– Обязан – значит, вытащим. Не переживай. Вряд ли с ними что-то за пару дней случится. Мир не без добрых людей. А хотели бы убить – могли ещё в деревне всех запереть в свинарнике да сжечь.
– Умеешь ты приободрить, – вздохнул Женька. – Слов нет, как нам с Денисом полегчало.
– А нечего раскисать! – отрезал Батька. – Поставил задачу – работай и не жалуйся!
– Есть! – хмуро ответил маг. На душе у него скребли кошки. Впервые за всё долгое путешествие домой его подопечные оказались без него среди врагов и без малейшего шанса быстро и легко это исправить. Таким беспомощным он себя ещё не чувствовал.
Кузьмич, Галина, Данила и Настя оказались в куда худшем положении, чем их товарищи. Когда в избы ворвались первые немцы и пинками и затрещинами погнали жителей деревни на улицу, никто из них даже не успел сообразить, что происходит. Вместе с другими жителями деревни их выгнали на улицу несколько десятков крайне раздражённых немцев с карабинами.
Протяжно голосили какие-то женщины. В одном из домов несколько раз грохнули выстрелы. Кроме немца из того дома никто не вышел. Над толпой повисло гробовое молчание.
Всякое сопротивление прекратилось. Слышались только подавленные всхлипывания. Селян сгоняли в одну большую толпу возле грузовиков. Кузьмич и Данила постарались задвинуть Лемурку и Галину вглубь рядов. Низенькая Лемурка за спинами других людей совершенно потерялась, а вот Галина возвышалась над толпой угрюмым изваянием.
– Внимание! – на довольно внятном русском языке начал речь немецкий офицер. Ни Кузьмич, ни Данила его знаков различия не знали, но сама его манера речи выдавала в нём достаточно высокого командира.
– Великий рейх ведёт бескомпромиссную борьбу с жидами и коммунистами за свободу и процветание всех народов! Ваша деревня обвиняется в пособничестве бандитам в их действиях против Рейха и Фюрера. В наказание за это она будет уничтожена. Вы сможете искупить свой проступок трудом на благо Рейха. Сопротивление наказывается расстрелом! Подчиняйтесь, и вы сможете заслужить прощение! – говорить долго фашист не собирался. Он ещё не успел окончить свою короткую речь, а несколько огнемётчиков уже деловито поджигали дома.
Под стволами пулемётов на броневиках и дулами винтовок подавленные селяне молча садились в грузовики. Один броневик плюнул дымом и пошёл вперёд, за ним, один за другим, потянулись грузовики. Второй броневик замкнул колонну. Машины по зимней дороге еле ползли. О побеге среди заснеженной равнины и речи быть не могло. Пленникам оставалось только переговариваться вполголоса, чтобы хоть как-то отпустил страх.
– Как ты думаешь, – спросила Лемурка у Данилы. – Женька с Денисом нас отыщут?
– Разумеется, – ответил тот. – Кирилла и Валерку я на улице не видел. Будем надеяться, они в лесу отсиделись и нашим бездельникам всё расскажут.
– А если нет?
– А если нет – Женьке и Денису придётся немного попотеть, только и всего. Успокойся. Если сразу не убили, несколько дней мы всяко протянем. А потом нас вытащат.
– Несколько дней?
– Ну, смотри, – терпеливо сказал Данила. – Сегодня днём, или, может быть, вечером, они придут в деревню. Никого там не найдут. Потом им понадобится какое-то время, чтобы найти, куда нас увезли. Скорей всего, идти они будут ночью, чтобы не заметили и не спросили лишнего, так что пара дней пройдёт точно. Это если нас дальше города не повезут.
– А с чего ты взял, что нас в город везут? – спросила Галина.
– В Бобруйске один из самых больших трудовых лагерей должен быть, – ответил ей Кузьмич, – Немцы там аэродром строили и ещё что-то. Я читал как-то, они вроде несколько тысяч поляков на работы пригнали. Нас тоже, наверное, туда определят.
– И что нам делать? – спросила Лемурка. – Я боюсь!
– Ничего, – усмехнулся Кузьмич. – Сиди тихо, не высовывайся, держись рядом. Несколько дней можно и потерпеть.
– Ты спокойно так об этом говоришь…
– Верно Кузьмич говорит, успокойся, – сказала Галина. – Мы будем сидеть тихо, и нас вытащат. Потому что, если не вытащат, я сама оттуда выберусь, и такого им вломлю…
Остаток дороги прошёл в подавленном молчании. Прибытие для пленников слилось в какой-то беспросветный мутный кошмар. Пленных выгнали из машин и выстроили шеренгами на плацу перед какими-то бараками. Из провалов окон смотрели на плац горящие взоры худых мертвенно бледных людей. Казалось, что на лицах не осталось ничего – только эти глаза.
Какие-то другие люди, кажется, местные начальники бараков, говорили длинные, бессмысленные речи о подчинении и труде на благо рейха, вслед за чем новичков разогнали по нескольким облупленным строениям в стороне от главных корпусов.
Чуть позже доставили новых пленников. Немцы зачистили сразу несколько малонаселённых деревень в стороне от города. Говорили новые пленники мало и неохотно.
Загребали всех, кто мог хотя бы ходить – детей, женщин, стариков. Исключение делали только для лежачих – убивали на месте. В бараке ни Кузьмич, ни Данила не сумели найти старожилов, хотя отправились расспрашивать людей чуть ли не сразу. Дольше одного дня никто в этом бараке не сидел. И, судя по всему, ожидалось ещё как минимум одно пополнение.
