиняйся мне. Я не сделаю тебе больно.
Она кивнула, и Ульф, прихватив лезвие и мягко отведя в сторону её левую ладонь, лежавшую сверху, начал по одному разжимать пальцы правой. Когда на рукояти остался только указательный, перекатил нож, не отрывая его от тонкой девичьей ладони…
Собственно, мысль об этом пришла Ульфу в голову ещё тогда, когда он разглядывал клинок. И если его догадка верна, то старая Ауг, похоже, кое о чем умолчала, пообещав ему невесту.
А может, она и сама не знала об этом, вдруг мелькнуло у него. Иногда старое колдовство достается людям, которые его используют, ничего в нем не смысля…
На середине рукояти, там, где кожаная оплетка немного расходилась, в темном дереве была глубоко прорезана черта. С двумя заостренными крюками на концах, смотревшими в разные стороны.
Руна Эйваз, которую волки называли Ихвар. Руна щита. Её иногда вырезали на оружии…
Но никогда ещё эта руна не действовала вот так прямо и открыто — как щит, оберегающий человека, державшего нож. Клинок принадлежал