– Неужели ИХ напугал Сережкин крик?!
Вован шумно выдохнул и уважительно покосился на сидевшего рядом с ним Орлова. Подумал и буркнул:
– Ну… ТАК орать… У бедняг, наверно, эти… как их… – ага! – барабанные перепонки полопались…
И шарахнулся в сторону: словно опровергая его слова, в мой бок ткнулся влажный холодный нос волка.
Серега мгновенно пришел в себя и с проклятиями откатился от меня подальше. Лена испуганно взвизгнула. Вован глухо выругался и снова схватился за нож. Я протестующе поднял руку:
– Это Гор, не бойтесь!
Кузнецов недоверчиво взглянул на запаленно, часто-часто ходившие бока зверя, и неохотно согласился:
– Ага, понял. Твой волк. То есть – пес. Который почти домашний.
Лена пробормотала:
– Думаю, он и отогнал. Тех. Других.
Вован опять кротко согласился:
– Ну да – он. Не этот же суслик. – И кивнул на испуганного Серегу.
Я заметил, что глаза Гора как-то странно блеснули. То ли насмешку я в них рассмотрел, то ли невольное уважение.
В голове мелькнула неясная мысль, что летом волки обычно в стаи не собираются. И на людей не набрасываются, я где-то об этом читал.
Но я слишком устал, чтобы спокойно думать об этом.
Мы постепенно приходили в себя. Присутствие СВОЕГО волка как-то успокаивало.
Даже Лилька больше не смотрела так обреченно. Она пришла в себя и начала снова устраиваться на ночь. Подгребала под голову какую-то труху из травы, прошлогодних листьев и сухих иголок. Мы тоже легли.
Лишь Витек Казанцев все не мог отойти от недавнего страха и посматривал на волка с явной неприязнью. Но Гор улегся рядом со мной и больше не напоминал о себе ни звуком. А вскоре его ровное дыхание показало нам: он уснул.
Орлов завистливо пробормотал:
– Счастливый! А у меня, сэры, сна – ни в одном глазу. Устал как собака, а вот вырубиться – никак.
На крошечный островок вновь опустилась тишина. Болото казалось странно живым: оно шевелилось и дышало совсем рядом с нами. И окончательно лишало нас сна.
Незнакомые звуки заставляли вздрагивать, будили воображение. Наш остров окончательно затерялся в огромном, враждебном мире – и в ночи! – и мы чувствовали себя здесь словно в клетке.
Завтрашний день пугал. У нас перехватывало дыхание, мы боялись вообще не вернуться домой. Город, школа, уютные квартиры, чистые, пустующие сейчас постели, несчастные наши родители, не подозревающие ничего плохого, – все казалось не более реальным, чем сказочная страна Оз. И страшно далеким.
Когда Витек взял гитару, мы вздохнули с облегчением.
Мягкие серебристые звуки ненавязчиво вторгались в сознание. Органично вплетались в ночь и скоро заслонили собою все. Холодные колючие звезды приблизились и пылали теперь над самыми нашими лицами. Ночной воздух стал странно свежим, исчезли куда-то отвратительные миазмы окружавшего нас болота.
Мелодия становилась все более легкой, завораживающей. Хрустальный поток подхватил меня и понес, а вокруг падали мохнатыми осенними хризантемами звезды…
Глава 14Гибель гитары
Разбудил меня сильный толчок в бок и странное поскуливание. Я с трудом открыл глаза и изумленно уставился на Гора. Но через минуту понял: скулил не он.
Гор крепко спал, даже слегка похрапывал. Дернувшаяся на моих глазах широченная лапа снова съездила меня по ребрам, и я невольно хмыкнул: волк и во сне куда-то бежал.
Я немного отодвинулся и тревожно приподнял голову: непонятное поскуливание не прекращалось ни на секунду.
Я бросил тревожный взгляд на спавшую рядом Лену и улыбнулся: свернуться в более плотный клубок попросту невозможно. Правда, увидев Серегу, я понял, что явно поторопился с выводами: Орлов грел замерзшие уши собственными коленями.
Вован вольно раскинулся чуть в стороне. Где-то под мышкой у него пряталась Лилька. Я ее заметил только из-за светлых волос. Они нереальным, светящимся облаком укутали широченную грудь Кузнецова. Я зашарил глазами по траве и окончательно проснулся: Витька не было!
Я испуганно сел. Осмотрелся уже осознанно, но это ничего не изменило – Казанцев исчез. А ведь вечером он улегся между Серегой и Вованом. Как я понял, для тепла. Ну, и спасаясь от Гора.
Я протянул было руку, собираясь растолкать Серегу, и ошеломленно замер: поскуливание перешло в тоскливое, какое-то замороженное подвывание. У меня лопатки свело от этого звука. И заныли вдруг зубы.
Серега сладко причмокнул во сне, натянул на голову куртку, и я пожалел его будить. Отыскал взглядом свой шест, подхватил его и осторожно пошел на скулеж.
«В конце концов, островок крохотный, – угрюмо думал я, – заорать я всегда успею. Для начала осмотрюсь. Может, Казанцев не мог заснуть после игры на гитаре? Отошел от нас подальше, нечаянно вырубился где-то под кустом, а теперь его кошмары мучают?»
Еще не рассвело, я внимательно смотрел по сторонам и под ноги и только поэтому не споткнулся о Витька. И ошеломленно замер, не веря собственным глазам: он стоял на коленях, медленно раскачивался из стороны в сторону и выл.