К вечеру обитателей барака должны были куда-то определить. Как и куда именно – неизвестно. Чаще всего поминали карантин, только медицинским осмотром даже не пахло. Людей набивали в здания как сельдей в бочки. Стёкол в окнах бараков не было, только проволочная решётка, но внутри было душно из-за тесноты.
К вечеру людей ещё прибавилось. Всё новые и новые группы пленников, кто на машинах, кто длинными пешими колоннами, входили на огороженную территорию под конвоем угрюмых солдат.
Барак, в котором оказались Данила, Кузьмич, Галина и Лемурка, почему-то заполняли не так плотно, как все остальные. К его населению добавили всего несколько десятков человек вразнобой из нескольких деревень.
Ночь прошла в тяжёлом ожидании. Утром всех разбудили, чтобы покормить миской жидкой баланды. В чуть мутноватой воде одиноко плавали разваренные ошмётки мёрзлых овощей. Лемурка эту едва тёплую бурду есть не смогла. Даже не притронулась, сколько остальные не уговаривали.
Сквозь разбитые окна тянуло гарью. Из бараков на другой стороне лагеря несколько раз конвоиры уводили длинные колонны измождённых людей в грязных армейских гимнастёрках.
Под вечер у Лемурки началась истерика. Успокоить её получилось далеко не сразу, да и то, скорей потому, что обессиленная девушка забылась тяжёлым, больше похожим на обморок, сном.
– Интересно, чем там заняты эти раздолбаи? – Данила мрачно смотрел на унылый, заметённый снегом плац в зарешёченное окно. – Как по мне, так им уже давно пора вытащить нас отсюда.
– Боюсь, чем угодно, – вздохнул Кузьмич. – Но вряд ли тем, чего хочется нам.
– Лучше бы им появиться, – сказал Данила. – А то Лемурка тут за неделю крышей поедет. И я, наверное, тоже. Съездили на игрушку, блин. Когда всё это закончится – я год никуда ездить не буду!
– Знаете, – Кирилл устало привалился спиной к дереву и хватал воздух ртом, – когда это всё закончится, я, кажется, год никуда ездить не буду. Поселюсь где-нибудь в Крыму, где тепло, и чтобы дальше, чем за пивом – вообще не ходить!
Партизанский отряд остановился на привал – немного перевести дух. Оставалось совсем немного – полкилометра, правда, всё по такому же непролазному снегу. В темноте зимней ночи даже на лыжах идти быстро получалось только потому, что Женька с Денисом наложили какое-то своё заклинание на бойцов. Предварительно маги добросовестно учинили паномиму с добавлением "капель для ночного зрения" в небольшое ведро с водой. Разумеется, капли эти они выдумали, но вот бойцам об этом знать совсем не требовалось. Главное, что руны легли как надо, и безлунная зимняя ночь помехой зрению не стала.
Настроение бойцов отряда изрядно повысилось. Теперь их шансы не казались призрачными. Драться пусть и с превосходящим противником, но при этом полуслепым – понятное любому преимущество.
– Интересно, сколько мы уже отшагали в сумме? – задумчиво спросил Валерка. Если километров по тридцать хотя бы в день, то это получается… Кир, сколько это получается?
– Много, – устало сказал тот. – Очень. А если по карте смотреть, куда нас заносило, то вообще какая-то невообразимая цифра выходит. Я без бутылки с хорошим коньяком это считать отказываюсь.
– И кто на техногенку мешал поехать? – пробормотал Валерка. – У мутантов броневик даже был. Реликтовая машина, они его из листового железа и старого запорожца собрали. Ездил бы на броневике…
– Спокойно, Валер, – Женька ухмыльнулся и хлопнул его по плечу. – Будет у нас броневик. Полугусеничный, улучшенной проходимости, с пулемётом MG-34. Даже целых два. А не хочешь – там грузовиков опелевских в ассортименте. Выбирай – не хочу!
– А танка не будет? – спросил Валерка.
– А танк у нас и так есть, – встрял Денис в разговор. – Правда, он пока не ездит. Возьмём гарнизон – начнёт работать как часы. Ну, это если перед тем, как в порядок приводить, от грязи его мы с Женькой чистить будем, а не те два мазута руками ковырять.
– Лучше б у нас появилось средство ребят вытащить из той задницы, куда они попали, – сказал Валерка. – На танке в город не въедешь. То есть, может быть и въедешь, но долго не проездишь.
– Ничего, – успокоил его Денис. – В город мы не так въедем. Спокойно.
– Ну что, все готовы? – прервал разговор Женька. – Тогда я пошёл. Как пройду охрану – посигналю. Денис, Вилли, присмотрите тут за ними. И страхуйте, если что.
Маги согласно кивнули. Женька вздохнул, поправил рюкзак с магической книгой и побрёл к деревне по снегу. Где-то на первых шагах его силуэт уже размылся в зыбкую тень. Даже усиленное магами ночное зрение не могло взять эту маскировку. Видели его только Денис и Вилли, и то потому, что смотрели не глазами.
Сгусток магической силы, которым они видели Женьку под маскировкой, неспешно двигался по окраинам спящего села, замирал возле отдельных домов и снова приходил в движение. Каждый раз, когда он так замирал, магический фон чуть заметно пульсировал. А затем в стороне деревни блеснул свет.