Мне стало не по себе. Я осторожно обошел Казанцева. Увидел его лицо и отшатнулся.
Лицо сумасшедшего!
Вытаращенные, абсолютно неподвижные глаза; перекошенный в бесконечном вопле рот; бледная, будто светящаяся кожа, капли крупного пота на висках и мерное, как в кошмарном сне, покачивание…
Горло перехватило, я с трудом просипел:
– Что случилось?!
Но Казанцев не слышал.
Заунывный, на одной ноте вой сводил с ума. Я вспомнил о спавших поблизости девчонках – так и заиками стать недолго! – и затряс Казанцева за плечи:
– Да очнись же! Тебе просто приснился дурной сон! Понимаешь? Дурной сон!
Витек на мой крик не отреагировал, у него даже зрачки не дрогнули. Он по-прежнему смотрел куда-то за мою спину и монотонно выводил:
– А-а-а…
Я изо всех сил шлепнул его по щеке и тут же отскочил в сторону. На всякий случай. Я не удивился бы, вцепись Казанцев мне в щиколотку зубами. Уж очень дико выглядели его глаза! Как у загнанного зверя.
Старался я не зря: вой наконец прервался. Витек поднял дрожащую руку и довольно внятно простонал:
– Т-т-там!
Но я не обернулся. Потрясенно смотрел на руку друга детства и одноклассника и в очередной раз не верил своим глазам.
Не хотел верить!
Так было бы правильнее сказать.
В его грязной руке был зажат обкусанный кусок хлеба. Того самого черного хлеба, что Вован при всех спрятал в карман и определил нам на завтрак.
Я вырвал его у Витька и осторожно поднес к носу: остро пахну́ло салом. Мой рот мгновенно наполнился слюной, скулы свело, и я с огромным трудом заставил себя сунуть ломоть в карман.
И вновь ожесточенно затряс Витька, почти с ненавистью всматриваясь в бледное запрокинутое лицо:
– А сало сожрал, скотина?! Сожрал?! Как ты мог, а?! С нами же девчонки! Нам еще из болота выбираться!!!
Но Казанцев меня по-прежнему не слышал. Трясущийся палец все так же указывал куда-то за мою спину, из разинутого рта длинной струйкой бежала слюна. Глаза его были абсолютно круглыми и казались какими-то пустыми.
Я брезгливо отстранился и обернулся. И едва не заорал сам.
Небо на востоке посветлело, и спустившийся на болото плотный туман словно светился. Странно комковатый, он колыхался перед нашими лицами, вязкий, как кисель. Рваные лохмотья тумана перебирал легкий утренний ветер, зловещие фигуры то складывались, то распадались на наших глазах на отдельные клочья.
Лишь одно изображение держалось стабильно, и именно оно вгоняло в дрожь – чудовищных размеров, но почти человеческое лицо.
Меня передернуло: огромные глаза, казалось, внимательнейшим образом рассматривали нас. Белесые, невероятно живые, с пронзительными, слегка мерцающими зрачками. Тонкогубый рот кривился в язвительной, все понимающей усмешке. Поразительно острые зубы хищно поблескивали.
С острова снова потянуло ветерком, и дикое изображение еще заметнее ожило. Длинный-предлинный язык плотоядно прошелся по нижней губе, и Витек застонал от страха.
Я едва отвел глаза от жуткого зрелища. Меня колотило. Вдоль позвоночника бежала струйка пота, ноги в коленях неприятно подрагивали, руки стали липкими и холодными.
Я зажмурился, медленно приходя в себя. Чувствовал я себя премерзко – купиться на примитивный мираж, жалкое порождение тумана!
Кретин!
Но гораздо большее отвращение мне внушал Витек. Может, потому, что еще пару дней тому назад я искренне считал его мировым парнем.
Я услышал короткий смешок – прекрасно знакомый! – и вздрогнул. В панике зашарил взглядом среди уродливого низкорослого кустарника, но Гора не увидел и обозлился еще больше.
«Представляю, что он теперь о нас думает! Наверняка и разбудил меня специально, чтобы я Витька на горячем застукал. А если еще и монстр из тумана – его рук дело, здорово же Гор повеселился…»
Я стиснул кулаки: да уж, этого похода мне до самой смерти не забыть!
Я бесцеремонно развернул перепуганного Казанцева спиной к монстру, лицом к смутно вырисовывавшимся в тумане деревьям. Потом брезгливо пнул его чуть пониже спины. Придержал за шиворот, чтобы он не упал, и яростно прошипел:
– Ты мне зубы не заговаривай и туманом не отвлекай! Говори лучше, гад лопоухий: сало съел или нет?
Витек икнул. Потаращился на надежную, усыпанную сухими иглами землю и снова икнул. Наконец поднял на меня затравленный взгляд.
Я в сердцах дал ему затрещину.
– Ну?!
– Съел… – покорно прошелестел он.
Я ахнул, ноги мои подломились, и я осел на землю. Посмотрел на низко склоненную голову Казанцева и тупо спросил:
– Зачем?
Витек равнодушно пробормотал:
– Есть хотел…
– А другие не хотят?! – с силой выдохнул я.
Казанцев как-то отстраненно заметил:
– На всех этого куска не хватило бы. А так – хоть один наелся…
Я задохнулся от негодования и долго ловил воздух широко раскрытым ртом. Потом удивленно прошептал: